Предуведомление

Чего только не требуют сегодня от уголовного судопроизводства? Чаще и настырнее всего – охраны прав и свобод человека и гражданина. В такой формулировке – очень даже логичное требование. К тому же, крайне выигрышное. Популярное во многих кругах.

Однако, во множестве сегодняшних литературных источников это требование в дальнейшем почему-то сводится исключительно к охране прав и свобод того человека и гражданина, который находится… на виду по данному уголовному делу. Более того, который уже покушался на права и свободы других человеков и граждан и в силу этого стал предметом внимания уголовного процесса – обвиняемым, подозреваемым, лицом, в отношении которого возбуждено /или не возбуждено, хотя и надобно/ уголовное дело.

Нам, каждому из троих авторов этой книги, уже доводилось обращать внимание коллег на то, что гиперболизированное внимание к «человеку и гражданину», причинившему зло другому /другим/ «человеку и гражданину» и в силу этого ставшего субъектом, к которому применяются меры процессуального принуждения, делает уголовное судопроизводство несправедливым.¹

И, следовательно, неэффективным. Скажем, a priori, по нашему твердому убеждению, неэффективный уголовный процесс не может быть справедливым уголовным процессом. «Хорошо быть строгим, - утверждает народная юриспруденция. – Лучше быть добрым. Еще лучше - справедливым».

Предлагаемая читателю книга² представляет собой плод многолетних наблюдений и размышлений старого милицейского профессора и двух его гораздо более молодых учеников, прикосновенных к советскому и российскому уголовному судопроизводству в его реалиях и самых различных ипостасях: милиционера вневедомственной охраны, оперуполномоченного БХСС, следователя, начальника БХСС, руководителя следственного отдела, начальника управления внутренних дел, наконец, преподавателя и руководителя милицейского вуза в различных рангах.

В этой связи надобно, наверное, упомянуть, что немалое количество эмпирического материала, использованного при написании этой книги, причем не только из практики деятельности в сфере уголовного процесса /как в узком, так и в широком смысле этого термина/, получены методом, который в социологии именуется методом включенного наблюдения.

Конечно, указанный метод не являлся единственным в науке, в частности, в блоке наук изучающих борьбу с преступностью, способом получения эмпирической информации. Мы здесь подчеркиваем широкое использование названного метода в предлагаемом коллегам исследовании, поскольку, по нашему мнению, он во многих случаях имеет существенные преимущества перед наблюдением сторонним, перед наблюдением тех людей, для которых уголовное судопроизводство есть предмет сторонний, не окрашенный эмоциями, не прошедший через сердце, предмет суесловия, объект жонглирования словами.³

Не случайно, наверное, что выдающиеся процессуалисты, это те, кто одновременно работал, исследовал и преподавал, кто не поднимал теорию над практикой и практику не часто отрывал от теории. Такие как И.Я. Фойницкий, сенатор /член Верховного суда России/ и заслуженный профессор Императорского Санкт-Петербургского университета, организатор русской группы Международного союза криминалистов,⁴ это Н.С. Таганцев /правда, больше, специалист в области материального, чем процессуального уголовного права/, профессор императорского училища правоведения и СПб. университета, сенатор и член Государственного совета⁵, это – Ганс Гросс, который, хотя и создал свой основной труд, будучи уже профессором Пражского университета и создателем первого в мире музея криминалистики в Граце, написал его с явственно различимых позиций следственного судьи,⁶ это… Впрочем, в перечислении надобно вовремя остановиться.

Среди советских и российских правоведов в качестве таких совместителей нужно назвать заслуженно и не очень обруганного А.Я. Вышинского, М.С. Строговича, И.И. Карпеца, А.М. Ларина, Л.Г. Видонова и очень немногих других. Их имена и труды, слава Богу и Советской власти, у всех на слуху, поэтому в их отношении можно ограничиться сказанным.

Мы понимаем, что включённое наблюдение, особенно в тех случаях, когда оно осуществляется непосредственно авторами - лицами, имеющими при опросе собственную позицию, таит в себе серьёзную опасность искажения конечных выводов. Имеющий по тем вопросам, по которым собирается информация, определённую позицию автор непроизвольно может отдать предпочтение данным, которые подтверждают его точку зрения и, напротив, проигнорировать /произвести оценку до того, как будет собрана достаточная для оценки совокупность/ данные, ей противоречащие. Проявления указанной тенденции весьма заметны в названной выше книге Г. Гросса.

Я еще раз подчеркну: Г. Гросс, подписываясь своим профессорским званием, эмоционально продолжает оставаться следственным судьёй. Он видит то, чего не увидел бы сторонний наблюдатель.

Существующую опасность метода включенного наблюдения понимают серьёзные социологи. Ноэль-Беккер, например, направляет для сбора информации у населения отнюдь не разработчиков программ. Отбираются совсем посторонние, специально нанятые для выполнения разработанной процедуры люди. Им вовсе не обязательно, даже вредно, иметь собственную позицию по вопросу, для уяснения которого собирается в соответствующем полевом социологическом исследовании информация.

Однако, кто предупреждён, тот вооружен. Мы знаем об этой опасности включенного наблюдения, если оно осуществляется самими авторами. И мы предприняли меры, чтобы скорректировать предубеждённость, если она примет опасные для постижения истины размеры. Во-первых, нас трое - разных, наши наблюдательные пункты и углы зрения различны. Конечно, у нас общая базовая /исходная/ позиция. Мы одной школы. Омской школы процессуалистов. Однако, повторюсь, наши наблюдательные пункты и углы зрения подчас различны.

Во-вторых, у каждого из нас много учеников и просто сослуживцев, которые ведут включенное наблюдение за уголовным судопроизводством потому, что просто не могут его не вести: они перманентно выступают в качестве различных участников уголовного процесса, они живут в нём. Мы корректируем свои наблюдения их оценками – своеобразная интерпретация метода МЭО /метод экспертных оценок/.

В связи со сказанным выше хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство: те, которые одновременно и исследовали и работали /служили/ в исследуемой области, как правило, менее подвержены суесловию.

Однако гораздо более, чем указанная выше, является опасность, создаваемая, скажем так, методами некомпетентного руководства - простым словесным переложением общих идей для специфических отраслей деятельности. Лозунгово безукоризненная идея «защита прав человека и гражданина» /уровень идеологии/ для применения в уголовном, как, впрочем, и в гражданском и в административном судопроизводстве, нуждается в идеологической интерпретации /термин активно используемый одним из авторов этой книги М.П. Поляковым/ и технологической адаптации. Последнее крайне важно.

Когда Конституционный или Верховный суды РФ начинает проводить в жизнь безукоризненно звучащую в высокой, но другой /не уголовно-процессуальной/ теории идею непосредственного действия конституционных норм, в реальном уголовном процессе появляются сбои. Может быть, конечно, это происходит от своеобразия процедуры создания действующей Конституции РФ? Может быть от особенностей персонального состава Конституционного суда, большинства членов которого идеально знают текст Конституции, но не слишком знакомы с практикой уголовного судопроизводства?

Применённый для исследования в настоящей книге инструментарий имеет еще одну специфическую черту. Все авторы её глубоко убеждены, что в УСП нет проблем чисто уголовно-процессуальных или, скажем, там криминалистических или уголовно-правовых. Даже проблем чисто управленческих - специальность, к которой вслед за учителем тяготеют и его ученики.⁷

В этой связи у нас возникают серьёзные опасения, связанные с организацией и субъективным обеспечением серьёзных научных исследований в современных условий. Кафедральное /секторное и прочее/ разбиение наук в учебно-научных заведениях приводит к их огораживанию, иногда даже к окукливанию, как это, к примеру, давно происходит с оперативно-розыскной деятельностью.

Кажется, Черри, специалист в области информатики, говорил, что современные ученые напоминают ему огородников, каждый из которых добросовестно обрабатывает свой участок, лишь изредка позволяя себе удовольствие поболтать с соседом через забор.

Одной из целей предлагаемой читателю книги и является споспешествование /способствование/ взаимопониманию, согласованности и взаимодействию между оперативно-розыскной и судопроизводственной отраслями государственной деятельности и соответствующими науками.

Возможно, именно сейчас для этого приспело время, и объективно и субъективно. Объективно потому, что только не желающий видеть или тот, кому видеть не выгодно, не видит того, что в современных условиях справиться с организованной, пользующейся поддержкой людей, находящихся у власти, массовидной преступностью без использования оперативных возможностей государственных органов нельзя.

Мы не говорим, что использование негласных сотрудников это хорошо. Однако мы не говорим и, что это плохо. Просто это объективно существующая закономерность: справиться с серьёзной преступностью без применения оперативно-розыскных мероприятий невозможно.

Это также верно, как и следующее суждение о любви: любовь – не наука. Это не хорошо и не плохо. Просто факт, адекватно отражающий действительность.

Еще Синедрион – Верховный суд Иудеи – применял агентуру. Против Христа, в частности.

Очевидной благоглупостью является довольно популярное утверждение, что работа с анонимными информаторами является безнравственной. Уголовное судопроизводство и оперативно-розыскная деятельность имеют собственную нравственность, собственную этику. Они, естественно, основываются на общечеловеческих ценностях. Однако не являются простым переложением их в специфической области. Я не назову следователя или оперативного работника безнравственным, если он с целью изобличения подозреваемого, введет его в заблуждения. (Неэтичным будет, если следователь прямо соврёт). Я назову деятельность следователя или оперативного уполномоченного безнравственной, если они не будут изобличать преступников, если они под влиянием неспецифичной этики окажутся не в состоянии делать это.

С субъективной стороны вывод о том, что именно сейчас приспело время добиться успеха в налаживании взаимопонимания, согласованности и взаимодействия между оперативно-розыскной и судопроизводственной отраслями государственной деятельности и соответствующими науками, мы основываем на том, что впервые за многие годы стену ненужной конспиративности /в том, что конспиративность в ОРД бывает и нужной, сомнений нет/ начали нарушать и с другой стороны. Появились открытые публикации и в стане ОРД.⁸

В повседневной деятельности по охране условий существования и развития общества средствами уголовного права, реализуемыми посредством уголовного судопроизводства, есть реальные проблемные ситуации и проблемы, которые задаёт жизнь. И вот для осмысления первых и разрешения вторых привлекается наиболее пригодный для этого инструментарий – уголовно-процессуальный, криминалистический, управленческий, уголовно-правовой, социологический и т.д. Чаще всего, однако, инструментария одной отрасли науки /отрасли знаний/ для идентификации и осмысления проблемной ситуации оказывается недостаточно. Даже плоский лист бумаги, гласит старинная японская мудрость, имеет две стороны. Что же говорить о явлениях реального уголовного судопроизводства! Сколько сторон у каждого из них?

Поэтому для надежной идентификации и адекватного осмысления проблемной ситуации, равно как и для разрешения проблемы необходим инструментарий нескольких или даже многих научных дисциплин. В таких случаях и говорят о комплексном подходе – использовании для исследования одного объекта или предмета инструментариев различных отраслей науки.⁹

В настоящем исследовании используется инструментарий следующих отраслей знания: управление в социальных и экономических системах /специальность 12.00.13 по еще недавно действовавшему перечню ВАКа/, философия /диалектический материализм и немного неопозитивизма/, уголовный процесс, криминалистика, оперативно-розыскная деятельность, социальная психология, социология, теория государства и права и, в меньшей степени, некоторые другие научные дисциплины.

Хотелось бы сказать несколько слов об особенностях использования литературных источников по названным дисциплинам. Они нуждаются в коррекции в зависимости от времени издания и ряда других субъективно-объективных детерминант. Вот издал В.В. Лунеев в 1999 году хорошую книгу о преступности ХХ века, и пишет в ней, что в его подсознании существует желание оправдаться за то, что раньше он об этом же предмете писал иначе.¹⁰ К работам по уголовному судопроизводству, тесно связанному с государством, властью и политикой, сказанное относится в большей мере, чем, ко многим другим наукам, многим другим отраслям государственной деятельности.

Словам людей, находящихся у власти или кормящихся с её рук, можно верить только в той мере, в какой их слова находятся в соответствии с реальным положением вещей, установленном экспертами, имеющими возможность не только познать, но и сказать правду.

Впрочем, подробнее об этом чуть позже – в Пролегоменах.

Завершая настоящее Предуведомление, хотелось бы выразить благодарность коллегам, с которыми много и неоднократно обсуждались идеи, вложенные в эту книгу: А.В. Агутину, В.И. Бадашханову, В.П. Бахину, А.П. Железняку, С.П. Ижниной, М.П. Кирееву, Н.Н. Ковтуну, А.В. Матвееву, С.П. Серебровой, С.В. Смирнову, А.А. Юнусову. Не все из них и не со всем, сказанным авторами, они согласны. Однако известно ведь, что в спорах рождаются не только инфаркты, но, иногда, и истина.