Постижение истины и видение вещей в Боге

Когда Мальбранш читал "Трактат о человеке" Декарта, его религиозные убеждения уже полностью сформировались, а философские взгляды сложились под влиянием платонизма и учения св. Августина об истине. Неприязнь к аристотелизму и схоластике сложилась уже во время учебы в коллеже и изучения теологии в Сорбонне.

Известно, что еще св. Августин и Плотин понимали взаимосвязь между материальным и духовным началами отличным от Аристотеля образом, придя к некоторым выводам дуалистического толка. Естественно, знакомство с картезианским спиритуализмом воодушевило Мальбранша. Аристотелевское учение, трактовавшее духовное начало как "форму" и "энтелехию" материального, казалось Мальбраншу чем-то вроде языческого пережитка, поддерживаемого схоластами, в то время как дуалистическое картезианское противостояние res cogitans и res extensa представлялось ему намного более современным и прекрасно согласующимся с христианским спиритуализмом. Не существует ни "вегетативной", ни "восприимчивой", "сенситивной" души, потому что функции духовного начала сводятся к мышлению и воле, а тело (материальное начало) обладает только протяженностью. Итак, в этом вопросе Мальбранш, безусловно, идет дальше Декарта: он не только отрицает наличие у тел "скрытых свойств" (затем окончательно отброшенных новой наукой), но ставит под сомнение механическую ударную силу тел.

Тела не воздействуют на духовное начало, равно как и духовное не воздействует на материальное. Но как тогда объяснить познание и возможность постичь истину? Каждая душа изолирована как от других душ, так и от физического мира. Как можно выйти из этой изоляции, которая может показаться действительно абсолютной?

338

Решение Мальбранша навеяно учением св. Августина (которого, в свою очередь, вдохновил неоплатонизм, с целым рядом изменений: душа, отделенная от всего прочего, имеет прямую и непосредственную связь с Богом, следовательно, познает все посредством Бога.

Мальбранш позаимствовал у Декарта убеждение, согласно которому то, что мы познаем, - только идея (содержимое ума), однако одновременно он придает такой идее онтологическую весомость, полностью отсутствующую у Декарта и копирующую платонический метафизический экземпляризм.

Мы познаем только идеи, доступные нашему разуму сами по себе, в то время как предметы остаются невидимыми для духа, ибо они не могут ни воздействовать на него, ни предстать пред ним. Все вещи, которые мы видим, являются идеями и только идеями.

Не стоит возражать, что мы чувствуем сопротивление, давление тел и тому подобное; на самом деле сопротивление, удар, давление и т.п. являются не чем иным, как ощущениями и идеями.

Вот один из отрывков из "Разысканий", ставший знаменитым: "Мы воспринимаем предметы, находящиеся вне нас. Мы видим солнце, звезды и бесчисленное множество вещей вне нас, но невозможно, чтобы душа выходила из тела и отправлялась, так сказать, на прогулку по небесам поглазеть на эти тела. Она не видит их самих по себе: непосредственный объект наблюдения, например, не солнце, а нечто, теснейшим образом связанное с нашей душой, это то, что я называю "идеей". Следовательно, под этим словом я понимаю не что иное, как непосредственно объект или нечто наиболее близкое духу, когда он воспринимает какой-либо объект".

Но откуда у нас появляются идеи? Как Мальбранш приходит к окончательному решению проблемы видения идеи в Боге?

Философ действует методом исключения логически возможных решений таким образом, чтобы оставить место для единственно верного.

В частности, он отмечает следующее:

1. Идеи не могут возникать так, как думали перипатетики и схоласты, т.е. посредством сложной игры "импрессивных" и "экспрессивных элементов", "действующего" и "воспринимающего разума" (Мальбранш возвращается к избитому толкованию этих доктрин, которые в подобной интерпретации выглядели искаженными по сравнению с первоначальными, а следовательно, их легко можно отбросить).

339

2. Идеи также не могут происходить из потенции души. Если бы это было так, она стала бы создательницей духовного (идей), что противоречит всякой очевидности и поэтому неприемлемо.

3. Не выдерживает критики также и решение о врожденности идей, потому что, вопреки здравому смыслу, оно уподобляет душу вместилищу бесконечного количества идей.

4. Нельзя также утверждать (как Арно), что душа может извлекать идеи из материального мира, обладая совершенством по преимуществу, ибо иначе следовало бы по аналогии утверждать то же самое по отношению ко всему остальному, поскольку душа может познать все реальное; и, в силу последовательности, пришлось бы заключить, что душа обладает совершенствами всего реально существующего (а это, очевидно, недоказуемо).

Таким образом, остается только заключить, что мы познаем все вещи в Боге (мир идей), а наши души (духовная материя) связаны с Богом как местом нахождения всеобщего духа.

Разумеется, это не значит, что мы познаем Бога в Его абсолютной сущности, а означает лишь следующее: все, что мы познаем, мы познаем в Боге, однако во всей полноте и совершенстве Он не дан никому.

Вот вывод Мальбранша: "Необходима глубокая вера в Бога как отца света, Который просвещает всех, без Него самые простые истины были бы непонятны, а сверкающее солнце даже не было бы видно; именно это убеждение привело меня к открытию истины, кажущейся парадоксом: идеи, представляющие творения, являются не чем иным, как знаками совершенств Бога".

А вот отрывок из "Бесед", воспроизводящий воображаемый диалог между Аристом и Теодором, первый из которых выдвигает различного рода возражения, а второй выражает мысли Мальбранша. Apucm. Теодор, я сдаюсь... мое восприятие протяженности - часть меня самого: это модификация моего духа, ведь именно я воспринимаю эту протяженность. Но протяжение, воспринимаемое мною, не является модификацией моей души, ибо я прекрасно понимаю, когда думаю о бесконечных пространствах, круге, квадрате, кубе, либо когда я смотрю на эту комнату или обращаю взгляд на небо, - что вижу вовсе не себя. Воспроизведение

340

протяженности - мое, но протяженность и образы, которые я обнаружил, - не мои. Значит, это одна из модификаций моего духа; однако протяженность, которую я вижу, существует без меня, потому что вы все можете наблюдать ее без меня. Теодор. Можно не боясь добавить и самого Бога, потому что... именно в Нем мы видим протяженность, только во всеобщем разуме, освещающем все умы. <...> Да, Арист, Бог в себе самом видит протяженность, Он - архетип материи, из которой состоит мир и где обитают наши тела; и именно в Нем мы видим протяженность, ибо Он души обитают именно во всеобщем разуме, в этой интеллигибельной субстанции, вмещающей в себя идеи всех наших истин, как всеобщие законы единства нашего ума с этим высшим Разумом, так и природные законы единства души с телом.

Но если мы всё видим в Боге, то откуда можем знать, существуют ли тела, соответствующие нашим идеям? Предположим, Бог заставит все исчезнуть, оставив лишь наши идеи, но для нас все равно ничего бы не изменилось, мир продолжит развиваться по-прежнему. Как, в таком случае, можно решить эту проблему?

У Мальбранша нет сомнений: мы убеждены в существовании тел благодаря Откровению.

"Откровение" надо понимать в присущем метафизике окказионализма смысле, и Мальбранш выбирает это слово сознательно, с провокационной целью, как хорошо видно из следующей выдержки. Арист. Нужно ли Откровение для того, чтобы узнать, что мы обладаем телом: если нас уколют, чувствуем боль.

Теодор. Да. верно, мы это чувствуем. Но ощущение боли, получаемое нами, как раз и представляет собой вид "Откровения". Вас поражает это выражение, но я им пользуюсь именно потому, что вы вечно забываете: сам Бог производит в вашей душе все разнообразие ощущений в случае изменений, происходящих в нашем теле по общему закону единства обоих начал, составляющих человека. <...> Не предмет, колющий нам руку, несет боль через отверстие, проделанное в теле, и отнюдь не душа вырабатывает в себе это неприятное ощущение, ибо она страдает от боли себе вопреки. Это Сам Бог посредством ощущения открывает нам все происходящее внутри и вне нас. Прошу вас припомнить, о чем я столько раз уже говорил. <... > Нет иного способа.

341

кроме Откровения, который мог бы уверить нас в том, что Бог пожелал создать тела. Однако допустим, вы больше не сомневаетесь, что, хотя идеи сами по себе и невидимы, они не могут не воздействовать на наш дух, а сам наш дух, по закону единства души и тела, может их познать только посредством представляющих их идей и ощутить не иначе как через свойства или ощущения, которые ими вызваны.

А наука? Разве в этом случае она не теряет всякую объективную основу?

Напротив, отвечает Мальбранш. Наука, безусловно, получает преимущества в изучении математических отношений и связей феноменов благодаря новой метафизике. Феноменальные связи суть идейные связи, они отображают совершенную упорядоченность, с которой идеи соединены между собой. Наука, вместо того чтобы пытаться понять невозможные действия и взаимодействия между вещами, должна постигать смысл Божественных связей.