logo search
Еврейский вопрос

Еще в древние времена мы среди народа крикнули слова "свобода, равенство, братство"

Протокол первый. Итак, автор сразу разделяет людей на "наших" и "не-наших". И сразу происходит важное уточнение такого деления: наши- евреи, не-наши- в первую очередь христиане, и потом уже остальные. Далее новое деление, наслаивающееся на предыдущее: наши- те, кто управляет, не-наши- те, кем управляют. И, наконец, еще одно параллельное деление: наши- добрые, не-наши- "люди с дурными инстинктами". Приведу этот лаконичный абзац полностью: "так, я формулирую нашу систему с нашей и гоевской (гои -христиане и вообще все неевреи -прим. С. Нилуса) точек зрения. Надо заметить, что люди с дурными инстинктами многочисленнее добрых, поэтому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием и устрашением, а не академическими рассуждениями. Каждый человек стремится к власти, каждому хотелось бы сделаться диктатором, если бы только он мог, но при этом редкий не был бы готов жертвовать благами всех ради достижения благ своих. Что сдерживало хищных животных, которых зовут людьми?". Прямо-таки в лучших традициях Ницше, поскольку культура осознается лишь как внешнее неистинное принуждение! Затем автор выставляет свой монархический идеал управления: "..члены толпы, выскочки из народа, хотя бы и гениально умные, но в политике не разумеющие, не могут выступать в качестве руководителей толпы без того, чтобы не погубить всей нации. Только с детства подготовляемое к самодержавию лицо может ведать слова, составляемые политическими буквами". Можно согласиться только в том, что элита общества действительно с рождения должна воспитываться иначе, чем простой народ (да не в обиду тому будет это сказано). Если идеал задан, то каков реальный путь к нему? И автор, а в логике ему не откажешь, сообщает, он идет через разброд и шатание, необходимые для разрушения существующих государств: "Наша власть при современном шатании всех властей будет необоримее всякой другой, потому что она будет незримой до тех пор, пока не укрепится настолько, что ее уже никакая хитрость не подточит. Из временного зла, которое мы вынуждены теперь совершать, произойдет добро непоколебимого правления, которое восстановит правильный ход механизма народного бытия, нарушенного либерализмом. Результат оправдывает средства. Обратим же внимание в наших планах не столько на доброе и нравственное, сколько на нужное и полезное". Дословное повторение иезуитского девиза, при этом либерализм рассматривается как временное зло. Вот она- утопическая мечта самого Нилуса, вложенная в уста врага. Мы видим, как задействован механизм проекции, известной психологам. Далее автор говорит о солидности самого замысла: "Перед нами план, в котором стратегически изложена линия, от которой нам отступать нельзя без риска видеть разрушение многовековых работ". Обратим внимание, что автор постоянно употребляет "мы", причем в качестве противника выступают не гои как таковые, а "толпа"- в этом кроется подтекст "одинокий гений- бесталанная толпа". Толпу автор характеризует как "подлую", "одурманенную алкоголем", синонимично с "народом". Собственно говоря, в остальных протоколах нет ничего принципиально нового, все уже содержится в первом протоколе, в котором выражения лаконичны, четки и ясны.

Протокол второй. Центральным здесь является место: "…обратите внимание на подстроенные нами успехи дарвинизма, марксизма, ницшетизма. Растлевающее значение для гоевских умов этих направлений нам-то, по крайней мере, должно быть очевидно". Итак, по автору, интеллигенция одурманена теориями (три названных действительно жемчужины 19-го века), "подброшенными" из-вне, в частности, подконтрольной прессой. Заметим предвидение автора, поскольку сейчас тезис "о четвертой власти" общеизвестен. Теоретическое же рассуждение рассматривается само по себе автором, как будто вредное, греховное.

Протокол третий. Появляется мотив змеи, кусающей собственный хвост. С литературный точки зрения безотказный прием- выдумать какой-то символ. Кроме того, предвещается мистически скорый конец национальных государств. Место, полюбившееся антисемитам: "Сегодня могу сообщить, что наша цель уже в нескольких шагах от нас. Остается небольшое пространство, и весь пройденный нами путь готов уже сомкнуть свой цикл Символического Змия, каковым мы изображаем наш народ. Когда этот круг замкнется, все европейские государства будут им замкнуты, как крепкими тискам.". Какое, однако, властолюбие у мудрецов Сиона (см. последнюю фразу)… А ведь оно объявлялось свойством человека толпы. Далее идет жесткая критика буржуазного строя, конституционных норм, отвлеченных от действительности. Критика, надо признать, справедливая - в вопросе выбора колбасы и свободы я выберу, по-видимому, первую. Вот, например, к теме равенства на примере недавних выборов- неужели кто-то думает, что кандидат Путин столь равен в эфирном времени, от которого он цинично отказался, что и кандидат, ну какой-нибудь Рыбкин? Цитата, злободневная и ныне (сейчас, правда, в отношении безработицы): "Народы прикованы к тяжелому труду бедностью сильнее, чем их приковывало рабство и крепостное право: от них так или иначе могли освободиться, могли с ними считаться, а от нужды они не оторвутся… Республиканские права для бедняка - горькая ирония, ибо необходимость чуть не поденного труда не дает им настоящего пользования ими, но зато отнимает у них гарантию постоянного и верного заработка, ставя его в зависимость от стачек хозяев или товарищей". Затем автор проницательно говорит о реальном изменении структуры общества за последние два века: "Народ под нашим руководством уничтожил аристократию, которая была его естественной защитой и кормилицей ради собственных выгод… Аристократия, пользовавшаяся по праву трудом рабочих, была заинтересована в том, чтобы рабочие были сыты, здоровы и крепки". Следует, однако, заметить, что внутри нынешних стран эти противоречия сглажены, и сейчас нарождается аристократия из крупных промышленников. С другой стороны, эти противоречия, вероятно, вышли во вне, поскольку наблюдается увеличение между уровнями жизни в богатых и бедных странах, а также остро встала проблема нелегальной эмиграции в сравнительно благополучные страны (проблема терроризма, я думаю, одно из проявлений этого). Как возможно стало, по автору такое положение? Тут следует указание на международный капитал, "который весь наш", биржы и золото для Нилуса порождают обнищание, народный бунт, и тут следует умилительное замечание: "Наших они не тронут, потому что момент нападения нам будет известен и нами приняты меры к ограждению своих". Поистине детская наивность социальных реформаторов!

Протокол четвертый. Путь, отмеченный в первом протоколе, конкретизуется так: "Всякая республика проходит несколько стадий. Первая из них заключена в первых днях безумствования слепца, мятущегося направо и налево, вторая - в демагогии, от которой родится анархия, приводящая неизбежно к деспотизму, но уже не законному открытому, а потому ответственному, а к невидимому и неведомому и тем не менее чувствительному деспотизму какой бы то ни было тайной организации, тем бесцеремонней действующей, что она действует прикрыто, за спиной разных агентов, смена которых не только не вредит, но воспособляет тайной силе, избавляющейся, благодаря этой смене, от необходимости тратить свои средства на вознаграждение досрочно прослуживших". Наряду с этим масонство выступает в роли "мавра, сделавшего свое дело".

Протокол пятый. Причину падения монархии автор видит в утрате веры в Бога, а значит и в божьего помазанника. Одновременно будущей деспот будет Сионской крови- так, после перерыва, вплетается еврейский мотив- это обосновывается: "А пророками нам сказано, что мы избраны самим Богом на царство над всею землею". В каком-то мазохистском удовольствии автор распевает о всесилии кагала, причем будущее приобретает прямо-таки дьявольские, а не божественные черты: "На место современных правителей мы поставим страшилище, которое будет называться Сверхправительственной Администрацией. Руки его будут протянуты во все стороны, как клещи, при такой колоссальной организации, что она не может не покорить все народы". Удивительно, право, как детерминистский сценарий установления Божественной власти (в соответствие, как будто, с христианским каноном) уживается с таким определение, а автор не чувствует здесь логического противоречия. Только каким-то угаром, эмоциональным запалом и психологической проекцией, в которой смешано притяжение и отталкивание одновременно, можно объяснить такую концепцию.

Остальные протоколы представляют детальную разработку конспирологической и не представляют особенного интереса, за исключением, быть может, 15-го. В 6-м Протоколе описывается процесс обезземеливания аристократии, промышленность и спекуляция как способ перекачки сил и средств из сельского хозяйства. В 7-м Протоколе содержаться фантазии о натравливании одних государств на другие. 8-й Протокол примечателен описанием тактики контроля над государствами со стороны еврейской элиты, окруженной свитой экономистов: "На время, пока еще будет небезопасно вручить ответственные посты в государствах нашим братьям-евреям, мы их будем поручать лицам, прошлое и характер которых таковы, что между ними и народом легла пропасть, таким людям, которым, в случае непослушания нашим предписаниям, остается ждать или суда, или ссылки сие для того, чтобы они защищали наши интересы до последнего своего издыхания". Антисемиты любят приводить примеры, когда у влиятельных лиц либо жены, секретари или доверенные лица являются либо евреями, либо юдофилами. В 9-м Протоколе содержатся два пассажа. Первый так оправдывает антисемитизм: "Если какие-либо государства поднимают протест против нас, то это для формы и по нашему усмотрению и распоряжению, ибо их антисемитизм нам нужен для управления нашими меньшими братьями". Второй представляет собой фантазию на тему одновременных взрывов в метро. 10-й Протокол вновь обращается к критике республиканского строя с очень выразительной цитатой: "Когда мы ввели в государственный организм яд либерализма, вся его политическая комплекция изменилась: государства заболели смертельной болезнью - разложением крови. Остается ожидать конца их агонии". 11-й Протокол пышет ненавистью к простому народу, гои сравниваются с бараньим стадом- автор явно здесь вошел в роль. Одновременно здесь справедливо подчеркивается особенность еврейского народа, которая делает его предпочтительным кандидатом на роль правителя: "Бог даровал нам, своему избранному народу, рассеяние, и в этой кажущейся для всех слабости нашей и сказалась вся наша сила, которая теперь привела нас к порогу всемирного владычества". 12-й Протокол целиком посвящен прессе: "На первом плане поставятся органы официального характера. Они будут всегда стоять на страже наших интересов, и потому их влияние будет сравнительно ничтожно. На втором - станут официозы, роль которых будет заключаться в привлечении равнодушных и тепленьких. На третьем - мы поставим как бы нашу оппозицию, которая хотя бы в одном из своих органов будет представлять собой как бы наш антипод. Наши действительные противники в душе примут эту кажущуюся оппозицию за своих и откроют нам свои карты". Этот отрывок передает атмосферу Протоколов, где логическая изощренность мысли соседствует с детским упоением мнимой властью и чрезмерной детализацией (вроде 30-ти страничных брошюр, утомительных для чтения). В 13-м Протоколе тема прессы продолжается, причем заметны параллели с Г.Фордом- современному обществу ставится в вину отвлечение масс на экономику, спорт, развлечения, предметами роскоши вместо политической зрелости, что, по мнению автора, ведет к атрофии самостоятельного мышления. 14-й Протокол лаконично поведает нам о том, как намеренно взращивается атеизм, а Талмуд остается книгой, открытой только для посвященных. В 15-м Протоколе примечательны рассуждения о масонстве: "Гои идут в ложи из любопытства или в надежде при их помощи пробраться к общественному пирогу, а некоторые для того, чтобы иметь возможность высказать перед публикой свои несбыточные и беспочвенные мечтания", по-видимому, психологически достоверные. В длинном этом Протоколе автор пускается в довольно любопытные философско-психологические сентенции, касаемые инакости природы гоев и евреев. Во-первых, "мы посадили их на конька мечты о поглощении человеческой индивидуальности символической единицей коллективизма... Они еще не разобрались и не разберутся в той мысли, что этот конек есть явное нарушение главнейшего закона природы, создавшей с самого сотворения мира единицу, непохожую на другие именно в целях индивидуальности" (последнее совершенно справедливо); во-вторых, "до какой степени ум гоев человечески не развит по сравнению с нашим умом?! Это-то главным образом и гарантирует наш успех" (очевидно, автор привержен теории биологической неполноценности рас, одновременно указывая причину неизбежности торжества кагала); в-третьих, "мы не считали жертв из числа семени скота - гоев, хотя и пожертвовали многими из своих, но зато и теперь уже дали им такое положение на земле, о котором они и мечтать не могли. Сравнительно немногочисленные жертвы из числа наших оберегли нашу народность от гибели" (автор чересчур вошел в образ Великого Еврея!). Интересно место, вполне напоминающее цитату из Платоновой утопии: "Наше правление будет иметь вид патриархальный, отеческой опеки со стороны нашего правителя. Народ наш и подданные увидят в его лице отца, заботящегося о каждой нужде, о каждом действии, о каждом взаимоотношении как подданных друг к другу, так и их к правителю. Тогда они настолько проникнуться мыслью, что им невозможно обходиться без этого попечения и руководства, если они желают жить в мире и спокойствии, что они признают самодержавие нашего правителя с благоговением, близким к обоготворению, особенно когда убедятся, что наши ставленники не заменяют его властью своею, а лишь слепо исполняют его предписания. Они будут рады, что мы все урегулировали в их жизни, как это делают умные родители, которые хотят воспитывать своих детей в чувстве долга и послушания. Ведь народы по отношению к тайнам нашей политики вечно несовершеннолетние дети, точно также, как их правления". Тоталитарная программа, подчас жестокая, 15-го Протокола конкретизируется в отношении образования в 16-м Протоколе, а в отношении юриспруденции- в 17-м Протоколе ("Тогда не будет постыдно быть шпионом и доносчиком, а похвально, но необоснованные доносы будут жестоко наказуемы, чтобы не развелось злоупотребления этим правом"). 18-й Протокол выступает против охраны Иудейского Царя, а 19-й- принижает престиж политического преступления (здесь противоречие- в тоталитарном государстве страх наказания и привычка удержит от крамолы, но автор явно находится под впечатлением российской действительности). В длинном 20-м Протоколе обсуждаются финансовое устройство будущего царства (столь детально, что полагает Протоколы в разряд антиутопий) и вредность внутренних и внешних займов (вообще, само понятие ссудного процента, несомненно, этой основы рыночной экономики, для меня морально, как и для автора, не оправдано, но, по-видимому, его введение принесло пользу обществу). Экономические, несколько простодушные, рассуждения автора на эту больную тему продолжаются в 21-м Протоколе. В 22-м Протоколе имеется весьма, кстати, достойный взгляд на свободу, которую, как будто, автор уничтожил: "Мы сумеем доказать, что мы благодетели, вернувшие растерзанной земле истинное добро и свободу личности, которой мы дадим пользоваться покоем, миром, достоинством отношений, при условии, конечно, соблюдения установленных нами законов. Мы выясним при этом, что свобода не состоит в распущенности и в праве на разнузданность, как равно достоинство и сила человека не состоят в праве каждому провозглашать разрушительные принципы вроде свободы совести, равенства и им подобным, что свобода личности отнюдь не состоит в праве волновать себя или других, безобразничая ораторством в беспорядочных скопищах, а что истинная свобода состоит в неприкосновенности личности, честно и точно соблюдающей все законы общежития, что человеческое достоинство заключено в сознании своих прав и вместе бесправия, а не в одном только фантазировании на тему своего "я"". Удивительно слышать из уст автора такое признание! Темны глубины человеческой психики… 23-й Протокол возвращает, несколько неожиданно, нас к теме пьянства и губительности роскоши, а также еще раз указывает, будущее царство есть "олицетворение силы и мощи", а не "ангельских душ". 24-й Протокол отрицает наследуемость власти царя, уповает на его умственные качества и заканчивается, словно книга Священного писания, так: "Царь Иудейский не должен находиться под властью своих страстей, особенно же - сладострастия: ни одной стороной своего характера он не должен давать животным инстинктам власти над своим умом. Сладострастие хуже всего расстраивает умственные способности и ясность взглядов, отвлекая мысли на худшую и наиболее животную сторону человеческой деятельности. Опора человечества в лице всемирного владыки от святого семени Давида должна приносить в жертву своему народу все личные влечения. Владыка наш должен быть примерно безупречен".

Я думаю, в конце концов всякий яростный антисемит втайне начинает любить евреев в неразлучности с предметом своего интереса. А чем закончил автор знаменитых Протоколов? Разве не прекрасно это "Владыка наш должен быть примерно безупречен"?