2.2. Политический терроризм как форма религиозного экстремизма

История развития общественных отношений убедительно доказала, что политический терроризм, как выражение крайних методов и установок экс­тремистских сил в политической борьбе, обладает способностью проникать во все сферы общественных отношений, причем в каждой из них имеет опре­деленную направленность, степень остроты. Проникая в конфессиональную среду, терроризм порождает новые конфликты, осложняет уже существую­щие. При этом, как отмечают многие исследователи, например, А. Васильев¹, В.С. Глаголев⁴⁴, И. Ермаков⁴⁵, А.Г. Здравомыслов⁴⁶, И.А. Каримов⁴⁷, Д.В. Микульский⁴⁸, А.А. Нуруллаев⁴⁹, С.Б. Филатов⁵⁰, сама рели­гия выступает как компонент политики. Поэтому далее правомерно и акту­ально будет рассмотреть религию как один из главных факторов этнической политической мобилизации.

Васильев А. Пуритане в исламе. Ваххабизм и первое государство. - М.: Наука, - 1967.

Американские ученые Т.М. Ласатер⁵³ и Г. Хансен⁵⁴ отмечают, что не­смотря на очевидную важность проблемы, ей в американской науке уделяет­ся недостаточно внимания.

Политический терроризм, базирующийся на религиозных экстремист­ских идеях, символах и настроениях, стал ярким проявлением современных катаклизмов. Самые тяжелые последствия влечет за собой использование ре­лигиозных чувств во имя своих корыстных целей идейными вдохновителями политического терроризма, которые играют на столкновении интересов различных стран, различных политических субъектов и получают финансовую или иную помощь от той или иной стороны.

Поэтому анализ проблемы политического терроризма будет неполным, если не будет рассмотрено влияние на его развитие в России международных экстремистских и религиозных террористических организаций, которые в своей деятельности эксплуатируют искренние духовные убеждения и чувства индивидов, активизируя и без того сильное эмоциональное восприятие верующим окружающей действительности, особенно связанное с социальной и национальной идентификацией. Актуально рассматривать данное явление в контексте политических мотиваций религиозно-экстремистских организаций, угрожающих российской государственности.

При проведении политического анализа необходимо учитывать тот факт, что политические лидеры экстремистских и террористических органи­заций используют религиозный фанатизм как наиболее удобную психологи­ческую формулу для трансформации политического экстремизма в терро­ризм.

Применение широко употребляемых при теоретическом анализе соци­ально-политических процессов и явлений понятий «религиозный экстре­мизм» и «религиозный терроризм» на первый взгляд кажется точным. При комплексном, многомерном рассмотрении проблемы экстремизма и терро­ризма, учитывающем взаимодействие религиозной и политической состав­ляющей явлений, выясняется преобладающая политическая роль религиоз­ной компоненты в общественно-политической жизни общества.

Политический характер деятельности таких организаций отмечается, как уже подчеркивалось выше, многими исследователями. По этому поводу в научной литературе высказываются разные мнения, например: «Обладая не­сомненным сходством проявлений, религиозный экстремизм почти всегда обнаруживает политическое содержание, порой ярко выраженное. Однако, несмотря на то, что религиозный экстремизм имеет порой политическую окраску, он представляет собой не столько политический, сколько религиозный феномен»⁵⁵.

Другие ученые, наоборот, считают, что: «Для анализа современной си­туации наиболее правомерно ввести понятие «религиозно-политический экс­тремизм», с тем, чтобы не возлагать на религию ответственность за безответ­ственные преступные деяния экстремистов, использующих те или иные ре­лигиозные постулаты... Также, как этнонационалистический экстремизм, ре­лигиозно-политический экстремизм является разновидностью политического экстремизма»⁵⁶. Оперирует понятием «религиозно-политический экстремизм» и Рамазанов Т.Б. в статье «Религиозно-политический экстремизм в Чечне и Дагестане как фактор преступности» .

3 Рамазанов Т.Б. Религиозно-политический экстремизм в Чечне и Дагестане как фактор преступности // Право и политика. - 2000. - №4. - С. 78-84.

Правда, они не до конца рассматривают данную проблему, не учитывая су­ществование религиозных фанатиков-экстремистов, которые политические цели не преследуют, действия которых правомерно назвать религиозно-психологическим экстремизмом.

Точно так же выражение «религиозный терроризм», по существу, предлагает искать причины терроризма в той или иной религии, рассматри­вая проблему терроризма крайне однобоко, что абсолютно неверно. Исполь­зование в научной практике понятия «религиозный терроризм», некорректно и потому, что «затемняет подлинные цели национально-освободительных движений, довольно часто использующих религиозные идеи и лексику. Об­винение в тотальном религиозном терроризме и североирландских католи­ков, и палестинцев может вызвать ответную волну экстремизма противобор­ствующей им стороны, дестабилизировать переговорные процессы, сорвать мирные договоренности»⁵⁷.

Несмотря на то, что в научном мире стали появляться мнения о некор­ректности высказываний «религиозный экстремизм» и «религиозный терро­ризм», до сих пор другие формулировки четко не предлагаются. Автор пред­лагает ввести в оборот понятия «религиозно-политический терроризм», как форму религиозно-политического экстремизма, и «религиозно-психологический терроризм» как форму религиозно-психологического экс­тремизма. Религиозно-политический терроризм можно охарактеризовать как религиозно мотивированное или религиозно камуфлированное насилие (или угроза насилия) субъектов, преследующих политические цели: принуждения правительства (правительств) или международной организации к исполне­нию или воздержанию от исполнения какого-либо действия, а так же для серьезной дестабилизации или разрушения основных политических, эконо­мических (социальных) структур страны или международной организации.

В случае религиозно-психологического терроризма насилие со стороны субъектов является религиозно мотивированным, направлено против членовобщества и никаких политических целей не преследует, по крайней мере, на первом этапе.

Религиозно-психологический терроризм базируется на устрашении противников данной секты, как правило, тоталитарной. Террористы в данном случае используют насилие в целях, которые, по их мнению, определены Господом. При этом объекты их нападений размыты как географически, эт­нически, так и социально. Особенностью религиозных сект является доведе­ние антропологического дуализма до самых крайних формулировок: члены секты отождествляют себя с «избранными», «спасенными». Все, кто не с на­ми - «проклятые» и насилие в отношении них в глазах членов секты стано­вится естественным. Сектанты обычно начинают с устных или письменных угроз, которые заканчиваются физическими расправами. Их угрозы нельзя игнорировать, поскольку они исходят от дезадаптированных, социально и психологически изолированных, фанатически настроенных и часто психиче­ски нездоровых личностей, которые с маниакальным упорством будут защи­щать свое единственное психологическое убежище.

Практика показывает, что деятельность ряда религиозных сект сопря­жена с применением психологического воздействия, которое направлено на формирование у лица (группы лиц) новых или изменение уже существующих убеждений, установок, ценностей, смыслов, отношений, мотивов, ориента-ций. В крайних ситуациях деформируется даже восприятие действительно­сти. Так, «известны случаи, когда в присутствии лидера религиозной группы у участников изменялись вкусовые ощущения, трансформировалось зритель­ное восприятие»⁵⁸. Неспособность лица осознавать опасность своих действий провоцируется искаженным восприятием реальности, которое возникает вследствие психологического воздействия. Главари секты приобретают власть и деньги, а попавшие под их влияние готовы пожертвовать ради мни­мых религиозных идей благополучием, семьей, состоянием, детьми, жизнью, как своей, так и чужой.

В этом случае представляется целесообразным рассматривать феномен терроризма с психологической точки зрения, т.к. причины религиозно-психологического терроризма лежат в плоскости массового психоза. В соци­ально-общественной сфере это находит выражение в культурной геттоиза-ции, сектантских движениях и создании культов.

Намеченные к реализации цели, программные установки и практиче­ские шаги морально санкционированы господствующей в данной среде рели­гиозной догмой, после чего любые террористические акции религиозного движения воспринимаются как нравственно оправданные, отвечающие выс­шим интересам членов секты.

Среди подобных религиозных объединений выделяются: «Аум Синрике», «Храм Народов», «Ветви Давида», «Раджниш». 20 марта 1995 г. в токийском метро в результате распыления боевого отравляющего газа зарина погибло 11 и получило серьезные отравления 5,5 тыс. человек. Ответствен­ность на себя взяла религиозная секта «Аум Синрике», приверженцев кото­рой только в России насчитывалось 40 тыс. человек. До сих пор мир не знает причин, толкнувших сектантов на этот поступок. Загадочным осталось суи­цидальное сектантство типа «Храма Народов», «пастора» Джима Джонса (в 1978г. около 1000 членов этой секты, уехавшие в Гвиану, «добровольно-принудительно» покончили жизнь самоубийством). Секта «Ветви Давида» Давида Кориша сгорела в огне ранчо в Уэко в 1992 году, после поджога при атаке силами ФБР. В середине 80-х годов ХХ века члены религиозной секты «Раджниш» заразили сальмонеллой пищу в ресторане Орегона, в результате чего пострадало 715 человек.

Подобный характер имеет «Движение насилия против абортов»⁵⁹, имеющее в своем составе протестантов и католиков, ориентирующихся на христианский фундаментализм. Члены этой организации считают, что Бог велит сохранять зарождающуюся жизнь, а не уничтожать ее. Движение ве­дет борьбу, совершая террористические акции против медицинского персо­нала в медицинских учреждениях, делающих аборты, также против тех, кто поддерживает право на них. Заслуживает внимания тот факт, что члены этого движения открыто провозгласили о стремлении к насилию даже в самом на­звании организации.

О существовании в России тоталитарных сект известно мало. Вызывает интерес «Опричное братство», находящееся в сибирской деревне. Духовный лидер паствы г-н Щедрин, сам москвич, работает под псевдонимом Николай Козлов. Идейные убеждения этой секты заключаются в призывах «Убей ев­рея - отпустится 40 грехов». Считается, что г-н Щедрин имеет способности, близкие к способностям Григория Распутина, сами сектанты считают себя последователями Распутина. В то же время «опричники» угрожают судом всем, кто их затронет⁶⁰.

Основатель сайентологии Хаббард⁶¹ неоднократно заявлял своим после­дователям, что судебную систему нужно использовать для запугивания вра­гов. Освоенный лидерами подобных сект метод судебного сутяжничества сильно усложняет борьбу общества с тоталитарными сектами. Они пресле­дуют своих оппонентов бесконечными судебными разбирательствами и если не могут, используя судебные органы, заставить их замолчать, стремятся ра­зорить их. И действительно, хотя такие судебные иски религиозных сект, объединений и организаций почти не завершались успехом, многие ученые, журналисты и критики стали опасаться писать и говорить о них, не желая по­лучать бесконечные судебные иски.

От религиозно-психологического терроризма, который зачастую на первом этапе развития не преследует политические цели, следует отличать религиозно-политический терроризм, обнаруживающий ярко выраженное политическое содержание. Во втором случае терроризм, как форма религиоз­ного экстремизма, представляет собой не столько религиозный, столько по­литический феномен, когда религиозные чувства становятся политическим инструментом, которым пользовались и будут пользоваться самые разныеполитические силы, в том числе светские.

В то же время на уровне обыденного сознания сложилось устойчивое представление, что именно религиозный фактор является единственной до­минантой современного политического терроризма. Такой стереотип сло­жился в отношении всех крупных политических конфликтов: армяно-азербайджанского, югославского, чеченского, арабо-израильского и англо­ирландского.

Начиная с Тюдоров национальной политикой Англии было изгнание ирландцев с коренных земель и передача их собственности в руки англичан. Проблема Северной Ирландии - это колониальная проблема, существующая уже несколько столетий. Сформировавшись как политический, и имея поли­тические корни, конфликт сегодня воспринимается как межконфессиональ­ный, т. к. для ирландца понятие «протестант» стало символом угнетателя, за­хватчика. И при этом неважно, является ли протестант англичанином или, скажем, шотландцем. По этому поводу У. Коннор метко заметил, что с таким же успехом «этот конфликт можно описать как конфликт фамилий, а не ре­лигий. фамилия остается надежным признаком ирландского происхожде­ния. По этой причине фамилия может вызвать как позитивную, так и нега­тивную реакцию»⁶². Несмотря на то, что этот этнический конфликт трансфор­мировался в религиозный, его глубинные истоки остались прежними.

В арабо-израильском конфликте религиозное содержание заняло одно из ведущих мест в новом витке конфликта в конце столетия. Вероисповеда­ние стало выступать в качестве главного элемента данного политического конфликта, хотя в его основе лежат сугубо территориальные притязания сто­рон.

Подобные организации, использующие религиозные воззрения верую­щих в политических целях, существуют и в США. Это, во-первых, Церковь арийской христианской нации, объединяющая многочисленные группы про­тестантов и католиков, ориентирующихся на христианский фундаментализм (общая численность - около 15 тыс. человек, создана в 1974 г.,штаб-квартира находится в штате Айдахо), ставящая своей целью создание «арийского государства» белых христиан на части территории США⁶³.

Если раньше кризисные ситуации, в частности, «холодная война» объ­яснялись антагонистическим противостоянием общественных систем, то се­годня возникла необходимость рассматривать именно религиозный компо­нент общественной жизни как общественную подсистему, которая имеет внутренние глубинные, скрытые от непосредственного наблюдения уровни реальности, которые тесно связаны с тем или иным социальным движением или партией, организаций. Перед исследователями-террологами стоит задача выяснить взаимосвязь религиозных и политических убеждений, а также спо­собов и методов решения конкретных задач религиозно - политическими группировками (организациями).

Разрастание этнополитического и религиозно-политического терро­ризма ученые связывают с двумя основными причинами: геополитической и цивилизационной. Цивилизационных взглядов на проблему придерживаются многие отечественные ученые. Например, В.Л.Иноземцев и Е.С.Кузнецова пишут: «Мы заявляем, что современный мир не является глобализирующим­ся, а единственная проблема, имеющая глобальный характер, - взаимодейст­вие между «первым миром и всеми другими», т.е. демократической постин­дустриальной цивилизацией и традиционными социальными системами, где еще не сложилось подлинно гражданское общество. Первый полюс - запад­ный мир, обладающий прогрессом, который выработал религиозные, ценно­стные, социальные и политические ценности. Второй полюс - мировая пери­ферия, где наблюдается распространение бедности и нищеты, рост национа­лизма и религиозного фанатизма, межконфессиональная и межэтническая вражда»⁶⁴. Теоретическую модель «глобальных противостояний» используют в своих доктринах также большинство коммунистических и исламских поли­тических идеологов, которые описывают терроризм в терминах битвы двух миров (исламский мир, или Юг и иудео-христианский мир, или Север). Ино­гда подобные противопоставления опираются на труды, не имеющие ничего общего с религиозными движениями и конфликтами. Например, часто при­меняется концепция крупного американского политолога, профессора Га-вардского университета С. Хантигтона об истоках глобального цивилизаци-онного кризиса. Именно его работы чаще всего используются для обоснова­ния теории несовместимости исламской и христианской цивилизаций. С. Хантигтон, отмечая прекращение холодной войны, заостряет внимание на конфликтогенности различий между отдельными цивилизациями, состав­ляющими планетарную семью. Он утверждает, что эти различия могут ока­заться опаснее противостояния на идеологической основе, так как в совре­менном мире главную роль играют национальные и религиозные факторы⁶⁵.

Подобное мнение, конечно, имеет право на существование, хотя вряд ли оно верно. На деле терроризм явление универсальное и мало зависит от религиозно-цивилизационных особенностей того или иного общества. На­пример, как уже указывалось в данной работе, французские якобинцы куль­тивировали идею террора. Потом ее подхватили русские народовольцы и эсеры. Результат общеизвестен: конец ХІХ - начало ХХ века ознаменовался для России разгулом политического терроризма, в результате которого, по некоторым данным, погибло около 10 тыс. человек. Затем идею террора, правда, не индивидуального, а коллективного и государственного, подхвати­ли большевики⁶⁶.

Поэтому неправомерными являются попытки представить борьбу с терроризмом как борьбу против ислама или как «столкновение цивилиза­ций». Рассуждения такого рода противопоставляют мусульман остальному миру, разжигая и подпитывая межрелигиозную рознь в обществе.

Геополитической точке зрения соответствуют труды таких российскихученых, как, например, С.Ю.Казеннов и В.Н.Кумачев, которые считают: «Мир вошел во временный этап крайней нестабильности, неопределенности и пониженной безопасности. Механизмы государственного, регионального и международного контроля за происходящими в мире процессами все чаще дают сбои. Их место пытаются занять силы, которые хотели бы использовать фактор нестабильности и частичной утраты контроля для ускоренного реше­ния своих собственных задач, как правило, деструктивных. Подобных геопо­литических пустот и зазоров, особенно в силовой сфере, в мире появляется все больше. Зоны, где они появляются, и темные социальные закоулки в них становятся объектами пристального внимания и приложения политики меж­дународного терроризма»⁶⁷.

Действительно, десять лет существования однополярного мира проде­монстрировали доминирование ценностей одной модели организации обще­ства. В итоге проявился еще больший кризис, вызванный столкновением гео­политических интересов, который взялись разрешить разные политические силы, прикрываясь религиозными знаменами. Тут главной задачей социоло­гов, политологов и конфликтологов является выяснение того, кому это вы­годно в большей мере.

Использование религиозных чувств людей в различных конфликтах -весьма распространенное явление. Используется мобилизационная функция религии и имеется немало случаев целенаправленного внедрения конфессио­нального фактора в конфликты. Наглядный тому пример - эволюция чечен­ского кризиса, который имеет в своей основе этнотерриториальный полити­ческий конфликт между государством и входящей в него этнической группой чеченцев.

Северный Кавказ и Средняя Азия стали компонентами так называемо­го ваххабитского полумесяца, в центре которого Каспий с его запасами неф­ти и газа. Конкретные финансовые, политические и геополитические интере­сы стали причинами ваххабитского «похода на север». В этих же интересахпроводится ваххабитская экспансия в республиках Северного Кавказа - Чеч­не, Ингушетии, Дагестане, КЧР. Дагестан стратегически наиболее важен, по­скольку его территория примыкает к нефтяным районам Каспия (что как раз и нужно арабским вдохновителям конфликта). Именно по этой причине было предпринято военное нападение Хаттаба и Басаева в Дагестане. Но в Даге­стане, в отличие от Чечни, отсутствовали сепаратистские амбиции, поэтому террористы не встретили ожидаемой поддержки. Это обстоятельство помог­ло российским властям зимой 1999-2000 года принять меры по вытеснению чеченских боевиков из Дагестана и уничтожить основную часть бандформи­рований на территории Чечни.

Главной задачей международных террористических организаций про­должает оставаться ослабление влияния России на Северном Кавказе. Не лишним будет напомнить, что далеко не случайно Турция пошла на построй­ку нефтепровода в обход России по территории Азербайджана и Грузии. Се­годня мы являемся свидетелями попыток экспансии на территории Северно­го Кавказа нетрадиционных и чуждых ценностей. Основная ставка сделана на внедрение такого религиозно-радикального течения, каким является вах­хабизм. Объясняется это тем, что в идеологии ваххабизма (ответвления в суннизме, официальной религии Саудовской Аравии) есть много положений, подкупающих верующих.

Основной религиозной доктриной большинства политических и воен­ных руководителей так называемой Республики Ичкерия был признан «вах­хабизм» - «религиозно-политическое течение в суннитском исламе, возник­шем в Аравии в XVIII веке (1730г.) на основе учения Махаммеда Ибн Абдаль-Ваххаби, который проповедовал строжайшее соблюдение правил, от­каз от поклонения святым и святым местам, очищение ислама от поздних на­слоений и нововведений, возврат к его первоначальной чистоте»⁶⁸.

Около 1770 года в Неджде (Аравия) было создано государство вахха­битов, которое в начале ХІХ веке разграбили шиитские святилища, затемвзяли Мекку, разрушив мечети и исцарапав Каабу. После захвата Медины ваххабиты осквернили могилу пророка Мохаммеда. Как уже отмечалось, для ваххабизма были характерны призыв к возвращению к первоначальному ис­ламскому пуританству и, как следствие, гонения на разбогатевших мусуль­ман. За что некоторые исследователи даже назвали их «коммунистами в ис­ламе».⁶⁹

Ваххабиты были остановлены и разгромлены в 1811 году египетским правителем Мохаммедом Али, но вскоре восстановили свое государство. В настоящее время ваххабизм стремится привлечь на свою сторону верующих идеями доброты и осмотрительности, социальной гармонии, братства всех мусульман. Это движение зовет в прошлое, к исламской мечте «золотого ве­ка», временам Арабского халифата. Но потенциально ваххабизм несет в себе заряд агрессии и религиозной непримиримости.

В России ваххабизм стремится влиять на общественно-политические процессы, как субъектов РФ, так и всей страны. Этому немало способствуют российские СМИ, формирующие в российском и мировом общественном мнении представление о конфессиональном содержании чеченского кон­фликта. Необходимо учитывать, что «экстремизм зародился в лоне ислама не как результат естественного его развития, а в ходе возникновения и деятель­ности ряда исламских сект. Некоторые из них защищают ценности, далекие от традиционного ислама, а их приверженцы, рьяно подчеркивающие свою принадлежность к ним, не ведают об этом». Особенно важно различать ис­ламский фундаментализм и религиозный экстремизм, терроризм. Первый -как и любой другой религиозный фундаментализм, - ратует за религиозное воспитание, соблюдение религиозных традиций в быту. Второй ставить сво­ей целью распространение силой религиозной модели государства, религиоз­ных правил поведения в обществе и семье.

² Там же. С. 13.

Идет невидимая неназойливая религиозная обработка, в первую оче­редь, молодежи, т. е. того поколения, которое столкнулось с идейным вакуу­мом. В этом отношении общество пожинает плоды политики времен СССР -закрытия мечетей, церквей и всеобщей атеизации. Выросло поколение, кото­рое религию отцов знает лишь приблизительно и около. Возникшая идеоло­гическая ниша в умах молодежи стала заполняться религиозными идеями «благожелательных» эмиссаров ваххабитского толка. Это касается и многих других нетрадиционных для России религиозных течений и есть идейное раз­ложение общества.

Другой аспект проблемы состоит в том, что эмиссары ваххабизма стремятся к разжиганию религиозной розни не только между представителя­ми христианской и исламской конфессий, но и внутри мусульманской кон­фессии.

Деньги для террористов // Российская газета. - 2003. - 19 февраля. - С.3.

Недопущение раздельного существования религии и государства приводит к невозможности построения цивилизованной политической структуры госу­дарства, эффективных внутри- и внешнеполитических связей. Многочислен­ные публичные казни жителей, не соблюдавших жесткие правила, зверства и издевательства над людьми наглядно показали всему миру, как лидеры дви­жения «Талибан» устанавливали «диктатуру шариата»⁷⁰.

Так называемый «исламский терроризм», направляя свои удары не только против «неверных», но и против мусульманских стран и прави­тельств, встречает жесткий отпор с их стороны. Например, в 1982 г. прави­тельственные войска Сирии при подавлении исламского мятежа в городе Хама, расстреляли, по некоторым данным, 25 тыс. человек⁷¹. Поэтому совсем не случайно включение многих мусульманских государств в антитеррори­стическую коалицию, и активные действия Северного альянса Афганистана против талибов.

Как свидетельствует историческая практика, спусковым механизмом террористической деятельности с религиозной окраской может выступать и политика отдельных неисламских государств. Не оправдывая действия тер­рористов, все же следует отметить факт, что возведение и укрепление Израи­лем военных поселений в секторе Газа спровоцировали террористическую активность арабов. Примером может служить и запрещение пришедшими к власти в Алжире военными Исламского фронта спасения, который набрал почти 50% голосов в первом туре выборов в парламент 1991 года.

При этом для «заказчиков», для преступных центров, подготавливаю­щих и использующих религиозных фанатиков-самоубийц, религиозные воз­зрения людей, готовых жертвовать своей жизнью, не столь важны. Конфес­сиональная принадлежность исполнителей террористических актов подчер­кивается и акцентируется, или наоборот, затушевывается в зависимости от преследуемых конкретных политических целей.

К террористическим группам, способным использовать «суицидный терроризм», под религиозным и не только религиозным дурманом, как так­тический прием в политической борьбе против своего или иностранного пра­вительства, относятся исламское движение сопротивления («Хамас»), «Пале­стинский исламский джихад» на оккупированных Израилем территориях; «Хезболлах». («Партия Аллаха») в Ливане; «Египетский исламский джихад» и «Гамайя исламия» («Исламская группа») в Египте; «Вооруженная ислам­ская группа (GIA)» в Алжире. Особенно выделяется в этом ряду «Аль-Каида» - международная террористическая организация исламских фундаментали­стов, созданная в 1988 году. Возглавляет ее уроженец Саудовской Аравии Усама Бен Ладен. Основной костяк организации составляют ветераны войны в Афганистане. В организации «Аль-Каида» участвуют Айман аз-Заварахи, один из руководителей египетской организации «Аль - Джихад», Рифаи Ахмад Таха, лидер египетской «Ал - Джамаал - исламийа», Мунир Хамза, секретарь Ассоциации пакистанских улемов («Джаматал - уламас - Паки­стан»), Фадл ар-Рахман Халил, глава «Движения ансаров» («Харакат ал-ансар», Пакистан), Абд ас-Салам Мухаммадан-Хан, глава движения «Джихад» в Бангладеш и т.д.

Действия этих террористических организаций в конце ХХ века в мас­совом представлении сформировали мнение, что основой политического тер­роризма явилась непосредственно исламская религия. Способствует этому и наличие значительного количества разных по размеру террористических ор­ганизаций и группировок, в названии которых присутствуют слова - маркеры «исламский», «мусульманский».

Этому служит и провозглашаемая цель исламских фундаменталистов -создание теократических государств, руководствующихся законами шариата и управляемых духовенством. Этой цели фундаменталисты добились в Ката­ре, Иране, Судане, Афганистане. Так же существенное влияние на общест­венно-политическую обстановку в стране исламисты оказывают в Сирии, Ираке, Алжире, Тунисе, где вынуждены находиться на нелегальном положе­нии.

Ваххабиты и талибы, не будучи представленными официальной церко­вью, оказывают прямое воздействие на мировую политику. В качестве декла­рируемых целей подобных политических течений выступает защита интере­сов этнических и конфессиональных общностей (групп). При этом деклари­руемые цели экстремистов и террористов могут быть мнимыми и фальшивы­ми, а их притязания представлять интересы этнической или конфессиональ­ной общности - необоснованными.

Роберт Лукамбо, Х. Эдвард Фукуа, Джозеф П. Кенджеми и Казимир Ковальски, опираясь на исследователей мусульманского права, утверждают, что того, что сами террористы отождествляют себя с исламом, недостаточно для того, чтобы так считал весь мир. Они считают, что Коран не дает основа­ний для убеждений фундаменталистов. «Воинствующая доктрина - это не вера, а политическая идеология. Фундаменталисты полагают, что Джихад -это религиозная обязанность обращать в ислам неверных. Это не так: Джихад предполагает обязанность каждого стремиться к самоочищению от неверия, а на других людей Коран учит смотреть как на равных, независимо от пола, религии, языка и других различий»⁷². Отдельные фразы, выхваченные из Ко­рана, навряд ли могут служить характеристикой всего религиозного направ­ления. Тем более что в Коране наряду с изречениями, которые могут интер­претироваться как призывы к насилию, в обилии содержатся призывы к ми­ру, терпению.

Совершенно прав и А. А. Игнатенко, который считает: «Слова «духо­венство» или «духовное лицо» в отношении лидеров террористических орга­низаций не должны использоваться, как это часто делают, например, в от­ношении Абдаллы Азама, в дальнейшем Осамы бен Ладена и Аллазахери, который был врачом, а впоследствии стал религиозным «ученым», «алей-мом», как называют его последователи и некоторые отечественные СМИ. Те произведения, что он сочинят и публикует, претендуют быть не просто не­кими публистическими эссе. Это фетвы, составленные по всем правилам со­ставления фетв, в которых он ссылается на какие-то положения в сунне, на мнения ученых - предшественников ваххабизма, ханболитов типа ибн Тайми. Таким же образом поступают руководители других террористических движений: Мухаммед Хусейн Фадляла, Омар Абдер Рахман, Хамазшейх Есин и др. При этом они не учитывают исторические особенности возникно­вения традиционного ислама, иносказательность литературного текста Ко­рана, в чем проявляется политическая и религиозная недобросовестность идеологов подобного толка»⁷³.

Широкое использование в научном обороте терминов «религиозный экстремизм», «исламский экстремизм», «религиозный терроризм», «ислам­ский терроризм» служит доводам идеологов политического экстремизма и терроризма, использующих религиозную почву. Необходимо учитывать, что отнесение участников конфликта к тому или иному религиозному вероуче­нию используется обеими сторонами или в целях оправдания своей деятель­ности или для формирования образа врага.

Эти термины пришли к нам с Запада и продолжать использовать их в научном сообществе эти понятия некорректно и недальновидно в первую очередь с политической точки зрения. Термины «исламский терроризм», «исламский экстремизм» с одной стороны, вызывают негодование со сторо­ны всего исламского сообщества, с другой стороны, террористическая дея­тельность под исламскими лозунгами объективно способствует разрушению исламского религиозного комплекса, потере исламом позитивного содержа­ния. Именно для этих целей существует организованный Израилем и США целый сценарий дискредитации мусульманского мира. По этому поводу А.А. Игнатенко делает важное замечание, что лозунг «исламский экстремизм» «используется как инструмент внешнеполитического воздействия не только теми государствами, где возник религиозный экстремизм, в борьбе друг про­тив друга, но и государствами Запада, которые эксплуатируют исламскийэкстремизм, выступая в качестве его внешнего (относительно самих стран распространения ислама) патрона, спонсора или, как минимум тыловой базы. Между тем исламский экстремизм может ударить и уже ударил своей воз­вратной волной по самому своему спонсору»⁷⁴.

Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод о том, что рели­гиозный террорист - это, в действительности, политический террорист, кото­рый использует для достижения своих политических целей идеи, историю и положения конкретной религии в современном мире.

Религиозные идеи сами по себе не могут служить оправданием экстре­мизму и терроризму, наоборот, такая деятельность способствует разруше­нию религиозного самосознания, потере религией миротворческих функций, а религиозными организациями их авторитета. Политический терроризм, ис­пользующий экстремистские религиозные лозунги - разрушительная сила не только для отдельных сообществ, но и одна из глобальных проблем совре­менности.

Россия ввиду своего геополитического положения и этноконфессио-нальной структуры занимает особое место в межконфессиональных процес­сах, происходящих в современном мире. Необходимо учитывать особенность Северо-Кавказского региона, так как Северный Кавказ является контактной зоной исламской и православной цивилизаций. В культурном и политиче­ском отношении этот регион является частью России, а население Северного Кавказа - российскими подданными. Но, параллельно с этим, в результате исторического развития у многих народов Северного Кавказа доминирующей религией стал ислам. Это создает определенный конфликтный потенциал, который определяется не только политическими, военно-стратегическими, экономическими и другими материальными интересами, но и более глубоки­ми - культурными и конфессиональными различиями.

В настоящее время на Северном Кавказе проживает около 16,5 млн. че­ловек, составляющих более 100 национальностей и этнических групп, средикоторых русские, украинцы, белорусы и другие славянские группы состав­ляют 74% населения, дагестанская группа - 7,6%, вайнахская - 6,2%, тюрк­ская - 4,5%, абхазо-адыгейская - 3,4%⁷⁵.

Поэтому в контексте национальной безопасности и государственной целостности России особого внимания заслуживают:

• амбиции ряда исламских стран превратить мусульманский мир в са­мостоятельный центр политической силы;

• реальное воздействие фундаменталистского ислама на формирование многополярного мира;

• попытки США и некоторых западноевропейских стран разыграть ис­ламскую карту в ущерб национальным интересам России;

• проникновение в Российскую Федерацию агентов влияния недруже­ственных России зарубежных исламских центров и их попытки воздействия на внутреннюю жизнь страны.

Религиозные центры, официальные круги, специальные службы и не­правительственные организации Турции, Саудовской Аравии, Пакистана, Арабских стран Персидского залива, используя ваххабизм, стремятся обес­печить благоприятные условия для оказания выгодного им воздействия на развитие политической и экономической ситуации на Северном Кавказе и в Российской Федерации. В целом распространение идей ваххабизма является одним из основных источников распространения политического терроризма в Северо-Кавказском регионе. Так, несмотря на усилия руководства Духов­ного управления мусульман и выбранной им линии на проповедование уче­ния мусульман-суннитов Ханафитского мазхаба, на территории субъекта Российской Федерации - Карачаево-Черкесской республики - отмечается значительная активизация деятельности эмиссаров ваххабизма. В другом субъекте Российской Федерации - Кабардино-Балкарии - ваххабитские ячей­ки имеются фактически во всех районах республики, имеются данные о на­личии 2 групп ячеек в городах Нальчик и Баксан⁷⁶.

Разрастание ваххабизма отмечается и на территории Дагестана, Ингу­шетии, в Ставропольском крае. На основе строгой конспиративной системы ведется финансирование ваххабитских групп, распространяются соответст­вующие печатные и видеоматериалы, путем подкупа чиновников организует­ся проникновение ваххабитских эмиссаров в органы власти. Идет процесс вытеснения из мечетей представителей лояльного духовенства и замена их на молодых имамов, подготовленных в исламских учебных заведениях за рубе­жом. Ваххабитами проводится активная работа по привлечению в свои ряды новых сторонников, прежде всего из числа молодежи⁷⁷.

«В ближайшее время произойдет смена среднего и высшего звена ис­ламского духовенства - вместо муфтиев с невысоким образованием придут молодые люди, закончившие высшие учебные заведения в Саудовской Ара­вии и получившие хорошее образование. Вместе с ними придут на террито­рию России наиболее экстремистские течения политизированного ислама, отличительной чертой которого является антироссийская направленность», -предупреждают отечественные ученые.⁷⁸ Поэтому не удивительно, что в ряде мусульманских районов России растет влияние исламских радикалов и фун­даменталистов. «Подчеркнем, что наиболее сильно такое влияние идет и че­рез сеть образовательных учреждений, создаваемых на средства зарубежных организаций, и через различного рода экстремистскую литературу, не столь­ко ввозимую, сколько издаваемую издательствами нашей страны в период рыночного беспредела. Это такие издательства, как «Аванта+», ПИК ВИНИТИ, Санкт-Петербургская типография «Наука», ПК «Сантлада», ИПО «Полигран» и др. Расходы на такую «помощь» огромны. Только на поддерж­ку деятельности 5000 миссионеров за рубежом Саудовская Аравия, напри­мер, тратит 123 млн. риалов в год»⁷⁹.

Именно этими системными причинами обуславливается актуальность и необходимость изучения проблем религии в отечественной науке в социаль­но-историческом, политико-экономическом и духовном контекстах.

Подводя итог, можно сделать следующие выводы, что до сих пор ни политическая элита, ни общество не оказываются готовыми в достаточной мере учитывать полиэтнический и поликонфессиональный характер Россий­ского государства. В связи с этим автор предлагает учитывать следующие новые реалии:

1. В эскалации конфликта, который противопоставил бы друг другу хри­стиан и мусульман, заинтересованы только силы, стремящиеся к их взаимно­му ослаблению, преследующие цели, никак не связанные с религиозным выбором.

2. Разжигание внутренних конфессиональных конфликтов между ислам­ским фундаментализмом и традиционным исламом ведет к колоссальному ослаблению арабского мира и традиционного ислама.

3. Лидеры религиозных террористических организаций и группировок преследуют не религиозные, а политические цели, а религия выступает:

а) в качестве идеологической маскировки;

б) в качестве мобилизующего фактора для достижения определенных политических целей.

4. Основой политического терроризма выступает не та или иная религия, а соединение религиозного радикализма с национализмом и сепаратизмом.

Политический терроризм действует не только в России или на между­народной арене. Он заявил о себе на глобальном уровне. Это начало необъ­явленной войны. Разжигатели третьей мировой войны используют религиоз­ные чувства как инструмент воздействия на психику человека, для решения политических проблем, для реализации своих корыстных интересов.