465. Оспаривание займа по безвалютности.

Эта практика составления письменного документа, расписки, в которой должник подтверждал факт получения валюты, породила опасность неосновательных требований кредиторов от должников не полученных последними сумм. По самому характеру договора займа более сильной в социально-экономическом смысле стороной является заимодавец. Заемщик, нуждающийся в денежной сумме, фактически оказывается в зависимости от заимодавца, который может диктовать ему условия. На этой почве в жизни стали нередки случаи, когда составление документа не сопровождало получение валюты займа, а предшествовало ему.

В связи с этим нередко имели место и такие случаи, когда должник, ожидающий получения валюты, подписывает, по требованию более сильного (социально и экономически) кредитора, документ, удостоверяющий обязанность должника вернуть полученную валюту займа, этот документ передается кредитору, а между тем валюту должник фактически так и не получает.

На почве таких фактов для должника создавалась угроза, что недобросовестный кредитор использует имеющуюся у него на руках расписку, содержащую признание должника в получении валюты, и последнему придется платить неполученную сумму займа. Очевидно, что такая угроза нередко, действительно, осуществлялась и это приводило к вредному для спокойствия има озлоблению должников. Поэтому и возник вопрос о необходимости предоставления должнику каких-то правовых средств, чтобы оградить его от опасности взыскания несуществующего долга.

С этой целью в тех случаях когда кредитор, не передавший должнику валюту займа, тем не менее предъявлял к нему иск о возврате занятой суммы, должнику стали давать exceptio doli, т.е. он мог сослаться против иска кредитора на то, что в действиях кредитора, не передавшего должнику валюты и тем не менее требующего от него платежа занятой суммы, опираясь на формальный момент - подписание должником документа о получении валюты, - заключается самая тяжкая недобросовестность - dolus.

Гай (4.119) приводит именно этот пример, когда поясняет сущность exceptio doli: истец требует денежную сумму; должник ссылается на то, что он этой суммы не получал: тогда в формулу иска вставлялась оговорка, что присуждение в пользу истца требуемой им суммы должно последовать только при условии, если в его действиях до суда и во время суда нет dolus malus: "si in еа re nihil dolo malo A.Agerii factum sit neque fiat". Позднее эта эксцепция (в данных обстоятельствах) получила наименование exceptio nоn numeratae pecuniae.

Должник мог и не дожидаться предъявления кредитором иска, а активным своим поведением предупредить самую возможность такого иска. Именно, он мог сам предъявить иск о возврате ему его расписки, выданной в предположении, что вслед за тем будет передана валюта займа. Поскольку такой передачи не произошло, расписка остается у кредитора без достаточного к тому основания, т.е. к этим случаям должен быть применен кондикционный иск (condictio), дававшийся для истребования от должника неосновательного обогащения, полученного им за счет истца (см. п. 561).

Использование этих средств - exceptio non numeratae pecuniae и кондикционного иска об истребовании расписки связано было для должника с трудной задачей – доказать отрицательный факт - неполучение валюты. Ибо по общим правилам процесса, предъявляя кондикционный иск об истребовании документа, должник в качестве истца должен был доказать факт, из которого вытекает исковое требование; ссылаясь на неполучение валюты в эксцепции против иска кредитора, должник и в этом случае должен доказать тот же факт.

Трудность доказывания отрицательного факта до крайности умаляла практическое значение этих мер защиты интересов должника. В этом отношении дело приняло более благоприятный для должника оборот только позднее (в III в. н.э.), когда onus probandi (бремя доказательства) переложено было на кредитора: если должник заявлял против иска кредитора exceptio non numeratae pecuniae, на истца возлагалась обязанность доказать факт платежа валюты. Таким образом, была допущена возможность опротестования в течение известного срока содержащегося в расписке признания должника в получении валюты, для чего достаточно было лицу, выдавшему расписку, заявить, что оно валюты не получало; это и была exceptio или querela non numeratae pecuniae. Чем объясняется такая мера, не совсем понятная с точки зрения социального положения кредиторов и должников? Несомненно, что кредиторы, в основном, принадлежали к господствующим группировкам рабовладельческого класса, интересы которых непосредственно защищались государственной властью; почему же в праве получили в данном случае отражение интересы не кредиторов, представителей господствующего слоя общества, а должников?

Необходимо, прежде всего, иметь в виду что querela non numeratae pecuniae в этом последнем виде принадлежит не к классическому праву, а к позднейшему императорскому периоду: одноименные средства защиты, упоминаемые в Дигестах от имени отдельных классических юристов, имеют совсем другой; характер и не отличаются только что отмеченными особенностями в распределении onus probandi, обязанности показывания. В Кодексе Юстиниана (С. 4.30) более старые конституции не могут считаться подлинными; в частности, должна считаться доказанной неподлинность С. 4.30.3, принадлежащая, судя по ее инскрипции (надписанию), Каракалле (215 г.). Нет и ни одного другого надежного источника по данному вопросу, относящегося к классической эпохе; приходится признать, что институт querela non numeratae pecuniae принадлежит к позднейшему императорскому периоду.

Объяснение этого загадочного института так трудно, что у некоторых старых авторов звучит даже нота отчаяния и полного отказа как-нибудь объяснить этот институт: querela non numeratae pecuniae называли "непонятным для здравого рассудка mysterium iuris" (K(ster, Defectiones iuris comm., 1653 стр. 151), "странным недоразумением, явная несправедливость которого бросается в глаза всякому не лишенному от природы здравого рассудка человеку" (Ludwig, Gelehrte Anzeigen, 1, стр. 238).

В новое время в литературе дан ряд объяснений этого своеобразного правового института, но задачу нельзя признать окончательно разрешенной. Следует отметить одно объяснение, в наивной форме данное еще на грани между XVIII-XIX вв. (в работе Cocceii, lus civile controversum, tom. I, Lips. 1799, 4 Tit. de R. C. qu. 22): Quod praesumtio sit contra actorem, cum propter aviritiam creditomm, turn propter indigentiam debitorum, т.е. эта презумпция против истца введена как в виду жадности кредиторов, так и во внимание к нужде должников), а затем вскользь брошенное юристом Pfaff (Ueber den rechtlichen Schutz des wirtschaftlich Schwacheren in der romischen Kaiseigesetzgebung, 1897, 66-69) и наконец, более подробно изложенное Monnier (Etudes de droit byzantin, II, 1900, 77-82).

Monnier усматривает единственно правильное и достаточное объяснение института querela в желании императоров, рескриптами которых этот институт создан, предупредить злоупотребления со стороны potentiores, выступавших в качестве заимодавцев и державших заемщиков в своих руках. Что такой мотив в законодательстве римских императоров, в особенности позднейшего периода, начиная примерно с Диоклециана, имел большое значение в ряде правовых институтов, это нужно признать бесспорным фактом.

С классовой и политической стороны такая борьба императоров с влиятельными магнатами (potentiores) является понятной: именно в эту эпоху развивается абсолютизм императорской власти, под углом зрения которого чрезмерное социальное и экономическое влияние таких магнатов (potentiores) могло представляться опасным и, во всяком случае, нежелательным. азбухание чиновничьего аппарата, увеличение расходов в связи с безумной роскошью императорского двора и ряд других причин побуждали императоров все увеличивать налоговое бремя.

Не в интересах фиска, а следовательно, и императоров, было бы полное разорение отдельными potentiores основных налогоплательщиков - земледельцев и ремесленников. Никакого реального облегчения своего положения эти плательщики налогов - humiliores - не получали, так как принимавшиеся императорами меры защищали humiliores от разорения со стороны potentiores лишь для того, чтобы можно было с большим успехом выжать из этих humiliores все соки в пользу фиска. Но факт принятия императорским законодательством мер против засилья potentires не подлежит сомнению. Однако для того, чтобы признать влияние этого мотива в институте querela non numeratae pecuniae, - прямых данных в нашем распоряжении не имеется.

Недостаточность документальных данных совершенно естественна: институт сложился из императорских рескриптов, дававших ответы наконкретные вопросы. едакторы этих актов находились под влиянием случайно нахлынувшего материала, они не брались за планомерную разработку вопроса (да и не стремились к такой разработке); тем менее они могли остановиться на главных основаниях, побудивших провести реформу.

Вероятное само по себе объяснение querela non numeratae pecuniae борьбой с могущественными заимодавцами (potentiores) нельзя, разумеется, строить на том, что императорами руководили соображения человеколюбия и милосердия, когда они проводили такого рода мероприятия: на эти меры их наталкивали, с одной стороны отмеченные выше опасения чрезмерного роста могущества таких potentiores, с другой стороны - финансово-хозяйственные трудности, требовавшие максимального использования каждого гражданина, каждого отдельного хозяйства и сохранения в этих целях платежеспособности плательщиков налогов.

Давая должнику облегчение в форме перенесения, при заявлении querela, на кредитора onus probandi, императорское законодательство ограничило применение этой льготы определенным сроком (сначала - один год, потом пять лет, наконец, при Юстиниане - два года) (С.4.30.14), в течение которого допускалось оспаривание должником выданной им расписки; незаявление должником в пределах этого срока судебного спора против выданной им расписки с помощью querela non numeratae pecuniae имело своим последствием, что эта расписка, содержавшая признание должника в получении валюты, получала значение бесспорного и неоспоримого доказательства.

Ограничение применения описанной льготы для заемщиков сроком можно объяснить так. В име было распространено обыкновение сначала вручать заимодавцу долговой документ с распиской в получении валюты, а потом по ассигновке заимодавца получать валюту либо от менялы, ведущего денежные дела капиталиста, либо от прокуратора или раба, заведующего его кассой. Выдача валюты доказывалась книгами этих представителей заимодавца, выданными им расписками или же их свидетельскими показаниями. Так как по истечении более или менее продолжительного времени представить доказательства фактической выдачи валюты было трудно, то формальные долговые документы и становились через некоторый срок бесспорными документами. При этом доказательная сила заемного документа становилась настолько безусловной, что если даже должник брался сам доказать неполучение валюты, ему не разрешалось представить такие доказательства.