Глава I природа сексуального насилия

1. Что об этом известно в криминологии

Криминологи неоднократно пытались выяснить причины изнасилований и других тяжких половых пре­ступлений. Если суммировать высказанные в разное время на этот счет суждения, то они, в основном, сводятся к следующим:

1) совершение изнасилований и убийств связано с упущениями в нравственно-подовом воспитании; не во всех учебных заведениях и трудовых коллективах уделяется должное внимание воспитанию культуры поведения и отношений, борьбе с проявлениями гру­ бости, цинизма, с распространением пьянства и дру­ гих негативных традиций проведения свободного времени;

2) специфическую роль играют примеры развязного сексуального поведения (например, совершение поло­ вых актов в присутствии детей; беспорядочная половая жизнь),/ распространение циничных взглядов на жен­ щину и отношения полов;

3. развращающее влияние старших по возрасту, безнадзорность подростков в период полового созре­вания оказывают исключительно отрицательное влия­ние на состояние половой преступности;

4. криминогенным фактором является распростра­нение представлений об «абсолютной половой свобо­де» как якобы атрибуте современной молодежи. Край­ний индивидуализм, стремление удовлетворить свои узкоэгоистические интересы, представление некоторых мужчин о себе как о существах, имеющих чуть ли не от природы какие-то преимущества перед женщинами, сведение отношений между полами к чисто физиологи­ческому акту. Подобные представления весьма живу­чи, обращены к самым низменным инстинктам и легко воспринимаются несознательной частью населения;

9

5. проблема изнасилований и убийств на сексуаль­ной почве тесно переплетается с проблемой кримино­генной роли потребления спиртных напитков, его влияния на область половых отношений. (Эта схема подкупает своей простотой и доступностью: выпил — изнасиловал или убил, нахулиганил. Никаких особых изысканий тогда не нужно, правда, одно неясно: ведь выпивают миллионы, а насилует, убивает и т. д.— зна­чительное меньшинство);

6. при совершении изнасилований и даже убийств на сексуальной почве виновные руководствуются прежде всего хулиганскими побуждениями. Это якобы подтвер­ждается тем фактом, что свыше 70% этих преступлений совершаются хулиганствующими группами несовер­шеннолетних, Происходит это потому, что побужда­ющим фактором к совершению, например, изнасилова­ний выступает в большинстве случаев бахвальство, стремление показать себя взрослым перед товарищами, ложно понимаемый героизм. Сильны при этом и моме­нты внушаемости, подражания, любопытства;

7. легкомысленное поведение потерпевших от поло­вых преступлений, создавшее у преступников мнение о «естественности» их притязаний на интимную бли­зость или обусловившее благоприятную обстановку для реализации этих притязаний;

8. сексуальные убийства чаще всего связаны с рев­ностью и частнособственническими воззрениями на женщину, из чего можно сделать вывод, что, когда женщина убивает мужчину, она тоже смотрит на него частнособственническими глазами. А вообще сексуаль­ные убийства привлекали к себе мало внимания в силу неразвитости криминальной психологии, без которой невозможно объяснить, почему подобные преступления совершают вполне преуспевающие люди, весьма недур­но адаптированные к существующей социальной систе­ме. Нелишне заметить здесь, что мотивы сексуального характера могут стимулировать совершение не только насильственных, но и костных преступлений — краж, хищений, взяточничества, а также разбоев и грабежей.

Оценивая перечисленные объяснительные конструк­ции, можно подумать, что действуют не живые насиль­ники, а некие роботы. Отсюда упрощенные, даже умо­зрительные объяснения, в которых фактически игнори­руется то чрезвычайно важное обстоятельство, что изнасилования, внешне справедливо расцениваемые

10

как грубые, циничные, даже разрушительные действия, тем не менее порождаются глубинными, тончайшими, часто психотравмирующими переживаниями и эмоци­ями, смысл которых по большей части не охватывает­ся сознанием личности. Виновные в изнасилованиях лишь в редких случаях способны внятно объяснить, почему они совершили такие действия, в чем смысл, значение этих действий для них. Понять, какую субъек­тивную задачу решает человек, совершающий такие и другие уголовнонаказуемые поступки,— долг иссле­дователя. Преступник же, поняв смысл этой задачи, тем самым овладевает и механизмами своего поведе­ния, может лучше управлять им. Именно в этом за­ключены огромные, но почти не тронутые предупреди­тельные в отношении изнасилований возможности.

Справедливости ради отметим, что изучение при­роды и причин половых преступлений отечественными юристами никогда не отличалось большой глубиной. Вот что писал, например, о подобных преступлениях известный русский дореволюционный (и «послерево­люционный») юрист С. В. Познышев: «Особую разно­видность импульсивных преступников составляют пре­ступники половые, изнасилователи и развратители подростков и малолетних. Это — субъекты, у которых существует сильная склонность к половым удовольст­виям, не ограничиваемая обычными у людей комплек­сами морального характера, а подчиняющаяся одним соображениям личной приятности и риска. В силу этих соображений они стараются обставить получение при­ятных ощущений полового характера такими услови­ями, при которых им не угрожали бы ни большой скандал, ни ответственность, но о моральной стороне своего поступка и о его социальной недопустимости они не думают... иногда преступления этих субъектов бывают очень тяжки, а иногда носят на себе печать не столько зверской жестокости, сколько не лишенной комизма половой распущенности».¹ Замечания эти не лишены точности, но им явно не хватает глубины.

С. В. Познышев анализирует следующий пример: крестьянин Московской губернии Иван Г., 55 лет, неграмотный, по профессии кузнец, на первый день Рождества в 1920 году, в отсутствие своей жены

¹ Познышев С. В. Криминальная психология. Преступные типы.—Л., 1926.—С. 151.

11

изнасиловал свою дочь Зинаиду, 14 лет: сбросив с нее одеяло и сорвав рубашку, он совершил с ней половой акт, несмотря на ее сопротивление. С этого времени и до лета 1922 года, угрожая ей избиением, он время от времени жил с ней. Дочь, страшно запуганная, долго скрывала поступки отца, но потом все рассказала властям.

Чем же объясняет автор изнасилование Г. собствен­ной дочери, поступок, кстати сказать, не очень редкий? Он обращается к истории жизни Ивана Г. и сообщает, что тот был сын трезвых родителей, которые отдали его с 9 лет в ученье по кузнечной части и по окончании его он в течение всей жизни работал кузнецом; с 18 лет стал сильно пить, при этом любил пояснять, что «мастеровое дело — известно, не выпьешь и работать нельзя». Груб, драчлив, раздражителен. Женился в 25 лет, до этого с женщинами связи не имел. После смерти жены (прожи­ли вместе 16 лет) женился во второй раз; во время вдовства имел с женщинами редкие половые связи «с кем попало». В последние годы замечает, что половое жела­ние у него есть, а половой силы нет. Признается, что раз, выпив 4 бутылки «ханжи, пристал к дочери». Изнасило­вание вообще и дочери в частности признает «неудоб­ным», ну а если бы «она согласилась, тогда другое дело». Старается уверить, что дочь на него наговорила. По мнению С. В. Познышева, Иван Г. представляет собой резко выраженный тип полового насильника.¹

Вот, собственно, и все комментарии по поводу данного преступления. Из них невозможно понять, почему это преступление произошло, и можно только строить самые различные предположения. С. В. По-знышев пытается проанализировать и несколько слу­чаев растления малолетних. Виновных в таких дей­ствиях автор называет сладострастными блудниками, «не доходящими до насильственного совершения акта совокупления, а ограничивающимися разными «блуд­ными» действиями». Например, рассказывается о не­коем Иване X., служившем сторожем при заводе; ко­торый зазывал к себе в будку девочек 9—11 лет, сажал их к себе на колени, вводил палец в их половые органы и показывал им свой член; аналогичные развратные действия совершал Ш., который под предлогом угоще­ния конфетами увел пятерых девочек на Ваганьковское

¹ См.: ПознышевС. В. Указ. работа.—С. 152.

12

кладбище; О., учитель музыки и пения в детском доме, который завлекал девочек 8—10 лет к себе домой и т. д. Обо всех виновных говорится, что они импульсивные личности, т. е. люди, действующие по первому побужде­нию, однако это мало что объясняет, поскольку подобное побуждение может вызвать самые разные поступки, в том числе благородные, о чем предостерегал еще Талейран.

Весьма ограниченными объяснительными возмож­ностями обладают и рассуждения С. В. Познышева по поводу того, что сексуальные преступники, хотя и не могут считаться вполне нормальными людьми, так как у них есть склонности к ненормальным поступкам, однако лишены признаков какого-либо определенного нервного или психического расстройства. Все эти рас­суждения вызывают серьезные возражения. Во-первых, здесь очень неубедительным выглядит положение о том, что названные преступники не вполне нормаль­ные в связи с их склонностью к ненормальным посту­пкам. Однако все (или почти все) преступления можно назвать ненормальными, т. е. выходящими за рамки социальной нормы. С этих позиций и карманный вор, и сексуальный убийца, и взяточник из муниципалитета одинаково ненормальны. Во-вторых, из текстов С. В. Познышева совсем не вытекает, что наличие нер­вного или психического расстройства было установле­но психиатром или невропатологом, а только они и имеют на это право. Очень важно здесь обратить внимание на то, что никакое психическое расстройство непосредственно и однозначно не приводит к преступ­лению, иначе все психически аномальные люди были бы преступниками. К тому же важно не только констатиро­вать психическую патологию, но и убедиться в том, что она «соучаствовала» в преступных действиях.

Более глубокие и обоснованные суждения от­носительно половых преступных посягательств вы­сказывал выдающийся отечественный психиатр П. Б. Ганнушкин. В великолепном очерке «Сладост­растие, жестокость и религия» он высказывает весьма интересные и нетривиальные мысли. П. Б. Ганнушкин считает, что три чувства, совершенно различные на первый взгляд,— злоба, сексуальная любовь и ре­лигиозное чувство — находятся друг к другу в боль­шой близости; когда возрастает их интенсивность и, в особенности, когда злость трансформируется в жестокость, в свирепость, сексуальная любовь

13

в сладострастие и религиозное чувство в фанатизм или в мистицизм, тогда эти три чувства совпадают или смешиваются без заметных границ. Религиозное поме­шательство очень часто связано с болезнями половых органов и в клинической картине этого помешательства галлюцинации сексуального характера, мастурбация и всякого рода сексуальные эксцессы занимают замет­ное и постоянное место. Известны случаи, когда религиозное помешательство совпадало с очень часты­ми поллюциями, или со временем полового созревания, или с началом месячных, или с их временной задержкой.

Живопись, скульптура и поэзия, современные ро­ман и драма часто касаются близости сексуального чувства и жестокости, считал П. Б. Ганнушкин. Зло, которое некоторые люди причиняют другим, вызывает у них чувство сладострастия, с другой стороны, не нужно рассматривать как психически больных или де­генератов всех тех, у кого сексуальные функции сопро­вождаются актами жестокости. Реализация сексуаль­ных функций часто сопровождается жестокостью даже у животных. Так, верблюд в период течки бывает очень злобен и всех кусает, даже самок; в Гамбургском зоо­парке самец кенгуру убил самку и детенышей во время вспышки полового возбуждения; кенар в подобных случаях часто разрушает собственное гнездо, разбива­ет яйца и убивает самку.

Сексуальное чувство, половой акт (копуляция) мо­гут сочетаться с жестокостью тремя способами: 1) же­стокость следует за копуляцией; последняя не дает удовлетворения и субъект прибегает к серии зверств над своей жертвой; 2) жестокость предшествует копуля­ции; в этом случае жестокость восстанавливает потен­цию, уже ослабленную или исчезнувшую; 3) копуляция не имеет места и она защищается жестокостью; это садизм в собственном смысле слова, где жестокость является эквивалентом половой любви. Меньшую часть составляют случаи, когда половое возбуждение вызывается не путем совершения поступков, принося­щих вред другим, но только при созерцании сцен жесто­кости и даже только при представлении подобных сцен.

Ссылаясь на ряд исследований, П. Б. Ганнушкин отмечал неограниченные возможности мужчины по от­ношению к женщине, которая ему отдается, сходство акта половой любви и акта кровавой жестокости, сходство, обусловленное борьбой за первый поцелуй,

14

борьбой за осквернение женщины кровью через раз­рушение ее эпидермиса, ее растление, сходство, обус­ловленное истинным или притворным сопротивлением женщины, наконец переживание победы мужчиной, унаследованное, может быть, с того времени, когда нападение и борьба предшествовали обладанию жен­щиной. Все это обусловливает некоторое сходство между сладострастием и жестокостью.

С приведенными соображениями можно не согла­шаться или соглашаться частично. Например, вызыва­ет некоторые сомнения утверждение по поводу неог­раниченных возможностей мужчины по отношению к женщине, которая ему отдается. Однако в целом здесь проявлено стремление показать всю сложность проблемы сексуального насилия, скрытый, глубинный характер факторов, вызывающих подобные поступки.

Результаты научных исследований убедительно по­казывают, что невозможно вскрыть внутренние причи­ны насильственного сексуального поведения с по­мощью только социологической информации, т. е. све­дений о том, когда и какие внешние факторы влияли на человека. Например, совершение половых актов в присутствии детей нельзя назвать веской причиной изнасилований. Такие факты в условиях сельского до­ма были всегда достаточно распространены. Они мо­гут порождать как циничное к ним отношение, так и равнодушие или отвращение, приводить к невротиче­ским расстройствам и т. д. К тому же, по имеющимся данным, число изнасилований в сельской местности не выше, чем в городах. Более того, есть основания пола­гать, что в городах оно выше, поскольку там выше уровень латентности.

Совсем неубедительно звучит утверждение, что при совершении изнасилований виновные прежде всего руко­водствуются хулиганскими побуждениями. По-видимо­му, настало время отказаться в науке от использования понятия «хулиганские побуждения» для объяснения все­го того, что непонятно исследователю, суду, следствию или другому причастному лицу. Мы возражаем также против того, что ненадлежащее, даже аморальное пове­дение потерпевших может выступать в качестве причин изнасилований. Такое поведение можно рассматривать лишь как условие, способствующее этим преступлениям.

Даже если представить себе человека, который был в детстве и юности свидетелем половых сношений,

15

слышал циничные высказывания в адрес женщин, испы­тал на себе «тлетворное» влияние буржуазной пропаган­ды, потребляет спиртные напитки, • который не был объектом направленного воспитания в учебных заведени­ях и трудовых коллективах и обычно «руководствуется» так называемыми хулиганскими побуждениями, ложно понимая героику, которого провоцировала женщина, все-таки остается совершенно непонятным, почему же он совершил именно изнасилование да и любое другое преступление. Легко можно представить себе тысячи людей, которые воспитывались в ненадлежащих услови­ях, обладают негативно оцениваемыми качествами или неправильно ведут себя, но тем не менее не совершают столь тяжких преступлений да и вообще никаких. Очевид­но, нужно установить истинные мотивы изнасилований и сексуальных убийств, понять, почему данный человек в данных обстоятельствах совершил данный поступок, а не какой-нибудь иной. Ведь любая жизненная ситуация содержит веер возможностей выхода из нее, что и являет­ся одним из наиболее существенных оснований ответст­венности, однако виновный выбирает только ту, которая носит противоправный характер. Поэтому поставленный выше вопрос можно сформулировать несколько иначе: почему он выбрал именно эту возможность? Сказать, что это происходит потому, что таков данный человек, значит, в сущности, не сказать ничего. Поэтому мы попытаемся вскрыть те внутренние, субъективные опреде­ляющие, которые приводят именно к изнасилованиям.

Вместе с тем ни в коем случае нельзя отрицать криминогенное значение недостатков в воспитатель­ной работе, в том числе в половом воспитании, роль пьянства, циничных примитивных взглядов на меж­половые отношения и других негативных явлений. Эти явления должны быть объектом предупредительного воздействия, но их следует адекватно оценивать, рас­сматривая не в качестве причин, а условий, способству­ющих совершению изнасилований.

Не следует игнорировать и то, что многие насиль­ники, действительно, рассматривают женщин как низ­шие существа, с желаниями которых можно не счи­таться и которые чуть ли не обязаны делать то, что пожелает данный мужчина. Немало и тех, кто сводит отношения полов к простым физиологическим актам. Не вызывает сомнений, что у насильников не сформи­ровано представление о ценности женщины, ее сво-

16

боде, достоинстве, половой неприкосновенности. Сами насильственные действия как раз об этом и свиде­тельствуют, да и сами насильники подчас не скрывают своего пренебрежительного, циничного отношения к ней. Но это не освобождает от обязанности понять, в силу каких психологических стимулов и механизмов подобные установки реализуются в изнасилованиях. Поэтому вновь можно поставить вопрос: почему дале­ко не все те, которые отводят женщинам столь унизи­тельную роль, которые выхолащивают из межполовых отношений чувства любви, симпатии, взаимного рас­положения, доверия, наконец, сексуального принятия и т. д., совершают столь тяжкие преступления?

Сказанное относится и к случаям совершения из­насилований лицами, чьи преступные действия связа­ны (в той или иной мере) с длительной сексуальной депривацией, т. е. невозможностью удовлетворения половой потребности в течение долгого времени. К ним в первую очередь относятся солдаты срочной службы и те, кто недавно демобилизован из армии, а также лица, освобожденные из мест лишения сво­боды. Изучение этого вопроса показало, что таких лиц среди насильников незначительная часть. Основную массу подобных преступлений совершают лица, кото­рые имели постоянную возможность удовлетворять половую потребность. Более того, как мы уже от­мечали, многие из них были женаты.

Аналогичные наблюдения сделаны и зарубежными исследователями. Так, X. Шрамм пишет, что почти ни один преступник не действует из сексуальной необ­ходимости. Все преступники, за некоторым исключени­ем, имеют сексуальные отношения с женщинами.¹

Мы полагаем, что регулярная половая жизнь же­натых мужчин отнюдь не гарантирует того, что они не, будут совершать изнасилований и сексуальных убийств. Более того, последние весьма вероятны в свя­зи с интимными трудностями, возникающими в сек­суальной жизни супружеской пары. Можно предполо­жить, что семейный фактор играет и другую крими­ногенную роль, но совершенно в ином аспекте, а именно: неприязненные внутрисемейные отношения, постоянные бытовые неурядицы, конфликты, скандалы

¹ См.: Schramm Н. Zur Кriminologil der Sехuаldelikte Minder-jahriger//Die Polizei.—-1965.—№ 1.—Р. 28.

17

способствуют взаимному сексуальному отчуждению супругов и как бы выталкивают мужа на улицу, ставя его перед необходимостью поиска новых объектов интимно го общения и новых (далеко не всегда правомерных) форм сексуальной близости. В других случаях постоянные скандалы заканчиваются насильственными действиями.

Однако и такая цепочка причинно-следственных за висимостей представляется некоторым упрощением чрезвычайно сложной проблемы связи сексуальны и иных отношений супругов и насильственных посяга тельств на половую неприкосновенность других жен щин или на жизнь своей жены. Эта схема все-таки имеет чисто описательный характер, ориентирована на внешне оцениваемую последовательность явлений 6с вскрытия их внутренней содержательной связи. К том же непонятно, почему лица, семейные отношения кот рых вполне благополучны, совершают такие тяжкие преступления. В этих случаях указанная связь может отсутствовать либо носить глубоко скрытый характер, особенно тогда, когда семейная ситуация насильника с со стороны выглядит достаточно благоприятной.

Можно предположить, что причины изнасилована связаны с субкультурой некоторых социальных групп. Наиболее криминогенны те сексуальные нормы, кот рые влекут за собой отсутствие духовной близости между сексуальными партнерами, пренебрежительное отношение к женщине и понуждение ее к интимной близости. Между тем сексуальные нормы, допускаю щие насилие, мало распространены. Имеющие крими ногенную значимость нормы о взаимоотношениях по лов чаще связаны с менее выраженными формами проявления неуважения к личности женщины.

Криминологическое значение может иметь тот факт, что сексуальная культура каких-то групп готовит почву для совершения изнасилования допущением, на пример, открытости интимных связей. Шаг в сторону применения насилия от нее короче, нежели от сексуаль ной субкультуры, налагающей табу на гласность в области интимных отношений. Однако следование нрав ственным предписаниям в одной социальной группе отнюдь не означает, что представители этой группы будут соблюдать да в контактах с представителями другой общности. Так, в Англии в XIX веке мужчины средних и высших слоев руководствовались господствовавшими там пуританскими правилами при общении

18

щинами того же круга, но могли игнорирован» моральные нормы, когда вступали в интимные контакты с представителышцами иных социальных слоев. Впрочем такое встречалось и встречается не только в Англии. Изнасилования во многих случаях являются вопло-щением в жизнь представлений о допустимости принуж-дения к интимной близости с женщиной, которая согла-силась распивать спиртные напитки наедине с мужчиной. В других ситуациях эти же мужчины не совершают посягательства на половую неприкосновенность женщи-ны. Этот пример показывает, что конкретная сексуаль-ная культура не носит тотального негативного харак-тера саждый ее представитель действует индивидуально. Другой важный момент: живучесть негативных сексуальных норм определяется не только социальной памятью, но и возможностью их реализации в поведении конкретного человека. Причем они сильнее закрепляют-ся тогда, когда основанное на них поведение позволяет достичь поставленных целей, а наказание за проявленное в той или иной форме неуважение к женщине не следует. Можно рассуждать и от обратного: если сексуальная культура допускает в каких-то интимных обстояте-льствах проявление мужчиной неуважения к женщине, то это может означать, что она же содержит нормы, прививающие женщине представление о допустимости такого отношения к ней. Более того, все другие лица, придерживающиеся той же субкультуры, рассматрива-ют такое сексуальное поведение как непорицаемое. Имея это в виду, изнасилование, совершаемое на почве совместного времяпрепровождения мужчины и женщи-

ны в иных ситуациях, можно рассматривать как использование виновным каких-то негативных сексуаль-ных представлений, присущих потерпевшей и ее бли-жайшему социальному окружению, или как его ошибку в первоначальной оценке сексуального кредо женщины. Этот уровень объяснения причин изнасилований — преимущественно социально-психологический, осно-

ванный на этических ориентациях и ценностях отдель-ных социальных групп. Эти группы, как можно предпо-ложить в значительной своей части неформальные и выделяются по различным параметрам, в том числе и по месту, которое они занимают в общественном производстве. Социально-психологический уровень до-статочно конструктивно объясняет совершение многих насильственных сексуальных посягательств, поэтому

19

преступники, как бы представляющие этот уровень, нами в дальнейшем выделяются в самостоятельный тип насильника со всеми присущими ему психологиче­скими чертами.

Однако только социально-психологическое объясне­ние причин изнасилований (как, по-видимому, и других сексуальных преступлений) не может, на наш взгляд, иметь всеобъемлющее значение, т. е. не способно рас­крыть причины всех таких преступлений, и в этом его недостаточность. Например, оно не может быть полным для понимания внезапных, «ночных» нападений на незна­комых женщин преклонного возраста. Отметим в этой связи, что сексуальные посягательства на малолетних девочек и женщин преклонного возраста порицаются всеми сексуальными субкультурами. В то же время не подлежит сомнению, что любой насильник придержива­ется каких-то взглядов в области сексуального поведения и является носителем определенных представлений из этой области, присущих его социальной группе.

Сексуальные действия в отношении детей и тем более их убийства почти всегда вызывают крайне нега­тивную реакцию со стороны других преступников. Многочисленные наблюдения показывают, что в ме­стах лишения свободы осужденные за названные пре­ступления постоянно унижаются и преследуются, их избивают и могут убить, издевательства над ними, как правило, принимают сексуальный характер. Они как бы отвергаются сообществом лишенных свободы, ста­новятся изгоями, низводятся на низшую ступень со­циальной лестницы. Поэтому администрация исправи­тельных учреждений иногда бывает вынуждена охра­нять таких лиц. Например, М., осужденный за изнасилование своей малолетней дочери, все время подвергался оскорблениям и побоям, ему не разреша­ли садиться за общий стол, дотрагиваться до ручек дверей и т. д. Администрация одной женской колоний имела все основания опасаться за жизнь одной пре­ступницы, осужденной за то, что она отрубила кисти рук двум детям (4 и 6 лет) своей соперницы.

Разумеется, самоуправные действия одних преступ­ников в отношении других не могут быть оправданы. Но очень непонятны и слишком мягкие приговоры подобным людям. Есть все основания считать, что смертная казнь всегда должна применяться в отноше­нии убийц детей, лиц, совершивших убийства за плату

20

или убийства с особой жестокостью, всех тех, кто убивает не в силу личной вражды или ненависти к кон­кретному человеку, а без страсти и эмоций, только потому, что перед ним живая жизнь.

В зарубежной криминологии существует ряд тео­рий, содержащих попытки объяснения изнасилований. Кратко изложим их основное содержание.

Символическая интеракционистская теория исхо­дит из того, что социальное взаимодействие осуществ­ляется с помощью знаков, символов, жестов, игры глаз и слов. Люди наблюдают друг за другом, интерпрети­руют действия другого и ведут себя соответственно; к этим реакциям можно причислить и изнасилования. Интеракционисты считают, что изнасилование — это способ выражения отношений и чувств, испытываемых мужчинами и женщинами друг к другу. Здесь упор делается на реакцию насильника на поведение жертвы, которая иногда выступает в роли «вдохновительницы» насилия. Она пускает в ход то, что можно было бы расценить как непристойность в словах и жестах или она ведет себя таким образом, что это рассматривает­ся как приглашение к половой связи.

При таком образе мышления в психологической окраске поведения потерпевших присутствует что-то, что отличает их от нежертв. Провоцирующие поступки женщин могут привести к сексуально опасной ситуации. Теория «провоцирующей жертвы» опирается, в основ­ном, на позицию насильника, которая выражается обы­чно в таких словах: «она попросила об этом», «она недостаточно сильно сопротивлялась», «ее поведение было провоцирующим», «она изменила свое решение слишком поздно» и т. д. Названная теория превращает подобные рационалистические объяснения насильников в причинное объяснение актов насилия. Сторонники этой теории полагают, что недвусмысленное выражение жертвой ее нежелания сразу бы остановило насильника.

Однако, если насильник при нападении явно не­правильно истолковывает намерения женщины, то тогда данная теория опирается на несколько иные исходные посылки. В таких случаях и преступник, и жертва неправильно истолковывают поведение друг друга. Она принимает за милость факт принятия им ее отказа при его заигрывании. Насильник, с другой стороны, истолковывает отказ жертвы чисто как проявление благопристойности. В итоге, считая, что

21

сопротивление женщины — это маска, под которой скрывается тайное желание подчиниться сильному мужчине, он принимает решение действовать таким образом, как будто бы она дала свое согласие.

Некоторые зарубежные исследователи и практичес­кие работники полиции отмечают, что в отдельных европейских странах и США среди насильников и сексу­альных убийц довольно велика группа мужчин с черной кожей (до 30—35%). Однако подобные наблюдения не дают никаких оснований думать, что черная раса обла­дает повышенной предрасположенностью к насилию, и никакие расовые теории под это не могут быть подведены. Дело в том, что высокий удельный вес чернокожих преступников наблюдается там, где пред­ставители этой расы адаптированы хуже других, т. е. плохо обеспечены материально, заняты непрестижным трудом, имеют низкий образовательный уровень, испы­тывают к себе недоверие и даже вражду и т. д. Сексу­альное насилие для некоторых из таких людей является способом самоутверждения. Нелишне вспомнить и о том, что с древнейших времен женщина ассоцииро валась не только с природой и ее способностью к опло­дотворению, но и с богиней-матерью. Насильственное овладение женщиной другого рода или племени симво­лизировало овладение божеством этого народа, следо­вательно, его подчинение. Почему не предположить, что этот древний механизм действует и сейчас?

Некоторые психоаналитические теории исходят из того, что у большинства насильников наблюдается сильная ненависть к женщинам с раннего детства или они пережили события, которые активизировали скры­тые гомосексуальные тенденции. В последнем случае насилие мотивируется отчаянным желанием утвер­диться в своей мужественности. По мнению Т. и X. Швендингер, такие объяснения изнасилований не доказаны или доказаны не полностью, однако мы попытаемся показать обоснованность этих взглядов.

Психоаналитические идеи являются центральными в социологической концепции «субкультуры насилия». Данная субкультура предположительно создается му­жчинами, живущими в одном и том же районе (мест­ности), которые, прибегая к насилию, находят выход своей сексуальной амбивалентности (двойственности) и расстройствам. Доказательств этой концепции очень мало, более того, считают упомянутые авторы, они

22

никогда не появятся, поскольку есть множество приме­ров, когда изнасилования совершались людьми из на­циональных групп, в которых наблюдались традицион­ные семейные связи. В этих группах женщины подчиня­ются мужчинам согласно стабильным патриархальным формам доминирования, а не моделям, где доминирует материальное начало. Однако, если воспитанный в та­кой патриархальной субкультуре мужчина встречается со случаями, когда высокий статус женщины и ее авто­номия подрывают его мужское превосходство, то это тоже может стать причиной изнасилования.

С совершением изнасилований женщин другой на­циональности, а в некоторых случаях и их последу­ющего убийства мы сталкивались неоднократно. Та­кого рода преступления сейчас нередки во время меж­национальных столкновений в странах бывшего СССР и преодоление последствий подобных преступлений представляет собой очень трудную, а подчас и нераз­решимую проблему. Нельзя делать вид, что ее нет, напротив, следует искать формы и способы помощи обесчещенным (и, конечно, ни в чем не виновным) женщинам. С этой проблемой сталкиваются и другие страны, например Кувейт после иракского нашествия.

Вместе с тем надо иметь в виду и те случаи, когда мужчина, воспитанный в традиционной семейной куль­туре, совершает сексуальное насилие в отношении жен­щины, принадлежащей к той же национальной группе. Обычно это происходит в ситуациях, когда потерпе­вшая представляется насильнику значительно менее ценной в этическом плане, чем его собственная супруга или некий национальный женский образ.

Теория структурной возможности (Л. Кларк и Д. Левис) основывается на том, что мужчины рас­ценивают женщин как владелиц оплачиваемых сексу­альных свойств. С точки зрения мужчины, женская сексуальность — это товар, которым владеют женщи­ны, и даже если при определенных условиях мужчина и является владельцем этого товара, его нужно кон­тролировать. Женщины рассматриваются как храни­тельницы и скупые распорядительницы страстно жела­емого мужчинами товара, а мужчины в погоне за ним должны постоянно обихаживать женщин, заключать сделки и оплачивать удовольствие. Если что-то и ле­жит в основе женоненавистничества, то именно эти факты. Мужчины, естественно, негодуют и ненавидят

23

женщин, так как они расценивают их как обладатель­ниц того, что им необходимо и на что они имеют священное право, но что женщины отдают с неохотой. Право на обладание женщиной надо покупать.

Женщины со своей сексуальностью продаются и покупаются на открытом рынке. Мужчины, распола­гающие деньгами и другими ресурсами, просто заклю­чают сделку в своих собственных интересах. Мужчины, которые непривлекательны и к тому же бедны, будут стремиться завладеть женщиной силой, так как у них нет иных средств, чтобы заключить сделку. Не удиви­тельно, что насильники из низших слоев населения часто в качестве жертвы выбирают женщин среднего класса. В обществе, где женщинам приклеиваются раз­ные ярлыки стоимости, неизбежно, что некоторые из них будут стоить для отдельных мужчин очень дорого, но последние, тем не менее, будут стремиться к тому, что не могут себе позволить.

Критикуя теорию структурной возможности, Т. и X. Швендингер ставят резонный вопрос: почему же совершаются изнасилования мужчинами с достатком, приятной наружности и с шармом? Исследования пока­зывают, что в большинстве своем жертвами изнасило­ваний являются женщины, принадлежащие к бедному сословию, и обычно на них нападают мужчины, принад­лежащие к этому же классу. Как правило, сексуальные отношения не определяются исключительно принужде­нием и товарным обменом. В каждой стране миллионы мужчин и женщин, выходцев из рабочих, несмотря на трудности жизни, жертвуют собой друг ради друга и ради своих детей. Поэтому претендующие на универ­сальность утверждения Л. Кларка и Д. Левиса о том, что взаимоотношения между мужчинами и женщинами приводят к женоненавистничеству и тем самым основы­ваются на вражде и недоверии, просто неверны.

Еще одна из современных криминологических тео­рий связывает изнасилования с животными, несоци-ализированными инстинктами мужчин. Сторонники этой теории считают, что хищническая природа муж­чин и их собственнические устремления являются осно­вополагающими причинами полового неравенства и изнасилований. По мнению С. Браунмиллер, эти яв­ления определяются чисто биологическими фактора­ми: «из-за строения половых органов мужчина был натуральным хищником, а женщина служила для него

24

добычей». К тому же мужчина деспотичен от природы, и изнасилование поддерживает его превосходство и привилегии. Изнасилование не более как осознанный процесс запугивания, благодаря которому все мужчи­ны держат всех женщин в состоянии страха. Тактически насильники — ударная сила, делающая свою черную работу от лица всех мужчин.

Это не только война мужчин против женщин, но и мужчин против мужчин, поскольку в этой теории жен­щина рассматривается как собственность других муж­чин. Изнасилование является выражением естественного эгоистического желания обладать этой собственностью или проявлением мстительности, желанием подчинить себе обстоятельства, порождаемые всеобщим эгоизмом. Насильники бросают вызов всему мужскому сообщест­ву, они насилуют, чтобы властвовать над другими муж­чинами или чтобы отомстить своим соперникам.

2. Сексуальное насилие как решение важнейшей жизненной задачи

Чтобы адекватно объяснить причины изнасилова­ний и сексуальных убийств, недостаточно опираться на достижения сексологии или психиатрии, пусть даже самые современные. Необходимо взглянуть на это пре­ступление с максимально широких социальных, этиче­ских и психологических позиций, поставив перед собой вопрос: какую роль вообще играют сексуальные от­ношения в жизни человека?

Можно взять на себя смелость утверждать, что с древнейших времен и до наших дней внимание миро­вой цивилизации сосредоточено на трех главных воп­росах бытия: жизни, ее смысле и предназначении; та­инстве смерти; отношениях между полами. Собственно, этому посвящено все мировое искусство, литература и наука, от «Махабхараты», ведийской и аккадской поэзии, древнееврейских библейских и буддийских тек­стов, древнегреческих мифов и Гомера — до Пастернака и Фолкнера, и, конечно, с активным участием филосо­фов, социологов, богословов, психологов, медиков, эт­нографов, историков, демографов, юристов и в равной мере скульпторов, художников, композиторов.

Остальные темы — дополнительные и второстепен­ные, в конечном счете производные, всегда зависящие

25

от названных трех фундаментальных проблем и опре­деляемые ими. В то же время эти последние теснейшим образом переплетаются друг с другом и не существуют изолированно. Если жизнь и смерть не просто антипо­ды, но и разные стороны одного целого, то отношения полов находятся между ними, давая начало жизни. Любовь часто становится смыслом жизни и причиной смерти: в убийствах на почве ревности это проявляется очень ярко.

Понятно, что вопросы жизни, смерти и отношений между мужчиной и женщиной нуждаются в особо строгом регулировании и относятся поэтому к числу важнейших в праве. С появлением криминологии как самостоятель­ной науки эти вопросы стали рассматриваться с активным использованием достижений других наук, в первую очередь психологии и психиатрии, в последние годы — сексологии и сексопатологии, а в будущем, как можно полагать, будут обращаться к достижениям биологии.

Криминология — единственная наука, пытающаяся понять, почему убивают людей, в чем здесь загадка, что хотели сказать природа и общество, делая одного челове­ка орудием уничтожения другого, в чем смысл подобных поступков. Криминология же предпринимает усилия, чтобы объяснить, почему контакт или связь с женщиной либо признание с ее стороны настолько значительны для мужчины, что он применяет насилие, в том числе для овладения ею, а нередко и убивает ее, иногда с особой жестокостью, причиняя неимоверные страдания и муче­ния. Другая не менее сложная тайна: почему жертвами мужского насилия становятся дети — девочки и мальчики, пожилые, даже очень старые, женщины, почему женщины, особенно молодые, принимают активное участие в совершении изнасилований представительниц того же пола? Причем, совершая такие действия, человек обычно теряет свое человеческое обличье, с облегчением сбрасывает с себя покровы цивилизации, рвет ее узы в себе самом, с упоением или яростью отдаваясь инстинк­там и влечениям, преступая все мыслимые запреты.

Все эти проблемы имеют бытийный характер, отража­ют наиболее актуальные потребности людей, их глубин­ные и интимные основы жизни, причём в таком качестве названные проблемы обычно не осознаются, а еще реже рефлексируются в сознании причины подобных посту­пков. Но от этого они, вызывая самую острую обще­ственную реакцию, становятся еще больше запутанными.

26

Понять сексуальных преступников и их поступки можно только в том случае, если проникнуть во внут­ренний мир этих людей, в то, что составляет основу их бытия и мироощущения. Такое проникновение позво­лит отбросить распространенное в отечественной на­уке мнение, что многие преступления, в том числе сексуальные, совершаются случайно и случайными лю­дьми. Конкретные же исследования живых преступ­ников, а не «мертвых» уголовных дел или данных статистики убеждают в том, что нет случайных преступ­лений и случайных преступников, а преступное поведе­ние внутренне закономерно и даже целесообразно для данного лица. Образно говоря, преступление — это не­обходимый выбор. Более того, реализуя такое поведе­ние, преступник всегда выигрывает в психологическом плане, что особенно заметно при анализе половых преступлений, поскольку при их совершении имеет ме­сто попытка компенсации индивидуальных психологи­ческих дефектов личности. Именно эти дефекты опре­деляют, обусловливают применение насилия, а не ино­го способа разрешения субъективно воспринимаемой и оцениваемой собственной жизненной ситуации.

Поэтому можно сказать, что внутренние причины преступных сексуальных посягательств связаны с особен­ностями представления преступника о самом себе, с «Я»-концепщгёй, самоприятием, а также с потребностью получения максимума удовлетворения и тем самым подтверждения (и утверждения) своей личности. Дело в том, что сексуальное насилие и совращение детей наряду с умышленным убийством и умышленным нане­сением тяжких телесных повреждений составляют груп­пу таких поступков, которые посягают на сами основы человеческого существования и сосуществования. Поэто­му эти посягательства вызывают наибольшее осуждение общества и для их оправдания и самооправдания труднее всего, а в некоторых случаях и невозможно, найти аргументы. Вот почему достаточно обоснованно предпо­ложение, что виновному во что бы то ни стало нужно было их совершить, и только в этом случае он получал тот огромный психологический выигрыш, о котором мы упомянули выше. Выигрыш действительно должен быть огромен, иметь поистине бытийное значение, чтобы человек мог решиться на соответствующее действие.

Многие насильники, как можно заметить по их рассказам и конкретным преступным действиям,

27

в момент сексуального насилия ощущают себя под­линными хозяевами жизни, и не только жертвы, но и своей собственной. Глумление над женщиной, ее садистское унижение, характерные для многих «серийных» убийц и насильников, а также для пре­ступных подростковых групп, свидетельствуют именно о стремлении возвысить себя, растоптав другого. Смысл такого, да и любого другого преступления никогда не лежит на поверхности, он всегда спрятан в глубины психики, куда сам человек не умеет, а если бы умел, то далеко не всегда захочет заглянуть. Поиски смысла самых кровавых преступлений никогда не представляют собой попытки оправдать преступ­ника — только понять, только объяснить. Это крайне необходимо, чтобы эффективнее предупреждать по­добные деяния, чтобы действительно исправлять преступников.

При этом столь острая нужда в подавлении другого человека, как ни парадоксально, может и не осознавать­ся, впрочем, чаще всего так и бывает. Более того, мы полагаем, что эта нужда принципиально неосознаваема личностью, так же, как, например, собственная психо­логическая структура. Нужно особенно подчеркнуть, что нужда, потребность, тем более острая, всегда отра­жает существенную зависимость от чего-то, что имеет жизненно важное значение, и чем жестче эта зависи­мость, тем выше вероятность, неотвратимость совер­шения определенных действий, в нашем случае — пре­ступных. Но осознавать подобную зависимость, тем более лежащую в плоскости глубоко интимных пережи­ваний, сексуальных влечений, почти всегда очень трав­матично для субъекта, и в этом он редко признается даже самому себе. По этой причине она им вытесняется.

Человек совершает сексуальные преступления в том случае, если не принимает себя таким, каким себе представляется. Неприятие прежде всего проявля­ется в определенном, негативном эмоциональном от­ношении к самому себе, к собственному поведению, своему биологическому и социальному статусу. Но иногда (это характерно для совершивших изнасилова­ние) человек, как ему кажется, примет себя при некото­рых специфических условиях, являющихся порождени­ем его «Я»-концепции. Например, самоприятие может быть достигнуто, если повышен или сохранен его ста­тус в неформальной группе, преодолено, в психологи-

28

ческом аспекте прежде всего, доминирование проти­воположного пола, либо осуществилось самоутверж­дение в мужской роли, которое, естественно, трактует­ся крайне субъективно и иначе просто не может быть. Утверждение и самоутверждение в мужской роли как раз и имеет бытийное значение для личности. Если она не сможет это сделать, будут подвергнуты сомнению основы ее существования, ее самоприятие.

В иных случаях в основе преступного сексуального поведения лежат не стремление к изменению собствен­ного представления о себе и тем самым повышение самоприятия, а чисто защитные задачи. Изнасилова­ние в этом случае является формой защиты имеющего­ся представления о себе и самоприятия от угрозы, связанной с определенным субъективно унижающим преступника поведением женщины, которое наносит удар по его самоприятию и оценке себя в мужской роли. При этом важно отметить, что поведение жен­щины объективно внешне может и не быть таковым. Более того, она может и не подозревать об этом. Представление насильственного преступника о себе строится на том, каким он представляет себя в глазах женщины.

Насильник, например внезапно налетающий на свою жертву, почти всегда выглядит грозным, внуша­ющим панический страх и именно это обстоятельство заставляет цепенеть жертву, полностью лишая ее воз­можности к сопротивлению. Но потом, добившись своего, многие из таких преступников выглядят жалки­ми, мелкими, ничтожными людьми. Они что-то бес­связно лопочут в целях оправдания, начинают даже обвинять несчастную женщину, иногда просят проще­ния, а некоторые вдруг начинают объясняться в любви и предлагают встретиться еще раз. Поэтому есть все основания думать, что эта ничтожность и есть подлин­ная натура насильника. Конечно, подобные преступ­ники от этого отнюдь не становятся менее опасными, но мы должны знать, что к насилию, как правило, прибегают те, которые слабы. Это проявляется в ши­рочайшем диапазоне человеческой деятельности — от спорта до половых преступлений: футбольный защит­ник, у которого не хватает мастерства, чтобы обыг­рать нападающего, бьет его по ногам, мужчина, кото­рый не может установить с женщиной нормальный сексуальный контакт, насилует ее.

29

Еще одно важное замечание, относящееся к боль­шинству насильственных сексуальных преступлений: межполовые отношения лишь в силу определенных личностных дефектов, особенно связанных с прожитой жизнью и приобретенным опытом, становятся субъек­тивно наиболее значимыми, т.е. приобретают бытий­ный характер. Поэтому такие отношения переживают­ся наиболее остро, что и определяет фиксацию на сексуальной сфере и повышенную сенситивность, т. е. чувствительность, восприимчивость к любым элемен­там в сфере контактов между мужчиной и женщиной. Предпринимая сексуальное насилие, виновный решает самую главную для себя задачу: подтверждает право на свое существование, бытие в собственных глазах в первую очередь, ибо его бытие зиждется на роли и поведении в сексуальной сфере, на признании себя в этой сфере.

Именно в этом можно найти объяснение, хотя бы и частичное, причин «серии» тяжких сексуальных пре­ступлений, многие из которых заканчиваются убийства­ми потерпевших, а также многоэпизодных развратных действий в отношении несовершеннолетних. Первое, что обращает на себя внимание при анализе: их совер­шение почти всегда носит компульсивный характер, т. е. характер вынужденного влечения. Преступника как бы непреодолимо влечет к названным поступкам, его что-то «тащит» за собой, и в общем-то он мало управляет своим поведением. Причем все это делается в условиях очень большого риска, более чем вероятной кары, и, как показали многочисленные беседы с такими лицами, они вполне понимают исключительно безнравственный ха­рактер своего поступка, даже осуждают его и не ищут ему оправдания в поведении потерпевших, но ничего не могут с собой поделать. Как легко можно заметить, их действия очень сильно напоминают действия алкоголи­ков и наркоманов. Но сходство здесь отнюдь не только внешнее, поскольку и те, и другие неудержимо влекомы и не могут обойтись без того, что вызывает осуждение у всех других. Напрашивается вывод, что и причины у них должны быть схожи, особенно если иметь в виду психологический уровень.

И и в коем случае нельзя снимать ответственность и с общества, которое не оказывает действенную по­мощь людям с навязчивыми расстройствами сексу­альных влечений. Некоторые половые преступники

30

с полным на то основанием жалуются, что они неод­нократно обращались к врачам по поводу таких своих недугов, но им не смогли или не захотели помочь. Например, Ч., 30 лет, был трижды осужден за раз­вратные действия в отношении несовершеннолетних — всегда мальчиков, в присутствии которых онанировал и вовлекал их в гомосексуальные контакты. Онани­ровать стал с 10 лет, при этом всегда стремился сделать это в присутствии других мальчиков, что позволяет уверенно предположить, что вначале у него развился эксгибиционизм, отягощенный затем гомо­сексуализмом.

Ч. прожил несчастливую жизнь. До семи лет воспи­тывался в детском доме, потому что болела мать, а отец был неизвестен, как, впрочем, и отец сестры, и они даже не знают, общий ли у них родитель. Это очень важное обстоятельство, накладывающее значи­тельный отпечаток на всю последующую жизнь,— начать свой жизненный путь в условиях почти полной неопределенности, когда у маленького мальчика отсутствует мать, а об отце вообще нет никаких сведений. Для такого незащищенного родительской любовью ребенка мир приобретает не только враждебный харак­тер, но и весьма неясные очертания. Во всяком случае, это чуждая и непонятная среда, нормы которой поэто­му совсем не обязательны, а следовательно, можно потом совращать других мальчиков. Но почему маль­чиков, а не девочек? Мать Ч., выздоровев, взяла его домой, но беда в том, что она чрезмерно пила (живший вместе с ней брат был алкоголиком) и вступала в бес­порядочные половые связи, причем все это дома, на глазах у сына. Так продолжалось 3 года, и в 10 лет его направили в интернат. Нет ничего удивительного в том, что Ч. «к девочкам никогда не тянуло. Женщины не интересовали и не интересуют совершенно. Я хотел перебороть себя и встречался с одной женщиной 2 ме­сяца, но ничего с ней не получилось, я даже не знал, как и с чего начать». Как мы видим, нанесенная в детстве психотравма оказалась очень глубока.

Этот развратитель трижды отбывал наказание в местах лишения свободы, но ему там не оказали никакой сексопатологической помощи («Меня только. все ругали»). Он сам понимал, что так продолжаться не может и уже после первого освобождения обратился к врачу, но помощи не получил. То же самое

31

повторилось, когда он вышел из тюрьмы во второй раз.

Мы думаем, что влекомость и неудержимость при совершении многих сексуальных преступлений, помимо физиологических механизмов, определяется тем, что человеку чрезвычайно важно утвердить то, что составляет основу его существования, а поэтому вновь и вновь он совершает подобные действия. Их повторяемость тем выше, чем меньше его уверенность в себе, чем сильнее у него неосознаваемое стремление стать таким, каким ему хотелось бы себя видеть, но каким он по своему внутрен­нему ощущению не является, чем больше он нуждается в компенсации своих личностных дефектов и чем болез­неннее для него собственные жизненные провалы и ката­строфы. Воздержание от сексуальных посягательств может означать утрату своей индивидуальной определен­ности — как при алкоголизме и наркомании.

Конечно же, приведенные рассуждения представля­ют собой не первую попытку особо выделить жизнен­но важное значение отношений между полами. Выдаю­щийся русский мыслитель Н. А. Бердяев писал: «Воп­рос о поле и любви имеет центральное значение для всего нашего религиозно-философского и религиозно-общественного миросозерцания. Главный недостаток всех социальных теорий — это стыдливость, а часто лицемерное игнорирование источника жизни, виновни­ка всей человеческой истории—половой любви. С по­лом и любовью связана тайна разрыва в мире и тайна всякого соединения; с полом и любовью связана также тайна индивидуальности и бессмертия. Это мучитель­нейший вопрос для каждого существа, для всех людей он также безмерно важен, как и вопрос о поддержании жизни и смерти. Это проклятый, мировой вопрос, и каждый пытается в уединении, тщательно скрываясь, таясь и стыдясь точно позора, преодолеть трагедию пола и любви, победить половое разъединение мира, эту основу всякого разъединения, последний из людей пытается любить, хотя бы по-звериному»¹.

Тайна разрыва и тайна всякого соединения... Мучи­тельнейший вопрос, мировой вопрос... Это обо всем человечестве, о всех людях, и преступниках в том числе. Это великая загадка природы, которую каждый

¹ Бердяев Н. А. Эрос и личность. Метафизика пола и люб ви.—М., 1989.—С. 17.

32

решает по-своему, «хотя бы по-звериному». Поэтому мы особенно подчеркиваем индивидуально-бытийный характер проблем, решаемых при совершении большин­ства сексуальных преступлений. Б. С. Соловьев считал, что «смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности чрез жертву эгоизма»1. Но это — смысл любви, а при сексуальных преступлениях она обычно отсутствует, посягающий, как можно предпо­ложить, тоже спасает свою индивидуальность, но, понят­но, не жертвует своим эгоизмом, а приумножает его.

Сексуальных преступников отличает целый ряд спе­цифических представлений и ориентации. Так, для лиц, совершающих изнасилования, ценность женщины обы­чно очень велика, но в то же время чрезвычайно низка ее половая неприкосновенность. Более того, последняя ими вообще не воспринимается как какая-то ценность и к женщинам у таких людей двойственное отноше-ние — тяготения и отвергания одновременно. Чем глубже и травматичнее у них переживания в сексуаль­ной сфере и межполовых отношениях, чем меньше они осознаются, чем стабильнее установки на отрицание половой неприкосновенности женщины, чем острее воспринимается она в качестве источника глубокой психотравмы, тем выше вероятность совершения тяжких сексуальных преступлений с нанесением опасных телесных повреждений, в том числе повторных.

Эту же принципиально важную мысль, имеющую объяснительное значение для понимания любых пре­ступлений, можно выразить так: чем жестче психоло­гическая зависимость человека от внешних ситуаций и травматичнее вызываемые ими переживания, тем выше степень его несвободы и, следовательно, вероят­ность совершения им преступления. Таким образом, несвобода и есть главная глубинная психологическая причина преступного поведения и в этом плане предла­гаемое решение соответствует представлению велико­го датского мыслителя С. Кьеркегора: «Понятие, про­тивоположное греху, есть не добродетель, а свобода».

Весьма важно отметить, что все черты нравствен­но-психологической характеристики личности сексу­ального преступника формируются, развиваются и за­крепляются в личности с первых дней жизни индивида. Вот почему справедливо утверждение, что сексуальное

¹ Соловьев В. С. Соч. Т. 2.—М., 1988.—С. 505.

2. Сексуальные преступления 33

преступление, как и любое другое, подготовлено всем ходом жизни, является ее итогом, и вне этого контек­ста оно не может быть адекватно объяснено. Вот почему генетический анализ преступных половых пося­гательств крайне важен для дальнейших сексолого-криминологических поисков, его можно и нужно счи­тать самостоятельным направлением исследований.

Очень интересной и столь же сложной является криминологическая оценка роли аномалий психики в совершении половых преступлений, и изнасилований в частности. Однако представляется необходимым вна­чале изложить некоторые принципиальные соображе­ния о криминогенности психических расстройств при­менительно к любым преступлениям.

Психические нарушения не представляют собой субъективную причину преступного поведения, т. е. не должны рассматриваться в качестве главного источни­ка такого поведения, поскольку они могут выступать лишь в качестве внутреннего условия. С учетом резуль­татов последних эмпирических исследований и их тео­ретической интерпретации мы хотели бы изложить некоторые наши взгляды по этой сложной проблеме.

Не психические аномалии сами по себе порождают преступное поведение, а те психологические особенности личности, которые формируются под их влиянием, поэтому правильнее говорить о криминогенности вто­рых, а не первых. Эту же мысль можно выразить так: как и внешние социальные условия, психические расстрой­ства не ведут напрямую к преступлению, не преломляясь через психологию субъекта. По этой причине и возникает необходимость проведения психологического, а не толь­ко психиатрического исследования. Если названные рас­стройства непосредственно вызывают общественно опасные поступки, минуя психологию личности, то совершивший их человек, безусловно, должен считаться невменяемым, поскольку именно в психологии «хранят­ся» его возможности оценивать и контролировать свои действия, руководить ими. Вне личности, в том числе и нравственных установок, «вписанных» в ее психоло­гию, антиобщественное поведение не может расцени­ваться как преступление. Однако у «аномальных» субъек­тов, как можно предположить, сфера личностного суже­на и деформирована по сравнению с психически здоровыми людьми и соответственно шире, действеннее, активнее сфера, где проявляются нарушения психики.

34

Поскольку психологические изменения вызываются расстройствами психики, последние в этом смысле (толь­ко в этом!), очевидно, должны быть признаны субъектив­ными причинами преступного поведения. Однако такое признание условно, поскольку надлежащее воспитание, необходимые коррекционные мероприятия способны нейтрализовать криминогенный эффект психических аномалий. Но если такие усилия отсутствуют, преступ­ное поведение становится весьма вероятным. Эта вероят­ность тем более высока, что в наших условиях психиатри­ческая помощь населению недостаточна, выявляемость психических нарушений невысока, а традиция обращения к врачу-психиатру практически отсутствует. Особенно пагубно отсутствие коррекционных усилий в отношении детей и подростков, в первую очередь тех, которые живут в так называемых неблагополучных семьях. Здесь сочета­ние психических расстройств с ненадлежащим отношени­ем родителей к ребенку приобретает качество мощного криминогенного заряда.

В целом же психические аномалии оказывают зна­чительное влияние на сексуальное общение, сексуаль­ные отношения и поведение человека, его полоролевые позиции. Можно выделить следующие аспекты воздей­ствия этих аномалий на совершение половых преступ­лений, имея в виду, конечно, и период формирования личности преступника:

• психические аномалии, начиная с первых лет жизни человека, могут препятствовать возникновению и развитию адекватных полоролевых установок, осозна­нию себя в качестве равноправного и равноценного участника сексуальных отношений. Так, психопатии и последствия черепно-мозговых травм способны сфор­мировать ощущение своей сексуальной неполноценности, ущемленности, недостаточности. Более того, в раннем возрасте, например, у мужчины могут быть заложены основы субъективно-искаженного восприятия женщины как угрожающей, разрушительной силы. В силу этого он в отношениях почти с любыми представительницами противоположного пола начинает занимать оборони­тельную позицию, а лучший способ защиты—нападение. Отсюда—многие изнасилования, совершаемые «ано­мальными» преступниками, сопровождаются жестокими избиениями и издевательствами над потерпевшими;

• пограничные психические расстройства мешают установлению нормальных, социально одобряемых

35

отношений с представителями противоположного по­ла. В этом, как мы уже отмечали, особенно негатив­ную роль играет дебильность. Ей свойственны дефек­ты мышления и речи, задержки в умственном раз­витии, низкий запас знаний и слов, неправильное произношение слов, отсутствие многих, необходимых в жизни, навыков. Движения олигофренов в степени дебильности замедленны, угловаты, однотипны, не­ловки, мимика и пантомимика отличаются однооб­разием, бедностью, невыразительностью. Для них характерно «тупое», маскообразное выражение лица, иногда нарушение строения черепа, что в сочетании с внешней неряшливостью и неопрятностью вслед­ствие несоблюдения элементарных санитарно-гигиени­ческих норм существенно препятствует завязыванию и поддержанию принятых отношений с девушками и женщинами. Более того, не исключены насмешки и издевательства со стороны последних. Олигофрены, лишенные возможности удовлетворить свои половые запросы обычным путем, чаще, чем здоровые, прибе­гают к насилию;

• нарушения психики, которые ослабляют воле­вые механизмы, способствуют тому, что возникающие у лиц с такими нарушениями половые потребности чаще приводят к преступному сексуальному, в том числе насильственному, поведению. Удовлетворение такой потребности у них не опосредуется социальными нормами, запретами или ограничениями, а потому путь от ее появления до действий по ее реализации короче. Сами же действия достаточно примитивны, иногда внезапны; они подчас и непродуманны, очень редко включают в себя предварительное планирование и тщательную Цодготовку, сокрытие следов преступле­ний и т.д. Поэтому успешно предупреждать половые преступления лиц с психическими аномалиями во мно­гих случаях сложно;

• существенное влияние на сексуальное преступ­ное поведение лиц с психическими аномалиями оказы­вает их внушаемость. Весьма наглядно это проявляет­ся в групповых изнасилованиях, в совершение которых таких лиц, например олигофренов, втянуть легко, осо­бенно учитывая, что многие из них иным путем не могут удовлетворить свои сексуальные нужды.

Очень важно отметить, что психические аномалии существенно затрудняют усвоение социальных норм,

36

регулирующих отношения между полами. Но это об­стоятельство следует рассматривать не изолированно, а в контексте всех связей и отношений лиц с такими аномалиями. Дело в том, что в социально-психологи­ческом плане они отличаются отчужденностью от со­циально одобряемых ценностей и малых социальных групп, большей, чем здоровые люди, выключенностью из нормального общения, дезадаптацией в микросоци­альной среде, ослаблением связей с окружающими. Происходит это и потому, что они обладают субъек­тивно слабыми адаптивными возможностями, и пото­му, что сама среда их часто выталкивает. Поэтому предупредительное влияние на них других людей в зна­чительной мере неэффективно. В целом, чем хуже че­ловек адаптирован, тем труднее удержать его от анти­общественных действий.

Разумеется, никакой фатальности в совершении сексуальных преступлений, как и любых других, ли­цами с психическими аномалиями не существует, хотя их среди преступников больше, чем среди законопос­лушных людей. Криминогенное действие таких рас­стройств неизбежно лишь на массовом уровне, т. е. на уровне преступности или вида преступности, но от­нюдь не отдельного человека. Даже олигофрены при надлежащем воспитании не будут нарушать сексуаль­ные запреты.

Итак, влияние психических аномалий на соверше­ние изнасилований, как и других преступлений, неод­нозначно. Поэтому никогда не следует, узнав о совер­шении необычного сексуального правонарушения, уве­ренно говорить: «Это произошло потому, что преступник психически неполноценен».

Предлагаемая концепция причин изнасилований, основывающаяся на мотивации этих сексуальных пре­ступлений, может быть названа компенсаторной, по­скольку имеет место попытка компенсации индивиду­ально-психологических дефектов личности, и эта по­пытка реализуется в преступном поведении. Иными словами, проявляется стремление, как правило бес­сознательное, компенсации этих дефектов, которое обусловливает сексуальное насильственное преступле­ние. И именно эти дефекты определяют то, что человек прибегает к насилию, а не к иным способам разреше­ния субъективно воспринимаемой и оцениваемой соб­ственной жизненной ситуации.

37