Арабоязычный перипатетизм-см. Перипатетизм арабоязычный.

АРАНГУРЕН (Araguren) Хосе Луис Лопес (9 июня 1909, Авила, Испания — апрель 1996, Мадрид) — испанский фи­лософ, популяризатор философской и социальной этики. Глава кафедры этики и социологии Мадридского универ­ситета (1955—65), профессор Калифорнийского универси­тета США, Санта-Барбара (1969—77), заслуженный про­фессор Калифорнийского университета (с 1977), почетный доктор Университета Карлоса III в Мадриде (с 1993), ка­валер орденов Сан-Жорди и Большого Креста Альфонса X Мудрого, лауреат национальных и международных премий в области гуманитарных и социальных наук. Широко из­вестен как «философ-моралист», исследователь и система­тизатор философской этики. Этическое учение Арангурена характеризуется своеобразным синтезом экзистенциализ­ма и неотомизма. Разрабатываемая им проблема соотно­шения этики долга и этики счастья восходит к учениям Аристотеля и Фомы Аквинского. Свою апологетику эв­демонизма Арангурен основывает на последовательной критике этического формализма (прежде всего кантиан­ского). Он также опирается на классическую (аристотелев­скую) этику, неосхоластику и «новые философии» (к кото­рым относит марксизм, ницшеанство, экзистенциализм, фрейдизм и философию феминизма). В центре исследова­ний Арангурена — проблема соотношения понятий «счастье» и «благо», а также соотношение и взаимовлияние индивидуальной и социальной этики, этики и религии, этики и политики.

Рассматривая счастье как цель этики и цель человеческой жизни вообще, Арангурен формулирует 4 возможных ва­рианта отношения человека к собственному благу (счастью): индифферентность (indiferencia), неприятие (aversion), занятие или развлечение (diversion), принятие или обращение (conversion). При этом он доказывает, что позиция индифферентности ложная, поскольку морально индифферентных поступков не бывает. Позиция «aversion» увязывается с существованием самодостаточного зла. «Diversion» Арангурен зачастую отождествляет с экзистен­циалистским термином «забота» и считает подобное от­ношение человека к благу основной характеристикой со­временности. «Conversion» предполагает осмысление по­ступков, совершенных в прошлом, покаяние и «исправ­ление», т. е. реализацию деятельности, соответствующей представлениям о благе.

В религиозной философии Арангурен эволюционировал от апологетики католицизма и критики протестантизма к сравнительному анализу основных конфессиональных учений и к идеологии экуменизма. Как популяризатор философской этики Арангурен уделяет особое внимание лексике и стилистике философских работ. Для его ис­следований характерны не только сравнительно-истори­ческий и герменевтический методы, но и сугубо фило­логический подход с опорой на этимологию и семантику философских терминов и понятий, Так, при доказатель­стве взаимосвязи свободы и рациональности он дает мор­фологический анализ понятий Ubertad (свобода) и deliberation (обдумывание). Следуя ортегианской тра­диции «доступности» философских идей, Арангурен пред­почитает жанр статьи или эссе.

Соч.: La etica de Ortega. Madrid, 1959; Tica у politica. Madrid, 1963; Ex amarxismo como moral. Madrid, 1968; Erotismo у liberacidn de la mujer. Barcelona, 1972; Esplendor у la miseria de la 6tica kantiana. Barcelona, 1988; Etica. Madrid, 1976; El oficio de intelectual e la critica de la critica. Madrid, 1979; Catolicismo у protestantismo como formas de existencia. Madrid, 1980; La funcidn social del intelectual. Madrid, 1983; Etica de la felicidad у otros lenguajes. Madrid, 1988.

Ю.Д. Николаева

АРАТ ("Apatoq) из Сол (4 в. до н. э.) —греческий поэт, близкий к стоической философии; особенно известен бла­годаря поэме «Небесные явления» (OaivOjieva). Источни­ком поэмы послужила астрономическая литература, вклю­чая Евдокса. Начальные стихи «Небесных явлений» сопо­ставимы с гимном Зевсу стоика Клеанфа: космос, напол­ненный присутствием Бога, опекающего людей и руководящего ими посредством знамений. Впоследствии поэма стала предметом подражания для поэтов и присталь­ного изучения философами и грамматиками (Дионисий Фракийский, Посидоний, Диодор Александрийский), пе­реводилась латинскими авторами (Вергилий, Овидий, Ци­церон и др.). Сохранились небольшие фрагменты арабско­го перевода 9 в., а также армянский текст с буквальными параллелями к греческому оригиналу.

Текст: Arati Phaenomena, ed. E. Maass. В., 1893; Commentariorura in Aratum Reliquiae, ed. E. Maass. В., 1898 (repr. 1958); Arati Phaenomena, ed. i. Martin. Firenze, 1953; Scholia in Aratum vetera, ed. J, Martin. Stuttg., 1974; Россиус А. А. Небо, наука, поэзия. М., 1992. Лит,: Mqrtin J. Histoire du texte des Phenomenes d'Aratos. P., 1956; Ludwig W. Aratos, RE, Suppl. X, 1965, col. 27-30; Emit M. Die Phainomena des Aratos von Soloi. Untersuchungen zum Sach-und Sinnverstandnis. Wiesbaden, 1967.

А. В. Пахомоеа

АРГУМЕНТАЦИЯ —способ подведения основания под какую-либо мысль или действие (обоснование их) с целью публичной защиты, побуждения к определенному мнению

о них, признания или разъяснения; способ убежден: кого-либо посредством значимых аргументов. В этом cmi еле аргументация всегда диалогична и шире логическо доказательства (которое по существу безлично и мон логично), поскольку она ассимилирует не только «техни; мышления» (собственно логику), но и «технику убевд ния» (искусство подчинять мысль, чувство и волю ч ловека).

Основные аспекты аргументации: «фактуальный» (инфо] мация о фактах, используемых в качестве аргументов «риторический» (формы и стили речевого и эмоционал ного воздействия), «аксиологический» (ценностный по, бор аргументов), «этический» (нравственная приемлемое и дозволенность аргументов) и, наконец, «логически! (последовательность и взаимная непротиворечивость арг ментов, их организация в дедуктивный вывод). Эти и другие аспекты аргументации рассчитаны на т «чтобы наилучшим образом повлиять на данную аудит< рию» (Ленин В. И. ПСС, т. 21, с. 21). Поэтому они взаиш дополняют друг друга (первый определяет «материю» арг; ментации, а остальные — ее форму, «форму оказывания» Однако их значимость может варьировать в зависимости с конкретной ситуации. Напр., в обиходе чисто логичеш средства аргументации используются редко. В свою оч< редь правильный логический вывод не зависит от инт) итивной убедительности посылок и аксиом. Его принуда тельность (обязательность, общезначимость)—во взаик ной связи суждений, согласно правилам вывода. Если ж при этом имеет место убежденность в истинности посыло и аксиом, то логический вывод становится логически; доказательством, т. е. самым сильным вариантом аргумея тации. '

Т. о., понятие аргументации, равно как и понятие доказа тельства, может рассматриваться с различных точек зре ния. В его содержании естественно резюмируется то, чп (на протяжении истории) люди думали о процессах интел лектуального общения, как они описывали дискурс и ка кие рациональные средства и системы изобретали, когд они размышляли о языке и актах коммуникации. В античности аргументация —это опора спекулятивно мысли в качестве беседы, диалога, дискуссии. Аргумента ция зачислялась по ведомству диалектики и риторики Первая понималась как искусство спора, вторая — как ис кусство красноречия, «соответствующее диалектике, т как обе они касаются таких предметов, знакомство с кото-рыми может считаться достоянием всех и каждого и кото­рые не относятся к области какой-либо отдельной наукю (Аристотель. Риторика.—В кн.: Античные риторики. М., 1978, с. 15).

Но поскольку обе означали способность находить те или иные способы убеждения относительно каждого обсужда­емого предмета, естественно возникал вопрос: каковы же вообще могут быть способы убеждения и какие из нщ допустимы, а какие недопустимы с точки зрения опреде-ленных, напр, нравственных, критериев?

Уже Платон отмечал разницу между понятием «убеждать» с помощью разумного (скажем сегодня, логически верного) довода, обращенного к рассудку, и понятием «внушать» с помощью доводов, обращенных к сердцу, чувству, интуиции.

Аристотель пошел еще дальше, делая различие между «техническими» и «нетехническими» средствами убеждения К последним он относил свидетельские показания (в суде), признания, сделанные под пыткой, письменные договоры и пр. Техническими Аристотель называл такие способы убеждения, которые созданы наукой с помощью опреде­ленного метода, или же такие, которые связаны исключи­тельно с нашей речевой практикой, с дискурсом. Эти технические способы убеждения заключаются, по словам Аристотеля, в действительном или же кажущемся доказы­вании.

Разделение «доказывания» на действительное и кажущееся было поворотным пунктом в истории аргументации. В этом отношении Аристотеля можно считать первым теоретиком, осуществившим переход от расплывчатой вдеи аргументации к строгому определению понятий, к от­делению «аргументации вообще» от точного понятия логи­ческого доказательства. Даже в области риторики, говорил Аристотель, только доказательства существенны, посколь­ку «мы тогда всего больше в чем-либо убеждаемся, когда нам представляется, что что-либо доказано» (Аристотель. Риторика.—Там же, с. 17).

Аристотель стал создателем первой научной теории аргу­ментации, которую теперь называют силлогистикой и ко­торая (в несколько модифицированном виде) является не­отъемлемым фрагментом современной формальной логи­ки. При этом основная мысль Аристотеля заключалась в том, что аргументация может считаться «хорошей» и, т. о., приемлемой, если она общезначима. Между тем проблема общезначимости в строгом смысле разрешается только там, где возможна речь о логическом доказательстве (см. Доказательств теория). Взятая в более широком контексте, аргументация далеко не всегда отвеча­ет условиям «принудительной строгости» этого доказатель­ства. Законность аргументации «есть вопрос степени: она более или менее сильна. Вот почему она никогда не явля­ется замкнутой: всегда можно добиться ее усиления, под­бирая подходящие аргументы» (Blanche R. Le raisonnement. P., 1973, p. 223).

Правда, и в этом случае, аргументируя, приходится следо­вать законам логики, подбирая аргументы т. о., чтобы они согласовались между собой, и избегая таких ситуаций, когда каждый аргумент, более или менее правдоподобный сам по себе, оказывается в противоречии с другими. Появление формальной логики сильно повлияло на судьбу аргументации. Сведенная к искусству красноречия, аргу­ментация (как теория спора или диспута) потеряла кредит доверия со стороны точной науки, сохранив только статус бытовой интеллектуальной надстройки над дискурсом. Од­нако за последние два десятка лет отношение к проблемам аргументации заметно изменилось. Аргументация стано­вится частью общей (информационной) теории общения. Намечается новый путь—изучение психологических меха­низмов убеждения, которые могут, естественно, влиять на выбор средств аргументации. В конечном счете сам по себе аргумент ничто, пока он так или иначе не истолкован, ведь именно человек обладает ключом к убеждающей власти аргументации. Поэтому возникает вопрос: возможно ли и как усилить эту власть? Многие защитники теории аргу­ментации полагают, что логики (именно они!) должны отправиться на поиски новых «доказывающих средств» в философии, в обществоведении, в политике, в повсе­дневных дискуссиях, вообще в гуманитарных сферах чело­веческой деятельности. И отчасти этот процесс действительно идет путем создания новых (неклассических) логик: логики вопросов, эпистемической логики, логики пред­почтений и выбора, логики алетических и деонтических модальностей и многих других, которые можно окрестить «логикой гуманитарного знания».

Лит.: Философские проблемы аргументации. Ереван, 1986; Perelman Ch. Traitfi de l'argumentation. P., 1958; «Logique et Analyse» (La th6orie de l'argumentation), n. 21—24, dec, 1963; Fisher W. Я Technical Logic, Rhetorical Logic and Narrative Rationality,— «Argumentation», 1987, v. 1, n. 1; Финн В. К. Об одном варианте логики аргументации.—«Научно-техническая информация», 1996, сер, 2, № 5—6; Панкратов Д. В. О некоторых модификациях логи­ки аргументации,—Там же, 1999, сер. 2, № 1—2.

М. М- Новосёлов

В вербально речевом аспекте аргументация предстает как полное или частичное обоснование какого-либо утвержде­ния с использованием других утверждений. Утверждение, которое обосновывается (суждение, система суждений и пр.), называется тезисом, а утверждения, используемые при обосновании тезиса, называются аргументами, или основаниями, или доводами. Сам способ логического обо­снования тезиса посредством аргументов (его логическую структуру) называют формой аргументации. По характеру оснований (доводов) различают доказательную и недоказа­тельную аргументацию. В доказательной аргументы явля­ются утверждениями, истинность которых установлена, а формой выступает демонстративное рассуждение (рас­суждение, которое обеспечивает получение истинного за­ключения при истинных посылках; к демонстративным относятся, напр., дедуктивные умозаключения, некоторые виды индукции и аналогии). В недоказательной аргумента­ции аргументы, по крайней мере некоторые, не достовер­ны, а лишь правдоподобны или такие, в которых форма недемонстративное рассуждение (не исключаются, конеч­но, обе эти возможности). Тезис в такой аргументации является правдоподобным утверждением. По направленности рассуждения различают прямую и ко­свенную форму аргументации. В прямой довольствуются наличными (данными) аргументами, как в случае прямого доказательства (подробнее см. Вывод логический). При ко­свенной аргументации (одном из ее видов) выдвигается дополнительно к данным утверждение, являющееся отри­цанием тезиса, т. е. антитезис (допущение косвенной аргу­ментации). Из имеющихся аргументов и антитезиса выво­дят (дедуктивно или индуктивно) противоречие (конъюнк­цию некоторого утверждения и отрицания этого утвержде­ния). В результате делается вывод об обоснованности (полной или частичной) тезиса. Этот вид косвенной аргу­ментации называется аргументацией от противного, или апагогической. Другим видом косвенной аргументации яв­ляется разделительная. Она осуществляется путем исклю­чения всех членов разделительного суждения, кроме одно­го—тезиса (подробнее см. Доказательство косвенное). Деятельность, противоположная аргументации, называется критикой. Если цель аргументации — выработать убеж­дение в истинности или, по крайней мере, В частичной обоснованности какого-либо положения, то конечная цель критики заключается в разубеждении в обоснованности того или иного положения или в убеждении в его лож­ности. Выделяют два способа критики: критику аргу­ментации и установление ложности или малой степени

правдоподобия утверждения. Во втором случае критика называется контраргументацией, а критикуемое положе­ние—тезисом. Частный случай контраргументации—оп­ровержение, т. е. установление ложности какого-либо по­ложения с использованием логических средств и доказан­ных положений. Последние положения называются аргу¹ ментами опровержения. В контраргументации, не являющейся опровержением, тоже выделяют аргументы — обоснованные (полностью или частично) утверждения, ис­пользуемые при установлении ложности или малой степе­ни правдоподобия тезиса, и форму. Контраргументация не может быть опровержением, когда аргументы — не полно­стью обоснованные суждения, а также когда форма — не­демонстративное рассуждение.

По направленности рассуждения (как в случае косвенной аргументации) различают критику тезиса путем обоснова­ния антитезиса и критику, которая называется сведением к абсурду (reductio ad absurdum), когда логической основой для критики служит вывод противоречия из аргументов и тезиса, что дает основание для заключения о ложности или малой степени правдоподобия тезиса. В процессе аргументации и критики могут совершаться ошибки двух типов: умышленные и неумышленные. Умышленные ошибки называются софизмами, а неумыш­ленные—паралогизмами. Соблюдение правил аргумента­ции позволяет избегать ошибок. Вот некоторые из основ­ных правил.

Правило 1. Необходимо явно сформулировать тезис (в виде суждения, системы суждений, проблемы, гипотезы, концепции и т. д.). Соблюдение этого правила предполага­ет (1) выделить наиболее простые составляющие спорной мысли, (2) найти пункты согласия и пункты разногласия сторон, а затем (3) договориться о тезисе или тезисах. Правило 2. Тезис должен быть сформулирован четко и ясно. Для реализации этого правила рекомендуется, во-первых, выяснить, все ли нелогические термины, содер­жащиеся в формулировке тезиса, всем вполне понятны. Если есть непонятные или двусмысленные выражения, то их следует уточнить, напр., путем определения. Во-, вторых, нужно уточнить логические термины. Если те­зис—суждение, в котором нечто утверждается или от­рицается о каких-либо предметах, то нужно выяснить, о всех ли предметах идет речь в суждении или лишь о некоторых (о многих, о большинстве, о меньшинстве и т. д.). Следует уточнить, в каком смысле употреблены союзы «и», «или», «если... то...» и т. д. Напр., союз «или» может выражать как нестрогую, так и строгую дизъю­нктивную связь, «если... то...» —импликативную или ус­ловную связь и т. д. В-третьих, иногда целесообразно уточ­нить время, о котором идет речь в суждении, напр., уточнить, утверждается ли, что определенное свойство принадлежит предмету всегда или оно принадлежит ему иногда: уточнить значение таких слов, как «сегодня», «завтра», «через столько-то часов» и т. д. В-четвертых, необходимо выяснить, утверждают ли, что тезис является истинным, или же утверждают, что он только правдо­подобен. При нарушении второго правила возникает ошибка «нечеткая формулировка тезиса». Правило 3. Тезис не должен изменяться в процессе аргу­ментации и критики без специальных оговорок. С наруше­нием этого правила связана ошибка, называемая подменой тезиса. Она совершается в том случае, когда в качестве

тезиса выдвигается некоторое утверждение, а аргументируется или критикуется другое, сходное с выдвинутым в конце же концов делается вывод о том, что обоснован» или раскритиковано исходное утверждение. Разновщда стями подмены тезиса являются ошибки: (1) подмена ар гументируемого тезиса более сильным утверждением (и отношению к доказательству эта ошибка имеет название «кто много доказывает, тот ничего не доказывает» ,(2) под­мена критикуемого тезиса более слабым утверждение» (применительно к опровержению она называется «но много опровергает, тот ничего не опровергает»). Правило 4. Аргументы должны быть сформулирована явно и ясно. Для выполнения этого правила необходимо; (1) перечислить все аргументы; если в процессе аргумента' ции от каких-то аргументов отказываются, изменяют аргу­менты, приводят новые, это должно оговариваться; (2] уточнить нелогические термины; (3) выявить логическое содержание аргументов; уточнить кванторные слова, логи­ческие связки, модальные термины; (4) уточнить оценоч­ные характеристики аргументов (являются ли они истин­ными или правдоподобными утверждениями). Правило 5. Аргументы должны быть суждениями, пол­ностью или частично обоснованными. Применительно к доказательству и опровержению это правило формулиру­ется так: аргументы должны быть полностью обоснован­ными (логически или фактически). При нарушении пятого правила возникает ошибка «необоснованный аргумент», В доказательствах и опровержениях соответствующая оши­бка имеет название «недоказанный аргумент». Существует несколько разновидностей ошибки «необоснованный ар­гумент».

1. «Ложный аргумент» — это вариант паралогизма. Совер­шая эту ошибку, в качестве аргумента приводят необосно­ванное утверждение, к тому же ложное, хотя при этом о ложности аргумента аргументирующий не подозревает.

2. «Лживый аргумент» —это вариант софизма. Такое (со­мнительное с точки зрения семантики) название дали ло­гики прошлого приведению в качестве доводов утвержде­ний, ложность которых известна тому, кто их использует. Вариантами лживого аргумента являются, напр.: (1) «шу­точный лживый аргумент» в различного рода развлекатель­ных математических задачах; (2) «тактический лживый аргумент», применяемый в процессе спора с оппонентом, который стремится опровергать все ваши аргументы, В этом случае в качестве аргумента защищают суждение, являющееся отрицанием подразумеваемого (истинного) аргумента. И если ложность этого суждения будет доказана оппонентом, то вы заявляете, что согласны с этим, и пред­лагаете не высказанный вами ранее аргумент. Противнику ничего не остается, как признать последний аргумент ис­тинным; (3) «неприкрытый лживый аргумент», когда в ка­честве аргументов приводят явно ложные утверждения, предполагая, что оппонент из-за отсутствия смелости или по какой-то другой причине_ промолчит. Иногда так посту­пают при выступлении по радио, телевидению, в печати; (4) «лживый аргумент в виде предпосылки вопроса»; в этом случае аргумент не высказывают, а выражают посредством вопроса, предпосылка которого ложна.

3. Третья разновидность ошибки в аргументации — «не­обоснованная ссылка на авторитет». Можно ссылаться на авторитеты (лица, сообщества и т. д.), но при этом нужно выполнять следующие условия: каждый авторитет — спе циалист в определенной области, на высказывания автори­тета, касающиеся такой области, можно ссылаться. Но, вообще говоря, ссылки на авторитеты—лишь вероятные доводы, их следует использовать только для подтвержде­ния прямых доводов; нужно приводить не слова, «выдер­нутые» из контекста, а мысли, извлеченные в результате анализа контекста. Если эти условия не выполнять, то любой тезис можно подтвердить цитатами. Описываемая ошибка превращается в «лживый аргумент», если приво­дятся слова, которые авторитет не произносил, или если авторитеты придумываются.

Правило 6. Аргументация не должна заключать в себе круг. При нарушении этого правила возникает ошибка, называемая «кругом в аргументации». Она возникает, ко­гда тезис обосновывают при помощи аргументов, а какой-то из аргументов в свою очередь обосновывают при по­мощи тезиса.

Правило 7. Аргументы должны быть релевантными по отношению к тезису. Аргумент является релевантным по отношению к тезису аргументации (контраргументации), если его принятие, возможно в совокупности с некоторы­ми другими аргументами, повышает (уменьшает) правдо­подобие тезиса. Соответствующая ошибка — «нерелевант­ный аргумент».

Правило 8. Отношение между аргументами и тезисом должно быть по меньшей мере отношением подтвержде­ния. При нарушении этого правила возникает ошибка «не подтверждает». Применительно к доказательству она имеет название «не следует»..

Аргументируя или исследуя готовую аргументацию, важно знать, какова логическая связь между тезисом и аргумен­тами: следует ли тезис из аргументов с необходимостью, или аргументы лишь подтверждают тезис, хотя логической связи между тезисом и аргументами нет. Для решения этой задачи необходимо применять учение логики о дедуктив­ных и индуктивных умозаключениях.

Лит.: Алексеев А. Л. Аргументация. Познание. Общение. М., 1991; Шин А. А. Основы теории аргументации. М., 1997; Ивлев Ю. В. Логика. М, 1997; Поеарнин С. Спор. О теории и практике спора. СПб., 1996; Курбатов В. И. Социально-политическая аргумента­ция: логико-методологический анализ. Ростов н/Д, 1991; Руза-т Г- И. Логика и аргументация. М., 1997.

Ю. В. Ивлев

АРДИГО (Ardigo) Роберто (28 января 1828, Кастельдидоне-15 сентября 1920, Мейланд) — представитель филосо­фии позитивизма в Италии. Первоначально был канони­ком в Мантуе, затем отказался от сана и занял кафедру философии. Согласно основанной им позитивной психо­логии, феномен воли составляет одно целое с импульсив­ностью ощущения, понятого как реальность целостного психически данного. Постоянство ощущения делает воз­можным постоянство сознания вообще. Длительность ощущения и соотносительность индивида с его окружени­ем преобразуют единичное ощущение и представление — форму существования внешней среды в душе индивида. Именно благодаря окружающей среде воля конституиру­ется постепенно как самостоятельный по отношению к ощущению и представлению уровень взаимодействия. Т.о., согласно Ардиго, воля есть не простая субстанция некоей способности, а накопленная сумма бесконечных мельчайших воль. Психическая свобода, разум, понимание

суть результат, который медленно создается суммарным действием многих неосмысленных и инстинктивных со­стояний. Надежность инстинкта дает место разумному по­ведению. Последнее создает на собственном уровне сис­темы и модели постоянства воли. И этими системами наполнена вся личность, они оставляют след на внешнем облике человека. Свобода, согласно Ардиго, —это дисцип­линированное множество импульсивно-тормозных систем, лежащих в основе механизма формирования привычек. Одобряя теорию Ломброзо, Ардиго полагает, что нельзя требовать от человека иного поведения, кроме такого, которое уже сформировалось у него посредством есте­ственных причин и в силу предрасположенности. Он опро­вергает тезис о т. н. психологических корнях религии: бла­годаря механизму биологического приспособления человек адаптируется к любым условиям и без надежды на счастье будущей жизни. Мораль имеет для Ардиго социальную функцию, моральный долг совпадает с юридической нор­мой. В политической философии он развивал демократи­ческие идеи, утверждая в качестве морали позитивистов альтруизм.

Соч.: Ореге filosofiche. Padova, I—XIV, 1882—1918. Лит.: Marchesini G. Roberto Ardigo. Firenze, 1922; Guerra A. II mondo della sicurezza. Ardigo, Labriola, Croce. Firenze, 1963; Mondolfo S. I positivisti italiani (Angiulle —Qabelli — Ardigo). Padova, 1966; SaloniA. II positivismo e Roberto Ardigo. Roma, 1969; Biittemeyer W. Der erkenntnistheoretische Positivismus Roberto Ardigo mit seine n zeitgeschichtlichen Beziehungen, Meisenheim am Glan — Hain, 1974.

И. А. Овсянникова

АРЕНДТ (Arendt) Ханна (14 октября 1902, Линден близ Ганновера—4 декабря 1975, Нью-Йорк) — немецко-аме-риканский политический философ. Ученица К. Ясперса, М. Хайдеггера, Э. Гуссерля.

Получила образование по классической филологии и тео­логии в университетах Кенигсберга, Берлина и Марбурга. Докторскую диссертацию о понятии любви у Августина защитила в Гейдельберге в 1928 (под руководством К. Яс­перса). В 1933, после прихода к власти нацистов в Герма­нии, эмигрировала во Францию. С 1940 —в США, где сотрудничала в ряде международных еврейских организа­ций. В 1946—49 —главный редактор издательства «Shoken Books». С 1963 —профессор Чикагского университета; с 1967 —профессор Новой школы социальных исследова­ний (Нью-Йорк). Преподавала в университете Беркли (Ка­лифорния), Принстонском и Колумбийском университе­тах. Почетный доктор многих университетов, лауреат пре­мий в области социальных наук Германии, США, Дании. В новейшее время, по мнению Арендт, главная опасность для мировой цивилизации более не грозит извне — от при­родных катаклизмов или «внешнего варварства». 20 в. про­демонстрировал, что мировая цивилизация может порож­дать варварство из себя самой. Наиболее радикальной фор­мой «внутреннего варварства» в этом смысле явился в но­вейшее время феномен тоталитаризма. Этой проблеме посвящена книга Арендт «Истоки тоталитаризма» (The Origins of Totalitarianism. 1951), которая принесла ей все­мирную известность в качестве политического философа. Тоталитарные формы правления явились деструктивным способом выхода из кризисного состояния современного мира и были реакцией (хотя и неадекватной) на базисную неустойчивость нашей эпохи. В истоках тоталитаризма 20 в. лежали некоторые социально-психологические явле­ния двух предшествующих столетий, развившиеся в Европе в условиях кризиса системы национальных государств,— «антисемитизм» (который нарастал в Европе в той степени, в какой шел на спад традиционный национализм), «ра­сизм» и «империализм», которые последовательно отверга­ли принцип национальных границ и национально-полити­ческое существование как таковое. Гигантское «омассовле-ние» индивидов в 20 в. закрепило уже сложившуюся ранее в сознании радикальных идеологов привычку мыслить в масштабе континентов и чувствовать веками. Одним из явлений, давших непосредственный толчок за­рождению тоталитарных движений, Аренда считает появ­ление в 20 в. феномена «массы». «Масса» объединяется не путем позитивного осознания общих интересов (ибо она не обладает отчетливой классовой структурированностью), а на основе «негативной самоидентификации» («ужасаю­щей отрицательной солидарности»). Последняя выражает­ся в отторжении устоявшихся социальных ценностей и лю­бых форм их политического представительства. «Падение охранительных стен между классами,—считает Арендт,— превратило сонные большинства, стоящие за всеми пар­тиями, в одну громадную, неорганизованную, бесструктур­ную массу озлобленных индивидов... Они не нуждались в опровержении аргументации противников и последова­тельно предпочитали методы, которые кончались смертью, а не обращением в новую веру, сулили террор, а не пере­убеждение».

По мнению Арендт, массовая поддержка тоталитаризма не проистекает ни из невежества, ни из процесса промывания мозгов. Тоталитаризм создается комбинацией двух видов принуждения — внешней политической репрессии (кото­рая террористическими методами поддерживает и воспро­изводит феномен «массы») и внутренним самопринужде­нием, «тиранией логичности» самой идеологии. Этой «ти­рании логичности» человек передоверяет производство своих мыслей, что является предательством внутренней свободы. Точно так же подчинение внешнему принуж­дению «тиранического режима» является отречением от свободы внешней. «Свобода,—по словам Арендт,—как внутреннее качество человека, тождественна его способ­ности начинать и творить новое, подобно тому, как сво­бода в качестве политической реальности, тождественна существованию некоторого пространства между людьми для их самочинного движения».

Продолжая концептуальное размежевание явлений «тради­ционного деспотизма» и «тоталитаризма», Арендт вводит понятия «изоляция» и «одиночество». «Изоляция» людей, лишающая их способности к политическому действию, характерна для всех деспотических режимов. «Изоляция» «предтоталитарна»: она необходима, но еще недостаточна для запуска тоталитарного синдрома. При тоталитаризме она должна быть дополнена «одиночеством»—внутренним саморазрушением способности к опыту и мысли. «Изоля­ция», лишая человека свободы, делает его «несвободным»; «одиночество» парализует саму потребность действовать, порождает индивида, недостойного свободы. Поэтому иде­альным подданным тоталитарного режима, согласно Арендт, является не убежденный нацист или коммунист, а индивид, для которого более не существует реальности опыта и мысли, который не различает факт и фикцию, истину и ложь.

Архетипической моделью тоталитарного режима Арендт считает концентрационный лагерь. Это —концентрат то­тального господства, которое стремится привести беско­нечное множество разных человеческих существ к единому знаменателю. Концлагерь является не только механизмом по уничтожению человеческих существ, но также и само­настраивающейся машиной по искоренению самой само­произвольности, спонтанности (как главной социоантро-пологической особенности человеческого поведения) и превращению человеческой личности в простую вещь. Арендт впоследствии часто упрекали, с одной стороны, в недооценке роли «бюрократии» и форм государственного принуждения «сверху», а с другой —в концептуальном ма­ксимализме и соответственно в «невоплотимости» ее моде­ли в реальности (даже в гитлеровскую и сталинскую эпо­ху). В 1960-х гг. получили распространение альтернатив­ные по отношению к идеям Арендт социологоценгричные и институциональные концепции тоталитаризма, опреде­ляющие этот феномен на основе соответствия набору ба­зовых характеристик (монополия на политику, идеологию, экономику, репрессивное принуждение и т. д.). В поздней книге «Жизнь сознания» (1971), продолжающей работу «The Human Condition» (1958), Арендт рассматривает проблемы соотношения мышления, суждения и воли. Воля трактуется здесь как импульс для осуществления определен­ных целей в действии; волевое действие связано со свободой воли, с самоопределением личности и ответственностью за все бытие; воля не рациональна, а императивна. В 1990-х гг. возрождается интерес к культуроцентричной, философско-политологической концепции Арендт. Ее идеи о саморазрушении сферы политического, утрате ин­дивидами сферы деятельностной компетенции и др. ока­зываются востребованными при анализе форм «нового деспотизма» индустриального и массового общества как на Западе, так и в посткоммунистических странах.

Соч.: The Human Condition. Chi., 1958; Between Past and Future: Eight Exercises in Political Thought. N. Y., 1963; On revolution. N. Y, 1963; The Life of the Mind, Vol. 1. Thinking. N. Y, 1971; Vol.2. Willing. N. Y, 1977—1978; Истоки тоталитаризма. М., 1996. Лит.: Gespriiche mit H. Arendt. Munch., 1976; Reif H. (hisg.). H. Arendt. Materialen zu ihrem Werk. W., 1979; HabemasJ. Philosophisch-politische Profile. Fr./M., 1981; Engrem A. La pensee politique de H. Arendt. P., 1984; Barley D. H. Arendt. Munch., 1990.

А. А. Кара-Мурза