logo search
Н

Символика власти

Подобные специфические свойства власти требуют особого к ней отношения. В архаических и традиционных обществах правитель почитается как сверхъестественное существо.

С какой целью власть отделяет, отграничивает себя символами от остальных общественных групп? В политантропологической литературе распространена точка зрения, согласно которой символы предназначены для маркировки оппозиционных в политическом процессе групп, фиксации в культурно‑ритуальной форме реальных политических связей и структур (Cohen 1969a; Bourdeieu 1977; Попов 1996).

В предыдущей главе было показано, что иерархия является инструментальным средством создания структуры в сообществе. В момент создания группы численность внутренних конфликтов наиболее высока – особи выясняют "очередность клевания" и свой ранг в отношениях доминирования. После того как ранг каждого существа определен, количество конфликтов резко уменьшается. Таким образом, иерархия предотвращает конфликты и стабилизирует целостность группы. У животных взаимоотношения между зверями основаны на врожденной программе индивидуального распознавания образа особи. Человеческая культура создает специальные знаки, которые указывают на положение того или иного индивида в иерархии, и предполагает, что другие лица будут к нему относиться в соответствии с существующими социальными нормами (отношениями господства по Веберу). Иными словами, символ – это не только инструмент дифференциации в обществе, но и важный механизм снижения конфликтов и установления стабилизации.

Символика власти многообразна. Она появляется еще в первобытности. В эгалитарных и ранжированных обществах она имеет ярко выраженный половозрастной характер (пищевые табу, право на получение имени, татуировку, ношение оружия и т. д. только после инициации).

В сложных или комплексных обществах (т. е. вождествах, государственных образованиях и иных их аналогах) символика приобретает несколько иное значение. Она подчеркивает вертикальные связи. Людям приходится вступать в отношения с незнакомыми людьми, и поэтому символы должны безошибочно указывать на социальную роль индивида (вождь и общинник, свободный и раб, рыцарь и крестьянин).

В простых вождествах эти отличия затрагивают в основном сферу ритуально‑этикетной деятельности (вождь отличался во время обрядов одеждой, раскраской, прической и проч.). Вожди имели ряд преимуществ и полномочий, как правило, обладали большим, чем простые общинники, количеством жен. Но образ жизни вождей еще слабо отличался от образа жизни подданных. Они наравне со всеми (хотя и в меньших размерах) участвовали в непосредственном трудовом процессе, питались теми же продуктами, жили в таких же дискомфортных условиях.

В сложных вождествах отличия уже переносились и на обыденную одежду (раскраска, прическа, татуировка, украшения, оружие, специфические знаки отличия, например, жезлы и проч.), вожди становились обладателями большого количества престижных предметов потребления (раковины каури, пояса маро и т. д.). Появились специальные символы индивидуального статуса, в которых концентрируются магические свойства власти, позволяющие вызывать духов и изменять течение природных процессов. Отличия касались и материальной культуры: дом, а затем и усадьба вождя находились в центре поселения. Нередко он был крупнее и прочнее других построек.

В наиболее стратифицированных вождествах и ранних государствах существовал сложный этикет власти. Личность правителя стала священной. На этой стадии вожди и цари уже исключались из непосредственного производства и занимались исключительно управленческой, медиативной и церемониальной деятельностью. Они обрастали штатом помощников и администраторов, клиентами и слугами. Простые массы лишаются доступа к правителю. Во многих обществах они должны были оказывать ему особые знаки почтения, часто им запрещалось обращаться к правителю без посредников (многие сложные вождества Африки, тлинкины). Нередко имя правителя табуировалось. Он мог появляться к народу только на носилках (Ашанти, Бенин, Полинезия).

Апартаменты вождей и царьков выделялись большими размерами, планировкой и отделкой. Нередко их строили на специальных каменных фундаментах, обносили неприступным забором. Правители обладали значительными имущественными ценностями (сюда следует включить общественные накопления, распределение которых велось от имени вождей). Их питание значительно отличалось от питания простых людей количеством и разнообразием пищи, наличием особых табуированных продуктов (например, в ряде обществ Океании – свиньи, черепахи).

Королевская власть также создала свою атрибутику, в которую до сих пор включаются обязательные символы – корона, скипетр, держава и герб. Символом подчеркивания власти становится слово. Создаются особые языковые конструкции обращения к правителю – "ваше величество" (your majesty), "сир" и проч. В так называемых "высоких" (т. е. письменных) культурах элита отличалась от масс причастностью к грамотности (если не прямо, то опосредованно – через грамотеев‑писцов), устная речь властвующего тиражируется многочисленным отрядом писарей.

Из прочих символов особенное место занимают предметы, связанные с войной и военной деятельностью (мечи, копья, защитное вооружение, иконография). Важное значение в символике власти имеют хищные животные (кошачьи, вепрь и бык, волк, змея‑дракон, хищные птицы). Они изображаются на оружии, различных предметах, связанных с властью, и должны подчеркивать силу, твердость, военное могущество, агрессивность и даже жестокость существующей власти (Morris 1998). Подобная символика присутствует и на современных гербах (британский лев, российский двуглавый орел и т. д.).

Не только правители, но и элита стремилась отделить себя от простых общинников особой знаковой символикой. Верхи постепенно монополизировали социально важные знания, их передача осуществлялась только внутри элитной группы. Уже в некоторых сложных вождествах было создано некое подобие школ для детей аристократии. В каждом обществе были выработаны свои критерии знатности. Символизировать статус человека могла его одежда или какие‑либо знаки на ней, украшения, пояс, оружие, прическа, головной убор и многое‑многое другое. Немаловажную роль играли и физические отличия. У многих народов главным критерием, свидетельствующим о достатке человека, была его тучность (Московская Русь, Гавайи, Полинезия, Монголия и т. д.). В других обществах такую роль выполняли татуировка, цвет кожи, удлиненный деформированный череп и т. д.

Впрочем, все это – универсальные законы поведения, характерные для всех стадиальных типов обществ. Современная культура мало чем отличается от культуры наших предков. Достаточно посмотреть на нынешнего "нового русского". Непременные атрибуты его статуса – малиновый пиджак, иномарка, золотые украшения, сотовый телефон, особый полукриминальный сленг, секретарша в шубе.

Одним из важнейших аспектов символизации власти является сакральное преобразование пространства. Пространство должно быть организовано так, чтобы подчеркивать дистанцию и тем самым различие в статусах между правителем и всеми остальными. Уже у обезьян вожак старается занять наиболее удобные и высокие места. Структурирование территории в сложных обществах приводит к расчленению пространства на две части – "центр", где сосредоточены носители власти и ее влияние максимально, и "периферийные" участки, на которых воздействие власти по мере удаления убывает.

Такая ситуация была типична, например, для многих ранних государств Восточной Африки. Здесь прямой контроль власти распространялся часто только на центральные районы королевства, реальное влияние на периферийные территории было ограниченным. Большая часть дани и услуг оставалась на местах. Тем не менее правитель являлся священным символом, объединяющим весь социум, от его имени осуществлялась редистрибуция, организовывались хозяйственные, политические и идеологические мероприятия. У королевской власти не хватало сил на легитимное принуждение подданных, обеспечение контроля достигалось посредством развития ритуального символического лидерства. По этой причине экономику раннегосударственных обществ правильнее было бы рассматривать как особую "моральную" систему (Claessen, Van de Velde 1991).

Пространственные оппозиции фиксируются на всех уровнях: не только страна делится на столицу и провинции, но столичный город – на центр, где сосредоточена резиденция правителя (замок, кремль, дворец) и обычные районы (посад), во дворце выделяется тронный зал, в тронном зале – трон. Трон, в свою очередь, обязательно ставится в таком месте, которое максимально удалено от входа и, как правило, находится на некотором возвышении.

Это согласуется с разработками археологов, которые давно пришли к выводу, что экономическая и политическая власть фиксируется в специфических культурных символах, которые могут быть отражены в археологических данных (особенно в иконографии, монументальном строительстве и в архитектурной планировке) (Earle 1991). В этом плане представляется важным связать весьма плодотворную идею А. Соутхалла о символическо‑ритуальной монополии элиты на воображаемые средства производства (Southall 1991) с попытками персонификации властью профанного (дворцы, замки, города), сакрального (храмы, святилища) и загробного ("царские" курганы, усыпальницы, мавзолеи, наконец, пирамиды) пространства. Монументальные дворцовые, культовые и погребальные сооружения особым образом структурируют священное пространство, которое символизирует божественный, иррациональный статус земной власти. Фокусируя ландшафт "на себя", воплощая "максимальную сакральность" социума, монументальные памятники должны представить в опредмеченной форме политический контроль и претензии на право собственности на значимые ресурсы как при жизни, так и после смерти.

Вождь (царь) – фигура священная. Он отличен от простых смертных. Это предполагает, что он способен на такие формы поведения, которые недоступны его подданным. В некоторых архаических обществах правитель имеет право на ритуальный или реальный инцест (Древний Египет, Куба, Межозерье), обрядовый каннибализм (йоруба).

Символика власти требовала, чтобы в общении с ней подданные подчеркивали свою полную ничтожность. В Дагомее и Буганде во время аудиенции проситель должен был подползать к королю, иногда полностью обнаженным, посыпая свою голову и лицо пылью или грязью. На Таити и Тонга не разрешалось находиться в присутствии вождя с покрытыми плечами. У инков к императору полагалось подходить только босиком и с грузом на плечах.

Сакральный статус правителя вождества или раннего государства необходимо было оберегать от осквернения. Во многих обществах на правителя запрещалось смотреть, дабы не сглазить. В некоторых обществах к нему не допускали больных, чтобы они не могли ослабить его харизму. В других – с ним можно было общаться только через специального посредника. Согласно иной, не менее широко распространенной традиции, правитель не может касаться земли босыми ногами – прикосновение приведет к утере магических способностей. Поэтому его носили на специальных носилках, а у аканов один из соратников вождя всегда имел при себе запасные сандалии.

В ряде вождеств и ранних государств не полагалось присутствовать при приеме правителем пищи. В королевстве Лоанго были убиты любимая собака и двенадцатилетний сын правителя, которые случайно застали его за трапезой. Посуда, из которой вождь или король принимает пищу, строго табуирована. Остатки недоеденной пищи, срезанные волосы, ногти, а также экскременты тайно уничтожаются в соответствии со специальным ритуалом, чтобы не стали достоянием колдунов, могущих околдовать правителя своими магическими чарами. Некоторые ритуалы и церемонии (например, обряды коронации или похорон) сопровождались человеческими жертвоприношениями.

С уходом из жизни правителя общество лишалось своего покровителя, заступника перед богами. Нарушался привычный порядок сакральных процессов, наступал структурный хаос. В стране объявлялся траур. Для возвращения бытия в нормальное состояние необходимы были специальные обряды. В некоторых обществах смерть правителя вызывала ритуальную анархию (Анкол, Вольта, Гавайи и др.). На Таити молодежь под предводительством жрецов совершала запрещенные, табуированные поступки. На Тонга разворачивались инсценированные сражения между слугами покойного вождя и плакальщиками.

Смерть правителя могла вызвать и серьезные социальные последствия, а также смуту из‑за дележа престолонаследия. Могли поднять голову вчерашние вассалы и данники. Наконец, удачно сложившейся ситуацией попытались бы воспользоваться соседние страны. Многие вождества и ранние государства не выдерживали подобных потрясений.

Похороны правителя производились с особенной пышностью. Для его пребывания в ином мире возводился монументальный погребальный комплекс (гробница, мавзолей, пирамида, курган и т. д.), на сооружение которого требовались нередко большие материальные и человеческие затраты. Во время траурной церемонии в могилу вместе с роскошно украшенным гробом опускался богатый инвентарь – одежда, украшения, оружие, предметы быта, пища, импортные товары, – словом, все, что могло понадобиться покойному на том свете. Траурная церемония заканчивалась, как правило, пышной ритуальной трапезой с принесением жертв богам, душе умершего, будущему правителю и проч.

Во многих сложных обществах обряд похорон сопровождался человеческими жертвоприношениями (у алеутов, ашантийев, галлов, германцев, кельтов, маори, монголов, полинезийцев, скифов, в Древнем Египте и Китае, в средневековой Норвегии и Японии и т. д.), нередко весьма кровавыми. В Дагомее, например, для усопшего правителя гроб изготавливался из глины, замешанной на человеческой крови.

Напрашивается вопрос: может ли такое общество считаться деспотическим? При всем внешнем подобии ответ должен учитывать одно важное обстоятельство: правитель обладает столь высоким статусом только потому, что он обеспечивает ход природных процессов так, чтобы они приносили удачу его подданным. Он бог или посредник между богами и людьми. Поэтому люди относятся к нему как к богу, окружают заботами и почестями, преклоняются перед ним. Однако это преклонение продиктовано стремлением подданных оградить общество от злых чар потусторонних сил.

Правитель живет опутанный сетями детально разработанного этикета, запретов и предписаний, цель которых состоит не в охране его достоинства и тем более благополучия, а в удержании его от совершения поступков, которые, нарушая гармонию природы, могли бы ввергнуть его самого, народ и весь мир во всеобщую катастрофу. Эти предписания, регламентирующие каждый его поступок, не только не способствуют удобству, но, напротив, донельзя стесняют его свободу и часто превращают саму жизнь его, которую они имеют своей целью сохранять, в тягостное бремя (Фрэзер 1986: 168).

Как только правитель перестанет справляться со своими обязанностями, его изгонят или предадут смерти. Забота о возвращении течения событий в нормальное русло будет возложена на его преемника.

Правитель архаического общества никогда не управлял единолично. Его всегда окружали многочисленные родственники и жены, вожди и старейшины подчиненных владений, военачальники и лично преданные воины, придворные и слуги. Как правило, на них было возложено выполнение большинства практических задач по управлению вождеством или государством. В ряде обществ правитель вообще был отстранен от реальной политической власти. Считалось, что уже своим существованием он поддерживает божественный порядок в гармонии (Япония, Хазарский каганат, Бенин, Непал).

В условиях отсутствия реальных механизмов интеграции, контроля и принуждения больших масс людей персона сакрального правителя выполняла важные консолидирующие и организационные функции. Она была не только ключевым психологическим механизмом идеологии зарождающегося государственного общества, но и являлась важным объединяющим весь социум символом. С течением времени, когда сформировалась государственная система, появились более действенные механизмы предотвращения общества от раскола (армия, полиция, суд, тюрьма и проч.). Необходимость в "сакральном правителе" отпала. Однако остались почтение, таинственный церемониал и символика власти, значимость которых смутно, интуитивно осознается, но функциональный смысл уже утрачен (Claessen 1986).