Бернард Мандевиль (тексты) Частные пороки и общественные добродетели

Просторный улей, заполненный до отказа пчелами, Жившими в роскоши и довольстве, Славившийся своими законами и силой

оружия. Как и обильными ранними роями. Считался великим рассадником наук и промышленности. Ни у кого не было лучше правительства, И никто не проявлял большею непостоянства И неудовлетворенности, чем эти пчелы. Они не были рабами тирании, Но и управлялись не буйной демократией, А королями, которые не были им в тягость. Ибо власть их была ограничена законами.

Эти насекомые во всем подобны были людям И все наши действия копировали в миниатюре: Делали все, что производится в городах И что необходимо как в дни мира, так и во время войны. Хотя искусные плоды проворного и ловкого труда Их крохотных членов нельзя увидеть глазом человека. Нет таких машин, работников, кораблей. Крепостей, оружия и ремесленников. Нет искусства, науки, мастерской или инструмента, Которым не было бы у них эквивалента. Поскольку язык их нам неизвестен. Мы назовем их так, как называются у нас. Правда, допустим, что они кое-что не знали. Например, игральных костей, зато имели королей. Охрану, из чего мы вправе заключить, что Знали они много игр, помимо разве полка, Где солдатам уж не до игр.

Плодовитый улей населяет множество пчел, Это и было залогом процветания: Миллионы стремились польстить тщеславию других. Чтобы удовлетворить неуемные свои желания. Миллионы других работали, не покладая рук, Наблюдая, как пожираются плоды их рук. Обеспечивали полмира, а жили, как самые бедные батраки. Владевшие несметными богатствами и не утруждавшие себя ничем Занимались извлечением колоссальных прибылей. Другие, орудуя косой или заступом, В тяжких трудах проливали пот, надрываясь, истощали силы. Чтобы прокормиться и заработать на семью. Иные занимались в то же время делишками, Для которых не надо ничего, кроме бесстыдства, И начинают которые, не перекрестясь. Плуты, тунеядцы, сутенеры, шулера, Карманники, фальшивомонетчики, шарлатаны, гадалки - Вот те, кто обманом и хитростью пользуются честным трудом Добродушного и беспечного соседа. Среди таких мошенников, если говорить без обиняков. Есть уважаемые люди, ни одна из должностей не без обмана. И не было ни одного занятия, где бы ни плутовали.

730

Адвокаты, ремесло которых - разжигание вражды и умножение споров. Ничего не записывали, дабы увеличить число судебных дел. Если незаконно считалось вступить в права собственности Без обращения в суд, то дело откладывалось вновь и вновь, Чтобы взятки брать новые и новые. Чтобы выиграть заведомо неправедное дело, Исследуют закон, как взломщики - лавки и дома перед кражей. Врачи ценили славу и деньги больше здоровья пациента. Не заботясь о продвижении своего искусства, Они учились, как прослыть серьезными людьми, Чтоб заслужить похвалу аптекарей, акушерок и попов. Которые служат при родах или похоронах. Так они, снося любую болтовню, угождали всем С деланной улыбкой "как поживаете?" терпели наглость сиделок...

Солдаты, призванные воевать, Довольствовались почестями, если оставались жить. Тем, кто от бойни уклонялся, отрубали конечности, Чтоб не бежали более никуда. Одни генералы доблестно сражались с врагом, Другие брали взятки и давали ему уйти. Одни стремились туда, где жарко, Теряя руки, ноги, становились инвалидами, На службе получали жалование наполовину. Другие, знать не зная про бои и битвы, Сидя дома, получали вдвое. А короли с многочисленной свитой вид делали, Что не видят, как министры крадут и надувают, Чиновники грабят корону, которой служат. При небольшом жаловании живут в роскоши, Тем не менее похваляются честностью. Пускаясь на жульничество, зовут это побочным доходом. Тогда люди, усвоив жаргон, стали толковать о вознаграждении. Избегая речей о выгоде и прибылях.

В улье уже не было пчелы, которая не получала бы более, Чем она осмеливалась сообщать тем, кто ей платит...

Само правосудие, хоть и с повязкой на глазах. Не оставалось безучастным. Левая рука, державшая весы, подкупленная золотом, тянула их вниз, Особенно в случаях убийств и тяжких преступлений, хотя Оно хотело выглядеть беспристрастным. Хотя иных вешали на той же веревке, которую сами свили для других. Нарушавших закон из-за крайней нужды Зато подвергали пыткам и казням, хоть Не заслуживали они таких наказаний, все это затем, Чтобы обезопасить богатых и знатных. Так пороков было не счесть в любой части улья, А в целом он всем казался раем...

731

И добродетель, научившись у политиков хитроумным уловкам, С их помощью подружилась с пороком. С тех пор и самая худшая из пчел Предпринимала что-то и для общего блага. Так искусным управлением единство сохранялось в улье, Хоть каждый и выражал при этом недовольство, Как музыкальная гармония все звучало ладно...

Корень зла - алчность, отвратительный и гибельный порок, Стала рабом расточительности, благородного греха. Роскошь давала работу миллиону бедняков, Непомерная гордость - еще миллиону. Зависть и тщеславие стали слугами трудолюбия. Любимый каприз - непостоянство в еде, одежде и утвари - Превратился в двигатель коммерции...

Истинные наслаждения, комфорт, покой, оказались на высоте, Что и бедняки зажили лучше, чем иные богачи. Но как непрочно счастье смертных!.. Каждый кричал: "Будьте прокляты, обманщики!"...

И Юпитер в гневе поклялся, что избавит Рассерженный улей от мошенничества, да и слово сдержал. Обман стал исчезать, честность заполонила сердца пчел, Они вообразили, что смотрящие на них видят, что они натворили. Но боги! Какой ужас! Как разительна перемена! Через полчаса мясо вдруг подешевело на пенс за фунт. Маска лицемерия сброшена со всех, от политика до шута...

Адвокаты умолкли, ибо должники оплатили и те долги, О которых забыли сами кредиторы. Кто не заплатил, тех сами кредиторы простили. Кто был не прав, не явился в суд, и дело прекратили. Состряпанное, чтобы ввести в расход ответчика.

Честный улей стал неуютен для процветания судейских чинов, Они и удалились с чернильницами в поясах. Одних преступников власти повесили, других освободили. Тюрьмы опустели... прочь ушли кузнецы с замками и решетками, Тюремщики, надзиратели и их помощники, Впереди богини правосудия, чуть поодаль - палач... Судебные приставы, шерифы, прочие чины, жившие на слезах жертв... Священники, очнувшись от лени, перестали перекладывать Свои обязанности на дьячков, Сами стали служить богам молитвами и жертвоприношениями, Остальные удалились... То, что раньше считалось приработком, Теперь назвали грубым вымогательством. Если раньше за доходными местами наблюдали три чиновника, Чтобы никто не воровал, но на деле воровали все, Теперь обеспечивал один, так освободились тысячи рук.

732

Никто не живет более в долг, роскошные наряды валяются в лавках. Экипажи отданы за бесценок. От ненужных трат бегут, как от обмана, Войск за границах не держат...

Пышность исчезла, улей быстро захирел, Ибо ушли не только те, кто много тратил, Но и множество тех, кто на них работал. Цена на землю и дома упали... Да и богам легче в пламени пропасть, чем Видеть столь печальную картину...

Мораль

Итак, оставьте жалобы, ведь только глупцы хотят Сделать большой улей честным. Наслаждаться мирскими благами, Прославиться в бою и пребывать в покое Без больших пороков - возможно лишь в мечтах. Обман, роскошь и тщеславие нужны, ибо выгодны. Голод, нет сомнения, ужасен. Но кто без голода переварит пищу в рост? Разве не высохшей и кривой лозе мы обязаны вином? Пока ее побегами пренебрегали, Она мешала другим растениям и шла для растопки. Только мы ее подвязали и подрезали, наградила нас своими плодами. Так и порок, когда он укрощен и связан правосудием, Становится всем выгоден. Народу, чтобы быть великим, порок нужен, как голод, Чтобы заставить людей питаться. Одна добродетель не дает народу процветания. Кто хочет возродить золотой век, Должен быть готов к желудям, как и быть честным.

(Мандевиль, Рассерженный улей, или мошенники, ставшие честными)