logo search
А.Ф. Кони: за правосудие в условиях не правосудного суда

2. Анатолий Кони как выдающийся оратор

Русскому обществу Кони знаком в основном как судебный оратор. Заполненные залы судебных заседаний по делам, рассматривавшимся с его участием, стечение многократной публики, притягиваемые его литературными и научными речами, и мгновенно разошедшийся в двух изданиях сборник его судебных речей - служат тому свидетельством. Основание этого успеха Кони кроется в его личных свойствах. Ещё в далекой античности обнаружена зависимость успеха оратора от его личных качеств: Платон находил, что только подлинный философ может быть оратором; Цицерон держался того же воззрения и доказывал при этом на необходимость освоения ораторами поэтов. Кони отвечал этому взгляду на оратора: он формировался под влиянием литературной и артистической среды, к которой относились его родители; в московском университете он посещал лекции Крылова, Чичерина, Бабста, Дмитриева, Беляева, Соловьева. Эти лекций заложили в нём крепкие основы философского и юридического образования, а индивидуальные связи со многими представителями науки, литературы и практической деятельности поддерживали в нём интерес к различным явлениям интеллектуальной, общественной и государственной жизни; широкая, не ограничивающаяся особой областью знания, эрудиция при счастливой памяти, приносили ему, как об этом заверяют его речи, богатый материал, которым он умел всегда воспользоваться, как художник слова.1

Судебные речи А.Ф. Кони всегда выделялись значительным психологическим вниманием, вырабатываемый на почве полного изучения персональных условий каждого данного случая. С необычным старанием он останавливался на выяснении характера обвиняемого, и, только дав ясное представление о том, кто этот человек, переключался к дальнейшему исследованию внутренней стороны совершенного правонарушения. Характер человека представлял для него объектом наблюдений не со стороны внешних сформировавшихся в нём наслоений, но также со стороны тех особенных психологических элементов, из которых складывается личность человека. Определив последние, он выяснял, какое воздействие, возможно, они оказали на зарождение реализовавшейся в преступлении воли, причём скрупулезно обозначал меру участия благоприятных или неблагоприятных условий жизни данного лица. В повседневной обстановке деятеля он отыскивал наилучший материал для правильного суждения о деле, так как краски, которые накладывает жизнь, постоянно правильны и не стираются никогда. Под анатомическим ножом Кони выявляли секрет своей организации самые различные типы людей, а также разновидности одного и того же типа. Таковы, например, типы Солодовникова, Седкова, княгини Щербатовой, а также люди с недостатками воли, как Чихачев, умевший всего желать и ничего не умевший хотеть, или Никитин, который все оценивает умом, а сердце и совесть стоят позади в большом отдалении.

Выдвинув главные элементы личности на центральный план и находя в них ключ к пониманию изучаемого злодеяния, Кони из-за них не забывал не только элементов относительно второстепенных, но даже фактов, по-видимому, мало касающихся дела; он полагал, что по всякому уголовному делу появляются около истинных, первичных его условий побочные обстоятельства, которыми иногда закрывают примитивные и ясные его очертания, и которые он, как носитель обвинительной власти, находил себя должными отстранять, в качестве ненужной коры, наслоившейся на деле. Освобожденные от случайных и инородных придатков, психологические элементы отыскивали в лице Кони тонкого ценителя, осмыслению которого доступны все малейшие нюансы мысли и чувства.

Сила его ораторского искусства проявлялась не в описании только статики, но и динамики психических сил человека. Он представлял не только то, что есть, но и то, как создалось существующее. В этом содержится одна из самых мощных и достойных внимания сторон его дара. Психологические этюды, например, драматической истории отношений супругов Емельяновых с Аграфеной Суриковой, заключившихся смертью Лукерьи Емельяновой, или история отношений лиц, обвинявшихся в подделке акций Тамбовско-Козловской железной дороги, представляют большой интерес. Только выяснив сущность человека и передав, как создалась она и как прореагировала на сложившиеся жизненные условие, Кони выявлял мотивы преступления и искал в них причины, как для заключения о реальности преступления, так и для установления его свойств. Мотивы правонарушения, как признак, заверяющий о внутреннем душевном состоянии лица, приобретали в глазах его особенный смысл, тем более что он беспокоился всегда не только об установке юридической ответственности привлеченных на скамью подсудимых лиц, но и о согласном со правильностью разделении моральной между ними ответственности. Соответственно содержанию, и форма речей Кони обозначена чертами, указывающими о выдающемся его ораторском даре: его речи всегда просты и чужды риторических украшений. Его слово оправдывает преданность словам Паскаля, что подлинное красноречие смеется над красноречием как искусством, развивающимся по правилам риторики. Он не следует приемам античных ораторов, пытавшихся воздействовать на судью посредством лести, запугивания и вообще возбуждения страстей - и, тем не менее, он в исключительной степени располагает способностью, отличавшей наилучших представителей античного красноречия: он умеет в своём слове приумножать объём вещей, не искажая отношения, в котором они находились к реальности. Возрождение искаженной уголовной перспективы собирает предмет его постоянных забот.

Взгляд его к подсудимым и вообще к участвующим в процессе лицам было подлинно человечное. Злоба и ожесточение, легко захватывающие сердцем человека, долго режущего над неправильными явлениями душевной жизни, ему далеки. Умеренность его была, однако, чужда от слабости и не выпускала употребления язвительной иронии и строгой оценки, которые едва ли в состоянии бывали забыть лица, их породившие. Формулировавшихся в его словах и приемах чувство меры находит свое истолкование в том, что в нём, дар психологического разбора объединен с темпераментом мастера. В общем можно сказать, что Кони не столько захватывал, сколько овладевал теми лицами, к которым обращалась его речь, изобиловавшая образами, сопоставлениями, обобщениями и меткими замечаниями, придавшими ей жизнь и красоту.

Кроме судебных речей, Кони представил ряд рефератов, а именно в петербургском юридическом обществе:

"О суде присяжных и об условиях его деятельности" (1880); "О закрытии дверей судебных заседаний" (1882);

"Об условиях невменения по проекту нового уложения" (1884);

"О задачах русского судебно-медицинского законодательства" (1890);

"О литературно-художественной экспертизе, как уголовном доказательстве" (1893);

В санкт-петербургском сифилидологическом и дерматологическом обществе - доклад "О врачебной тайне" (1893);

На пятом Пироговском медицинском съезде - речь "О положении эксперта судебного врача на суде" (1893);

В русском литературном обществе - доклады "О московском филантропе Гаазе" (1891);

"О литературной экспертизе" (1892);

"О князе В.Ф. Одоевском" (1893)