Раздел первый общая часть глава III ответственность за международные преступления § 2. Международно-правовая ответственность государства за международные преступления

В теории международного права при анализе режима ответственности принято различать прежде всего виды и формы ответственности государств. Употребляемая юристами терминология еще недостаточно разработана в этом отношении, а кроме того, порой понятия видов и форм ответственности применяются недостаточно последовательно.

Обычно под видом ответственности понимается общее содержание последствий международного правонарушения, их юридический характер. Формы ответственности — это способы осуществления ответственности в пределах данного вида¹²¹[1].

Критерии установления видов и форм ответственности государств — характер и объем ущерба, наносимого противоправным поведением государства.

Что касается материального ущерба, то противоправное поведение государства может нанести реальный материальный ущерб другим государствам и международным организациям, а также привести к упущенной выгоде, т. е. к потерям пострадавших государств и международных организаций, которых не было бы, если бы не противоправное поведение государства-делинквента¹²²[2]. К реальному ущербу, по нашему мнению, можно относить и ущерб, причиненный противоправным поведением имущественным интересам различных юридических и физических лиц.

Что касается нематериального ущерба, то он выражается в отрицательных последствиях противоправного поведения государства для международного правопорядка и для защищаемых международным правом нематериальных интересов государств (его авторитета на международной арене, внешнеполитической роли).

Характер и объем причиненного ущерба должны тщательно учитываться при определении видов и форм ответственности за международные правонарушения. При обычных правонарушениях очень часто наносится какой-то материальный ущерб либо ущемляются нематериальные, но ограждаемые международным правом интересы пострадавшего государства. Отсюда следует и определение в отношении государства-делинквента видов и форм ответственности.

При совершении международных преступлений и преступлений международного характера, например агрессии, наносится тяжелейший материальный ущерб и повышенный урон международному правопорядку. Это несомненно должно учитываться при определении государству-правонарушителю соответствующих видов и форм ответственности за его преступное поведение.

Помимо характера и объема причиненного ущерба при решении вопроса об ответственности государства-правонарушителя должны приниматься в расчет и другие факторы. К их числу относится определение степени его вины. Речь идет о том, что устанавливается более тяжелый режим ответственности, если ущерб – это следствие обдуманной и целенаправленной политики и противоправного умысла, чем отличаются международные преступления и преступления международного характера от ситуаций, когда государства в лице их органов или должностных лиц допускают небрежность.

Соответственно видам причиняемого этими правонарушениями ущерба в современном международном праве различаются два основных вида ответственности – материальная и нематериальная.

Довольно часто, особенно в доктрине старого международного права, нематериальную ответственность называли моральной. Эта тенденция была подвергнута обоснованной критике. Однако на смену ей пришла довольно устойчивая традиция считать этот вид ответственностью политической.

Было бы, однако, неправильно говорить только о политическом характере этой ответственности. Г.И. Тункин отмечал, что выражение "политическая ответственность"¹²³[3] не очень удачно, поскольку имеет неправовой оттенок, в то время как виды и формы ответственности государств носят международно-правовой характер. Очевидно, что когда авторы избегают говорить о нематериальной ответственности как о международно-правовой, это делается в первую очередь с целью отделить ее от ответственности материальной.

В старом международном праве четко прослеживалось разделение ответственности на эти основные категории, хотя вся доктрина ответственности носила преимущественно материально-репарационный характер. При этом в рамках материального вида ответственности существовали такие его формы как реституции и репарации.

Реституция – это возмещение государством-правонарушителем материального ущерба в натуре. Государство, у которого в результате неправомерного поведения государства-делинквента были захвачены промышленное оборудование или художественные ценности, имеет право на их возвращение.

Широкое применение в международной практике получили и репарации, т. е. возмещение причиненного материального ущерба ценностями, товарами, услугами. В то же время современным международным правом запрещены контрибуции, т. е. имущественные изъятия под видом возмещения военных издержек, не имеющие отношения к причиненному материальному ущербу и носящие характер военной дани в пользу государства-победителя.

В результате появления категории особо опасных международных правонарушений — международных преступлений — эта в принципе верная схема видов и форм международно-правовой ответственности государства претерпела значительные изменения.

Во-первых, некоторые традиционные формы ответственности неприменимы к международным преступлениям. Ю.В. Петровский отмечал, что сатисфакция как форма политической ответственности применяется в тех случаях, когда совершаются правонарушения, не приобретающие характера международных преступлений¹²⁴[4].

Во-вторых, изменилось внутреннее содержание форм ответственности. Хотя после второй мировой войны, по решению Крымской и Берлинской конференций в отношении Германии и по мирным договорам с Болгарией, Венгрией, Италией, Румынией и Финляндией, возмещение материального ущерба, причиненного ими, устанавливалось в традиционной форме репараций и реституций, содержание этих конкретных форм ответственности за международные преступления Германии и ее союзников было качественно другим по сравнению с содержанием этих форм в старом международном праве.

Как во внутреннем, так и в международном праве юридическая ответственность выполняет две основные функции: право-восстановительную и штрафную, карательную, что имеет большое значение для эффективности самого института ответственности. Эти функции находятся, как правило, в диалектическом подвижном взаимодействии. Такое взаимодействие подчиняется следующему правилу: чем выше общественная опасность международного правонарушения, тем большую роль должна играть штрафная, карательная, функция ответственности. В перспективном плане как бы увеличивается и правоохранительно-превентивное воздействие института ответственности. Наличие у ответственности штрафной, карательной, функции отнюдь не противоречит основному принципу международного права — принципу суверенного равенства государств. Напротив, заложенная в самой основе института ответственности идея возложения на государство-правонарушителя негативных последствий и лишений — гарантия поддержания международного правопорядка и нормальных отношений государств в соответствии с принципами и нормами международного права.

Для репарационной конструкции ответственности, связанной с обычными международными правонарушениями, главной была правовосстановительная функция. Основной метод борьбы с международными преступлениями — штрафная, карательная, функция. Однако это не означает, что правовосстановительная функция, в частности, включающая возмещение материального ущерба, утрачивает свое значение.

"Учитывая особо опасный характер и вредность международных преступлений, — указывает В.А. Василенко, — следовало бы предусмотреть, что при их совершении должен в максимально возможной степени возмещаться весь причиненный ущерб, т. е. и положительный ущерб, и упущенная выгода"¹²⁵[5].

Для достижения правовосстановительного эффекта и обеспечения возмещения причиненного ущерба, проистекающего из факта международных преступлений, устанавливаются те же традиционные формы материальной ответственности, а именно реституции и репарации, как это имело место после второй мировой войны в отношении Германии и ее союзников. Некоторые авторы специально подчеркивают необходимость возмещения материального ущерба, явившегося следствием колониального господства, аналогично возмещению ущерба за агрессию. Однако фактическое содержание традиционных форм ответственности в случае международных преступлений, как правило, далеко выходит за рамки осуществления лишь одной правовосстановительной функции.

Международной практике и ранее были известны случаи, когда за морально-политический ущерб судами назначалось материальное возмещение. Практически это означало, что формы нематериальной ответственности признавались неадекватными и не способными обеспечить равноценное возмещение нематериального ущерба, которому находили материальный эквивалент. Если благодаря развитию и долговременному применению международной практикой репарационной ответственности материальные формы ответственности оказывались достаточными для возмещения материального ущерба и выполнения связанной с ним пра-вовосстановительной функции, то формы нематериальной ответственности были недостаточно развиты и разработаны для возмещения нематериального ущерба и достижения карательного, штрафного, эффекта мер ответственности. Именно поэтому для восполнения нематериального ущерба применялись формы ответственности, традиционно характерные для материального типа ответственности.

Однако случаи, когда политический ущерб влечет материальную ответственность, а в ответ на материальные лишения, являющиеся следствием неправомерного поведения государства, применяются нематериальные формы ответственности, свидетельствуют не только о неадекватности данных форм' ответственности тому ее виду, которому в принципе они должны корреспондировать. Такое переплетение форм ответственности выражение тесной взаимосвязи между ее материальным и нематериальным видами. В реальных международных ситуациях иногда трудно установить, какой преимущественно характер носит причиненный международным преступлением ущерб, особенно нематериальный. Если нанесен исключительно материальный ущерб, то трудности могут возникнуть в отношении установления его размера. При сложном характере ущерба установление не только его объема, но и характера связано с субъективными моментами и зависит преимущественно от воли пострадавшего государства. Таким образом, характер ответственности является вторичным по отношению к характеру совершенного правонарушения и причиненного ущерба, которые не всегда легко установить. Однако на выбор вида ответственности и соответствующих ее форм влияют и другие факторы, в первую очередь степень достаточности тех или иных форм для удовлетворения целей ответственности за возмещение конкретного ущерба.

В результате характер ответственности может не совпадать с характером ущерба, и могут быть определены формы ответственности, в принципе свойственные другому ее виду.

Что касается пресечения международных преступлений, то при выборе вида и форм ответственности решающим является обеспечение ее карательной, штрафной, функции.

Запрещение агрессивной войны как тягчайшего международного преступления имеет свое юридическое следствие: при определении режима ответственности за преступное поведение государства сумма возмещенного вреда может устанавливаться не только исходя из действительного материального ущерба, но и с учетом дополнительной штрафной санкции.

В правовой литературе возмещение, превышающее причиненный ущерб, иногда называют штрафным платежом, причем некоторые авторы высказываются за его запрещение¹²⁶[6]. Однако представляется, что отказ от такого средства воздействия на государства, совершающие международные преступления, был бы неоправданным. Этому положению не противоречит тот факт, что после второй мировой войны страны антигитлеровской коалиции пошли по другому пути. В соответствии с решениями Крымской конференции на Германию был наложен объем репараций значительно меньше ущерба, который она нанесла Объединенным Нациям. Однако этот факт должен рассматриваться, по существу, в свете беспрецедентных мер, принятых союзниками для ограничения ее суверенитета и носивших ярко выраженный карательный и превентивный характер. После безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии союзные державы взяли на себя функции верховной власти в Германии, осуществили ее разоружение и демилитаризацию, уничтожили военный потенциал, ликвидировали и запретили нацистские организации, учреждения и законы, установили оккупационный режим. Некоторые из подобных мер были осуществлены и в отношении бывших союзников Германии – Венгрии, Италии, Румынии и Финляндии.

Особая форма ответственности этих государств — изъятие из их юрисдикции военных преступников, которые были судимы военными трибуналами, созданными государствами антигитлеровской коалиции.

Формами политической ответственности государства-агрессора могут быть различные ограничения его международно-правовой субъектности, как-то: временное ограничение суверенитета, лишение части территории, послевоенная оккупация, демилитаризация и запрет содержания вооруженных сил или определенных их родов, ограничение судебной юрисдикции агрессивного государства.

В принципе государства, совершающие международные преступления, несут как материальную, так и нематериальную ответственность, и тот факт, что основной функцией этой ответственности можно считать карательно-штрафную, отнюдь не может преуменьшить ее правовосстановительного значения.

Соотношение видов ответственности меняется применительно к различным видам международных преступлений. Ответственность за агрессию, наносящую международному сообществу тягчайший материальный и нематериальный ущерб, очевидно, носит как материальный, так и нематериальный характер; ответственность за преступление колониализма имела значительные материальные аспекты; для военных преступлений и экоцида характерно сочетание видов ответственности с преобладанием материальной; для преступлений против человечности характерны политические и моральные аспекты, но не исключены и материальные.

В доктрине международного права при рассмотрении вопроса о формах ответственности государств традиционно большое внимание уделяется вопросу о юридической природе международно-правовых санкций.

Во внутреннем праве можно выделить два основных значения этого термина. Во-первых, это правовые последствия правонарушения, зафиксированные, как правило, в качестве части правовой нормы, устанавливающие объем и формы ответственности за нарушение ее диспозитивной части, и реализуемые в случае наступления юридического факта; во-вторых, различные принудительные меры, хотя и связанные с поддержанием правопорядка, но не являющиеся юридическими последствиями правонарушений.

В нормах международного права отсутствуют конкретные указания на объем и форму ответственности за правонарушение, т. е. отсутствует структурная часть нормы, называемая во внутреннем праве санкцией. Такой объем и форма ответственности устанавливаются либо по соглашению участвующих в правоохранительных отношениях государств, либо, и это характерно для международных преступлений, международным сообществом, которое применяет по отношению к государству-делинквенту принудительные меры.

Что касается принудительных мер, то они хорошо известны международному праву. Такие меры составляют основу дискреционных полномочий Совета Безопасности, имеющих целью поддерживать международный мир и безопасность. Если говорить о самом широком смысле, соответствующем широкому понятию санкций во внутреннем праве, то все принудительные меры, предусмотренные в Уставе ООН, суть санкции¹²⁷[7]. Кроме того, в некоторых случаях международное право допускает использование принудительных мер отдельными государствами.

В то же время в международном праве под принуждением, или санкциями, понимают и меры международного сообщества, направляемые на побуждение какого-либо государства выполнить свои обязательства или воздержаться от противоправного поведения, либо собственно санкции, т.е. реакцию на совершенное правонарушение. Как отмечает Г.И. Тункин, санкции в первом значении этого термина — действия принудительного характера вообще, а во втором правовые последствия правонарушения, выражающиеся в применении к государству-правонарушителю мер принуждения¹²⁸[8]. Эти две разные по своему характеру группы мер в международном праве часто трудноразличимы, а порой присущие им функции — с одной стороны, принуждения, не являющегося следствием противоправного поведения, а с другой – реакции на правонарушение, – сливаются в одну в рамках одних и тех же действий. Это результат того, что международные органы, принимая решения о таких действиях, далеко не всегда четко определяют, где кончается принуждение в чистом виде и начинается собственно санкция. Однако такое различие важно с точки зрения института ответственности.

Ю.Я. Михеев отмечает, что принудительные меры, применяемые Советом Безопасности, могут и не иметь характера санкции¹²⁹[9].

Вполне естественно, что, отдавая должное значению санкций, которые могут предприниматься по отношению к государствам-делинквентам международным сообществом, юридическая доктрина уделяет большое внимание осмыслению их характера и функций. Вместе с тем порой высказывается точка зрения, что по-настоящему санкционный характер могут иметь лишь коллективные меры принуждения, а меры индивидуальной реакции на правонарушение такого характера иметь не могут.

Представляется, что коллективным мерам санкционного характера в большой мере присущ карательный характер, а государство, реагируя, например, индивидуально на агрессию, более заинтересовано в правовосстановительном эффекте своих действий, однако вряд ли можно утверждать, что последние не выполняют и карательных функций. Разумеется, воздействие коллективных акций такого характера в принципе должно быть более весомым, чем действия отдельных пострадавших государств.

К международно-правовым санкциям, применяемым государствами индивидуально, т. е. в порядке самопомощи, относятся реторсии, непризнание, разрыв дипломатических, консульских и экономических отношений, самооборона. К санкциям, применяемым через международные организации, можно отнести приостановление прав и привилегий, связанных с членством в этих организациях, отказ в членстве или исключение из международных организаций; принудительные меры с использованием вооруженных сил, создаваемых для этого случая организациями.

В международно-правовой доктрине санкции иногда рассматриваются в определенном отрыве от традиционных форм ответственности. По нашему мнению, это отголосок репарационной теории ответственности, в соответствии с которой обязательное условие применения санкций — выяснение намерений государства-делинквента в отношении добровольного возмещения им ущерба, причиненного его противоправным поведением. "Воля государства-агрессора, — пишет Ю.М. Рыбаков, — или его волевой акт, не имеет, на наш взгляд, существенного значения для установления форм его ответственности за агрессию"¹³⁰[10]. Кроме того, очевидно, здесь недооценивается преимущественно карательно-штрафной характер санкций по сравнению с правовосстановительным эффектом традиционных форм ответственности. По крайней мере, некоторые из этих санкций, являясь в случае международных преступлений принудительными мерами, результатом которых может быть и осуществление традиционных форм ответственности, могут сами выступать способами осуществления ответственности, т.е. представлять собой ее формы.

Если к государству-правонарушителю – именно вследствие его преступного поведения — применяются международно-правовые санкции, то в целом ряде случаев они не только имеют превентивный характер, но и являются сами по себе лишениями, ограничениями материального или нематериального, политического характера, юридическое основание для возникновения которых — факт неправомерного поведения. Это характерно для индивидуальных санкций, таких как реторсии, репрессалии, разрыв отношений. Это же можно сказать и о санкциях, применяемых международными организациями. Например, лишение прав и привилегий, связанных с членством, исключение из организации могут быть формами и нематериальной, и материальной ответственности. Исключение из международного общения и применение централизованных мер принуждения также могут означать очень серьезные лишения и материального, и нематериального порядка.

Подход к санкциям как форме ответственности может иметь революционизирующее значение для всего института ответственности, поскольку тем самым — даже в условиях международного сообщества, для которого в силу суверенности государств свойственна очень небольшая степень централизации, — достигается определенная автономность функционирования этого института от согласия государств-правонарушителей. "Представляется, — правильно указывает Ю.М. Рыбаков, — что вопрос о международно-правовых санкциях должен рассматриваться прежде всего как один из важнейших аспектов проблемы международной ответственности государств за агрессию и другие тяжкие международные преступления, а в более широком плане и всей проблемы международной безопасности"¹³¹[11].

Применение санкций как формы ответственности открывает возможности для функционирования института ответственности в условиях отсутствия мировых вооруженных конфликтов. Однако этому, помимо политических трудностей, мешает и недостаточно четкое определение функций и характера международно-правовых санкций именно как формы ответственности государств. Если, например, централизованное использование вооруженных сил международной организацией в общем плане может рассматриваться как принудительная мера, не имеющая характера санкции, то их конкретное использование для временного занятия незаконно оккупированной территории может не только принудить государство-делинквент к выполнению его международных обязательств, но иметь и характер санкции за предшествующее несоблюдение им своих международных обязательств.