logo
Метелев С

3.3. Терроризм как форма проявления агрессии

В современных условиях возникают сложные проблемы, которые связаны с обеспечением национальной безопасности и выбором мер, адекватных современным террористическим угрозам. Так, в международной практике ввод войск и проведение военных операций той или иной интенсивности в ситуации подавления массовых беспорядков, носящих террористический характер, является не единичной практикой. Это вынужденная и крайняя мера со стороны центрального правительства, когда другие способы защиты конституционного строя и прав гражданского населения исчерпаны. Однако это вполне распространенная практика в демократических странах, сталкивающихся с организованной подрывной деятельностью, направленной на раскол государства

Можно привести целый ряд общеизвестных примеров использования правительственных частей для подавления вооруженных сепаратистских движений и террористических группировок в последние десятилетия:

В борьбе с мафией на Сицилии (1963, 1985, 1992) также использовались регулярные итальянские войска и карабинеры.

Таким образом, борьба за независимость и отделение какой-либо части единого государства, даже и заселенной компактно этническим меньшинством, не рассматривается в современной международной политической практике демократических стран как оправдание для ведения террористической деятельности и жесточайшим образом карается.

Говоря о тактике ответа на терроризм, Ричард Уилсон рассматривает военные акции в сочетании с экономическими санкциями как эффективное средство в борьбе с терроризмом. Открытые военные акции против тщательно отобранных целей и тайные контртеррористические операции против отдельных террористических групп и лиц должны все больше использоваться и поощряться странами, борющимися с терроризмом. Некоторые военные и полувоенные акции лишь разрушают ресурсы и командные структуры таких организаций, но тем самым они подмывают их и сеют страх среди верхушки террористов. Вместе с тем, практика подавления терроризма уже давно не ограничивается рамками собственной территории, что отчетливо демонстрирует пример США, применявших открыто вооруженные силы против обвиняемых в терроризме (а также в ряде международных преступлений) правящих режимов Ирака, Сомали, Ливии, Югославии, Афганистана и др.

Наибольшие проблемы возникают при применении военной силы в случае международного терроризма, поскольку в данном случае субъектами конфликта становятся не только государство, являющееся предметом атаки террористов, и собственно террористы, но и другое суверенное государство. Таким образом, защищая собственный суверенитет, атакующее террористов на чужой территории государство само посягает на чей-то суверенитет и тем самым легитимность уже его действий подвергается двойному сомнению: не только с позиции адекватности применения вооруженной силы, но и с позиции нарушения им самим одного из основополагающих принципов международного права - нерушимости границ.

Некоторые государства предпринимают тайные действия - так называемые неконвенционные методы для целей нейтрализации террористов и предотвращения планируемых атак. Такие действия могут иметь целью срыв и перехват поставок оружия и денежных средств для террористической группы до ареста и доставки разыскиваемых террористов для судебного разбирательства по обвинению в убийстве. Эти меры могут быть оправданы как превентивная деятельность в рамках самообороны в смысле ст. 51 Устава ООН. С другой стороны, можно возразить, что данные действия нарушают право международных обычаев. Тем не менее, в июле 1989 г. в своем меморандуме одно из подразделений Минюста США (Офис советника по праву) рекомендовало президенту своей властью нарушать международное право и предоставить соответствующие полномочия Генеральному прокурору, если того требуют национальные интересы.

Так, пользуясь принципом защиты, который предполагает осуществление юрисдикции государством в отношении преступлений, затрагивающих его интересы и безопасность, независимо от места совершения деяния и гражданства предполагаемого преступника, США провели ряд операций по захвату лиц, подозреваемых в причастности к террористическим актам против граждан США. По аналогичным основаниям, в 1987 г. был захвачен Фаваз Йонис, ливанский террорист, на борту яхты возле Кипра (после чего он был приговорен к тюремному заключению), осуществлялось вторжение в египетский самолет, перевозивший террористов, принимавших участие в захвате самолета в Ачилле Лауро, и их арест в Сигонелле, а также захват в Пакистане, Мир Эймала Канзи, ответственного за убийства в 1993 г. возле штаб-квартиры ЦРУ в Вирджинии. Всеобъемлющий Акт по терроризму 1986 г. провозглашает террористические атаки на граждан США за рубежом федеральным преступлением и делает правомочными экстерриториальные аресты и судебное разбирательство в суде США.

В последние годы в практике государств особенно актуальным стал вопрос о существовании права применять силу для защиты своих граждан в другом государстве. Этому послужили случаи высадки израильского десанта в аэропорту Энтеббе (г. Кампала, Уганда) для освобождения пассажиров захваченного террористами израильского самолета, попытка США освободить персонал своего посольства в Тегеране, вторжение США на Гренаду под предлогом защиты собственных граждан. Представитель США при обсуждении в ООН акции в Энтеббе изложил позицию своего государства следующим образом: "Существует прочно утвердившееся право на использование ограниченной силы для защиты своих граждан от реальной угрозы их здоровью или смерти в условиях, когда государство, на территории которого они находятся, либо не желает, либо не в состоянии защитить их. Это вытекающее из права на самооборону право ограничено использованием лишь такой силы, какая необходима и соответствует задаче защиты граждан от причинения им вреда".

По мнению ряда исследователей, применение силы в таком случае может рассматриваться как осуществление права на самооборону, поскольку такое применение для спасения своих граждан не запрещено международным правом. Оно не может рассматриваться как направленное против территориальной неприкосновенности или политической независимости государства. При всех условиях применение силы должно использоваться исключительно по целевому назначению, только в тех случаях, когда нет иных путей спасения жизни своих граждан не только в зарубежной, но (в отличие от прошлого) и в отечественной литературе высказываются мнения в поддержку, в исключительных случаях, гуманитарной интервенции.

Такие действия можно рассматривать в качестве ответа на высказывание Б. Дженкинза о том, что терроризм ставит много вопросов о ничтожном объеме защиты, который может предоставить государство своим гражданам, находящимся за его пределами, а также вопросы об ответственности государств. Когда террорист из одного государства переезжает на поезде или самолете другого государства в третью страну для осуществления террористического акта в четвертой стране, кто несет ответственность? Какие основные ответственности несут государства в отношении предотвращения актов терроризма против граждан другой страны?

Можно говорить, что современное международное право, существующие в ООН механизмы, дают возможности решать эти и иные вопросы, касающиеся борьбы с международным терроризмом, политическим путем. Вместе с тем опыт США демонстрирует, что государство, подвергшееся атаке террористов (и даже в случае, если атака еще не осуществлена, но ее угроза реальна), может считать гарантии и возможности мирного решения вопроса, предоставляемые международным правом, недостаточными и неадекватными в отношении уголовных преступников - террористов и их пособников. Тем более что сами террористы, как правило, отрицают признание каких-либо правовых и моральных ограничений.

Осознание того обстоятельства, что в большинстве случаев уступки террористам только поощряют новые акты терроризма, а также неоднократные неудачи ООН в выработке определения международного терроризма и эффективных механизмов противодействия терроризму побуждают отдельные государства прибегать к односторонним военным действиям против терроризма, полагая, по формуле Нейл Левингстоун, что "если невозможно заставить террористов ответить перед законом, то они должны отвечать перед оружием, оправдывая это тем, что как не является преступлением убийство врага в военное время, так не должно расцениваться как преступление или морально предосудительное действие, когда нация, действуя в соответствии со своими обязательствами защищать собственных граждан от вреда, ищет и уничтожает за пределами своих границ террористов, тех, кто совершил или планирует совершить зверства на его территории или против его граждан".

Оценка таких действий исследователями и политиками неоднозначна. Некоторые прямо расценивают их как политику государственного терроризма. Например, Е.Г.Ляхов и А.В.Попов подобным образом квалифицируют неоднократные соответствующие контртеррористические акции США, подтверждая свой вывод содержанием Директивы Совета национальной безопасности США № 138 от 3 апреля 1984 г. по "борьбе с международным терроризмом", которой определен порядок подготовки и нанесения упреждающих и репрессивных ударов по "террористам" во всех районах мира, создание в этих целях отрядов специального назначения, ведения широкой разведывательной деятельности, открытых и тайных акции с применением оружия на территории других стран для защиты интересов США".

Еще до взрыва американских посольств в Кении и Танзании, подготовки других крупных терактов против США и Великобритании, в конце 1995 г. Б.Клинтон подписал совершенно секретный приказ, одобренный комитетом по разведке в конгрессе, разрешавший ЦРУ начать проведение операции в целях ликвидации сети террористических ячеек, а также их руководителей и спонсоров. А после получения данных о подготовке нападений на американские посольства в Восточной Африке американцы нанесли превентивные удары по саудовской фармакологической фабрике, где, по их информации, Бен Ладен готовился к производству нервно - паралитического газа. Превентивный удар сотнями крылатых ракет был нанесен и по базам афганских талибов, где, возможно, находился Бен Ладен (Иран, Судан, Афганистан, Ирак, Ливия).

Не оценивая напрямую как государственный терроризм осуществление военных акций против террористов на территории другого государства, другие исследователи все же считают такие действия нарушением норм действующего международного гуманитарного права постольку, поскольку такие действия влекут массовые потери не столько среди террористов, но и среди гражданского населения, что чревато усугублением конфликта на многие годы вперед. Так, примечательна оценка контртеррористических действий Израиля после событий в Мюнхене в 1972 г. американского посла Ч.В. Йоста: "Можем ли мы справедливо исключить из определения понятия "терроризм" карательные рейды Израиля против палестинских лагерей в Ливане и Сирии, во время которых, несомненно, убито много совершенно невинных людей и которые помогли создать новое поколение террористов среди их родственников и друзей?". Лишь случай прямой или косвенной агрессии, безусловно, оправдывает возможность ответных мер в отношении другого государства, как индивидуальных, так и коллективных.

Не считая того, что самозащита образует основное исключение из общего запрета против использования силы, она, по мнению большинства авторитетов (авторитетных исследователей), - исключительное обстоятельство, при котором отдельные государства могут прибегнуть к вооруженной силе без предварительной санкции центральной власти. (В соответствии с преобладающей точкой зрения все другие гипотезы (во всех других случаях) использования принуждения в международных отношениях должны предварительно санкционироваться Советом Безопасности. Единственное исключение из этого принципа, не считая ст. 51, составляют действия против бывших ранее врагами государств, предусматриваемые ст. ст. 53(1), 106 и 107 Хартии ООН).

В рамках ООН можно говорить о праве на самооборону, отчасти схожем с соответствующей концепцией во внутригосударственном праве. Использование принуждения здесь, как правило, полностью централизовано и каждое применение силы относится к одной из следующих категорий: незаконному использованию силы, централизованной санкции или индивидуальной (коллективной) самообороне.

В этом смысле, как полагает А.Танка, ст. 51 Устава ООН является путем, который должно пройти каждое государство, если хочет, чтобы использование им силы приобрело легальный для международного сообщества характер. Согласно мнению Боветта, самооборона представляет собой "привилегию" или "свободу", которая оправдывает поведение в иных ситуациях незаконное, которое требуется для защиты определенных прав в буквальном смысле. В соответствии с более ограничительным толкованием, однако, сфера права на самооборону лимитирована дословным текстом ст. 51 Устава ООН. Обычное право, таким образом, ограничено и может быть использовано лишь в случаях "вооруженной атаки". Более того, никакая форма предупреждающей самообороны не разрешена.

Поведением, оправдывающим реакцию самообороны государства, считается: непосредственная зарубежная вооруженная интервенция в это государство; интервенция в государство нерегулярных сил; государственный переворот посредством внешнего проникновения или провокации гражданского раздора в данном государстве; мнимая внешняя угроза безопасности государства; мнимая угроза безопасности государства, вторгающегося в рамках самообороны.

При определении соотношения агрессии и терроризма за исходное взято положение, закрепленное в ст. 353, 354 УК РФ, согласно которому агрессивной войне, как одному из видов войн, присущи черты вооруженной агрессии, как они указаны в Резолюции ООН "Определение агрессии". "Статья 1. Агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций, как это установлено в настоящем определении". Статья 3 в числе действий, квалифицируемых в качестве войны независимо от объявления войны, называет "засылку государством или от имени государства вооруженных банд, групп и регулярных сил или наемников, которые осуществляют акты применения вооруженной силы против другого государства, носящие столь серьезный характер, что это равносильно перечисленным выше актам, или его значительное участие в них" [1.6.13].

Как считает У.Р. Латыпов, соотношение государственного терроризма и агрессии можно охарактеризовать как соотношение общего и особенного. "Агрессия - это одновременно и акт государственного терроризма; но содержание и понятие государственного терроризма не исчерпывается только актом агрессии". По его мнению, отличие государственного терроризма от иных форм незаконного применение силы или угрозы силой заключается в том, что в первом случае целью является устрашение, терроризирование политического противника. В.И. Блищенко пишет о том, что "террористические акты, совершаемы властями какого-либо государства, или допущение властями какого-либо государства организованной деятельности, рассчитанной на совершение террористических актов в другом государстве, необходимо квалифицировать как акт косвенной агрессии" [2.13]. Аналогичной точки зрения - отождествления актов международного терроризма, осуществляемых при участии и поддержке государств, с актами агрессии - придерживаются также И.И. Карпец, Ю.А. Решетов, Н.Б. Крылов и др. [2.73; 2.91]. "Мы ныне привыкли к термину "государственный терроризм", - пишет И.И. Карпец. - Я его воспринимаю как политический термин. Для юриста же понятнее термин "агрессия", то есть нападение одного государства на другое" [2.73]. По иному пути идет Г.Б. Старушенко. Он исходит из официального определения агрессии и считает правомерным квалифицировать в качестве международного терроризма все перечисленные в ст. 3 Резолюции действия, а также другие аналогичные действия, если они не носят столь серьезного характера, что они равносильны актам агрессии. По мнению Н.В. Кормушкиной, агрессия представляет собой самостоятельное международное преступление, ее нельзя отождествлять с государственным терроризмом. По этой же причине нецелесообразно, как представляется, рассматривать их как соотношение общего и особенного

Однако государственный терроризм не может быть преступлением. Он является преступной политикой, так же, как и агрессия. Хотя и в том и в другом случае возможна квалификация по национальному законодательству действий отдельных должностных лиц как исполнителей или соучастников конкретного преступления (терроризма, а также иных преступлений террористической направленности или планирования, подготовки, развязывания или ведения агрессивной войны).

Как метод агрессию принято относить к традиционным формам ведения войны, а терроризм (в том числе с участием иностранного государства) - к нетрадиционным. Нелегитимным насилием агрессию делает именно политическая основа - один лишь ее факт вне зависимости от последствия и воздействия. В случае же с терроризмом на первый план выступает функциональная природа, поскольку данная форма насилия нелегитимна именно в силу действительных или ожидаемых последствий, вне зависимости от идеологической природы. Именно на основании данных положений США посчитали правомочным в ответ на террористические акты 11 сентября 2001 г., приравненные к вооруженной атаке, нанести воздушные удары по базам террористов на территории суверенного Афганистана.

Сторонники военного выбора оправдывают решение об использовании силы ссылкой на ст. 51 Устава ООН, утверждающую неотъемлемое право государств на самозащиту перед лицом вооруженной атаки. По мнению некоторых исследователей, акты терроризма могут расцениваться как составляющие вооруженную атаку, так как каждая нация сохраняет право определить, когда обстоятельства требуют обращения к военным действиям в целях самозащиты. США, прибегнув к ст. 51, de facto приравняли акт международного терроризма (даже не включающего государственный элемент) к войне, объявив действия террористов 11 сентября 2001 г. актом агрессии и, таким образом, воспользовавшись своим правом на самозащиту. Однако, если акт международного терроризма приравнен к агрессивной (международной) войне, то столь же правомерно попытаться провести параллель между внутренним терроризмом и различными видами локальных воин (или вооруженных конфликтов).

Международное право строго отграничивает внутренние конфликты (гражданские войны) от международных конфликтов (войн между государствами). Борьба внутри одного государства, гражданская война не может рассматриваться как агрессия. Зато вмешательство одного государства во внутренние конфликты, в гражданскую войну, происходящую в другом государстве, с полным основанием квалифицируется как агрессия.

Вооруженная сила может применяться исключительно в порядке индивидуальной или коллективной самообороны, "если произойдет вооруженное нападение на члена Организации до тех пор, пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности" (ст. 51 Устава ООН). При этом особо следует отметить, что существует ряд сложностей при проведении стратегических наступательных операций и репрессалий против террористических групп за границей и спонсирующих их государств: 1) во многих случаях террористических атак очень сложно, если даже не невозможно получить достаточные высокоточные данные разведки для установления личности преступников, ответственных за конкретную атаку; 2) военные атаки (репрессалии) могут спровоцировать более широкий конфликт, в котором преимущества, полученные в результате террористического удара, значительно превышают возможную плату за них; 3) военные атаки (репрессалии), связанные со смертью невинных гражданских лиц, несут в себе риск утраты "высоких моральных оснований" и симпатий международного мнения; 4) военная атака (репрессалия), которая предпринимается в одностороннем порядке, может не получить поддержки значительного числа союзников и стать причиной дополнительного воздействия и отчуждения союзников и 5) последнее, но не менее важное, - военная атака (репрессалия) может вызвать эффект обманутых ожиданий общественности успеха в борьбе с терроризмом и приведет к использованию еще большей военной силы впоследствии.

Таким образом, вооруженная сила против причастного к терроризму государства может быть применена только в том случае, если террористическая деятельность по своей опасности и интенсивности будет квалифицироваться как вооруженное нападение. Государство вправе использовать вооруженную силу в порядке самообороны в случаях, когда против него совершаются акты терроризма, осуществляемые официальными органами иностранного государства, а также когда другое государство организует и направляет вооруженные банды, совершающие террористические акты. Причем террористические акты могут иметь место против граждан пострадавшей стороны и за границей, в открытом море, международном воздушном пространстве. Главное условие здесь заключается в том, чтобы террористические акты представляли серьезную угрозу и не носили изолированный, спорадический характер.

Применение вооруженных репрессалий в отношении государств за предоставление террористам финансовой поддержки и снабжение их оружием проблематично и спорно с точки зрения легитимности. Эти действия, безусловно, запрещены международным правом, и государства должны нести за них международно-правовую ответственность. Но подобная поддержка террористов до последнего времени не рассматривалась в качестве деяния, эквивалентного вооруженному нападению в смысле ст. 51 Устава ООН и п. "д" ст. 3 Определения агрессии (Резолюция 3314/23 Генеральной Ассамблеи ООН от 14 декабря 1974 г.).

Действующее международное право преимущественно придерживается точки зрения, согласно которой только невооруженные санкции могут применяться также против государств, позволяющих использовать свою территорию для базирования террористов, предоставляющих им убежище и не выполняющих своих международно-правовых обязательств по уголовному преследованию преступников, устранению последствий терактов. Ориентиром в этом отношении является решение Международного Суда ООН по делу "Никарагуа против США". В нем содержится положение о том, что предоставление государством своей территории лицам, совершающим террористические акты в другой стране, снабжение их оружием, финансирование нарушают международное право, в частности принцип невмешательства в дела, входящие, по существу, в компетенцию другого государства. В то же время, отмечается в решении, это не дает основания для применения в ответ вооруженной силы в порядке самообороны.

Однако в этой части решение суда не было единогласным. Судьи Дженингс и Швебель высказали особое мнение, которое заключается в том, что, когда государство снабжает оружием повстанцев, действующих в другой стране, против него может быть применена вооруженная сила в порядке самообороны. В то же время они отметили, что предоставление территории может принимать различные конкретные формы и не все они могут повлечь вооруженные.

Нормы международного права в период вооруженных конфликтов реально регулируют общественные отношения тогда, когда начинается война, вне зависимости от того, совершен акт агрессии или реализуется право на самооборону. При этом могут возникнуть следующие ситуации: одно государство нападает на другое (акт агрессии); государство использует вооруженную силу национальной армии, защищаясь от агрессора (право на индивидуальную и коллективную самооборону в соответствии с Уставом ООН); ООН принимает решение о проведении вооруженной акции; вооруженный конфликт возникает внутри конкретного государства, когда правительственным войскам противостоят незаконные вооруженные формирования; вооруженное вмешательство извне (по просьбе законного правительства) во внутренний вооруженный конфликт.

Важнейшим доктринальным сдвигом в законодательстве США стало то, что терроризм был впервые отнесен к боевым действиям, а значит, к прерогативе вооруженных сил, и стал частью военной политики США, что давало возможность в борьбе с ним полномасштабно использовать военную силу. Закономерным последствием этого стали усилия (практические и теоретические) США расширить сферу действия ст. 51 Устава ООН на акты терроризма.

Как отмечает А.Танка, точное определение концепции вооруженной атаки или проблема допустимости использования вооруженной силы против операций, иных, чем вооруженная атака, сейчас необходимо более, чем когда-либо. Особенно это относится к случаям, когда использование силы предусматривается против актов терроризма или наркотраффика. В том числе, по мнению ряда исследователей и практиков, суммированному (проанализированному) А.Танка, если разрешено индивидуальное использование силы, должно быть разрешено и коллективное для компенсации фактического неравенства среди стран в этой важной области. "Это особенно верно в отношении такой деятельности, если она столь серьезна, что подвергает опасности само существование государств, являющихся ее целями". Исходя из данных критериев, ООН подключилась к превентивным силовым акциям, направленным на предупреждение актов террора. Так, Совет безопасности ООН не возражал против ракетного удара по Багдаду, нанесенному США в июне 1993 г. в связи с попытками иракских властей совершить террористический акт против экс-президента США Буша в Кувейте.

Когда в центре внимания оказалась проблема "ответа на терроризм", связанная с нанесением ударов регулярными подразделениями вооруженных сил по территории стран, которые поддерживали те или иные группировки и способствовали проведению терактов, мнение представителей администрации США по этому вопросу было единым. Государственный секретарь Дж. Шульц еще в 1984 г. писал: "Пришло время... задуматься о необходимости,., укрепления безопасности через превентивное использование силы. Одним из эффективных факторов, сдерживающих действия террористов, является уверенность, что против них будут применены решительные и быстрые меры".

Хотелось бы отметить, что в США уже более 10 лет существует Центр по изучению военных кампаний, специалисты которого не только занимаются фундаментальными исследованиями в области локальных войн и вооруженных конфликтов, но и оперативно информируют руководство страны о наиболее приемлемых вариантаx использования вооруженных сил в различных кризисных ситуациях. Именно эксперты этого Центра непосредственно занимались обоснованием и подготовкой операций американских вооруженных сил: "Буря в пустыне", "Лиса в пустыне" (Ирак), "Решительная сила" в Косово и др.

Общие принципы борьбы с экстремизмом и использования военных структур США во внутригосударственных кризисных ситуациях (конфликтах) содержатся в Конституции США, своде законов, своде федеральных законоположений. Их конкретизация дается в ряде подзаконных актов, прежде всего министерства обороны и министерств видов вооруженных сил. Одним из последних документов этой категории является принятый в июле 1993 г. Устав FM 100-19, FM 7-10 "Внутригосударственные операции". В нем раскрываются основные принципы и механизмы использования вооруженных сил и взаимодействия их с гражданскими властями в целях предотвращения актов вооруженного насилия внутри государства.

В США Президенту предоставляется право использовать либо территориальные воинские формирования, либо войска и силы федеральных вооруженных сил (сухопутные войска и военно-морские силы) для борьбы с гражданскими беспорядками, а также в случае нарушения конституционных прав граждан, для предотвращения тайных заговоров и незаконных объединений, имеющих своей целью свержение законно избранного правительства или подрыв устоев государства и права и борьбы с ними.

Ориентируясь на пример США, стали действовать и другие государства. Вооруженные силы Турции, основываясь на той же мотивации, осуществили боевые операции на территории Ирака для подавления опорных баз террористической курдской организации, Израиль регулярно предпринимал аналогичные действия в отношении Сирии и Ливана. По данным британской газеты "Обсервер", в апреле 1996 г. несколько сотрудников спецслужб Израиля под видом гражданских лиц прибыли на территорию Южного Ливана в Кванту в район расположения лагеря ООН для беженцев, где, по мнению израильтян, скрывались боевики исламской террористической организации "Хезболла". Разведчики передали по радио своему командованию точные координаты лагеря и покинули его территорию, после чего по нему были нанесены артиллерийские и авиационные удары. В результате погибло более 100 беженцев.

Одной из немногих официальных оценок не в пользу США стало решение Международного суда по делу Никарагуа, когда суд не одобрил и осудил поведение США. Американцы пытались обосновать совершаемые ими нарушения принципа суверенного равенства государств тем, что они осуществляются в рамках "борьбы с коммунистическим тоталитаризмом". Но Международным судом этот аргумент был отвергнут со следующей формулировкой: "Суд не может согласиться с тем, что появилось новое правило, предоставляющее одному государству право вмешательства в дела другого государства в силу того, что последнее избрало определенную идеологическую и политическую систему". Также суд в своем решении пришел к выводу о необходимости предоставить отдельному государству возможность использования силы лимитированной интенсивности для противодействия насильственным актам.

В настоящее время западные правительства готовы к жесткому ответу террористам. Однако, к сожалению, такая готовность до сих пор имеет весьма избирательный характер. Особенно - в отношении России. Это желательно всегда помнить, воспринимая оценки действий российских властей другими членами международного сообщества, а тем более их рекомендации из самых благих побуждений, реалистично и критично, не гонясь за сиюминутной похвалой с чужого плеча, а ориентируясь на свои национальные интересы, общепризнанные права собственных граждан и, прежде всего, их право на жизнь и безопасность от угроз терроризма.

Важно на внутригосударственном уровне систематически проводить объективную (с привлечением независимых экспертов, представителей всех ветвей власти, компетентных ведомств, общественных правозащитных организаций) и полную оценку собственных действий и необходимых в будущем дополнительных мер обеспечения, как надлежащего уровня безопасности, так и должной степени защиты прав и свобод граждан. Причем необходимо, чтобы результаты такого анализа доводились до сведения собственного населения - для достижения общественного согласия относительно целесообразности и адекватности предпринимаемых государством шагов.

В этой связи, анализируя действующую правовую базу России применительно к правовым основаниям применения вооруженных сил при ответе на терроризм, необходимо отметить, что Военной доктриной Российской Федерации под военной опасностью понимается такое внешнее проявление в отношениях или действиях между государствами, когда возникает возможность развязывания войны одного государства против другого (группы государств против одного или нескольких государств). Военная угроза - это определившееся намерение какого-либо государства (группы государств) развязать войну против другого государства (группы государств) или нанести ущерб его национальным интересам и суверенитету агрессивными действиями.

При этом оговаривается, что вооруженный конфликт может возникнуть в форме вооруженного инцидента, вооруженной акции и других вооруженных столкновений ограниченного масштаба и стать следствием попытки разрешить национальные, этнические, религиозные и иные противоречия с помощью средств вооруженной борьбы. При этом одна из характерных черт конфликта - широкое использование диверсионных и террористических методов.

Терроризм Военной доктриной Российской Федерации отнесен к числу основных внутренних угроз. Наряду с попыткой насильственного свержения конституционного строя; противоправной деятельностью экстремистских националистических, религиозных, сепаратистских и террористических движений, организаций и структур, направленной на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической обстановки в стране; планированием, подготовкой и осуществлением действий, направленных на дезорганизацию функционирования федеральных органов государственной власти, нападения на государственные, хозяйственные, военные объекты, объекты жизнеобеспечения и ин формационной инфраструктуры; созданием, оснащением, подготовкой и функционированием незаконных вооруженных формирований; незаконным оборотом на территории Российской Федерации оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и других средств, которые могут быть использованы для осуществления диверсий террористических актов, иных противоправных действий; организованной преступностью, контрабандной и иной противозаконной деятельностью в масштабах, угрожающих военной безопасности Российской Федерации.

К источникам военных опасностей и угроз причислен и ряд факторов, непосредственно связанных с угрозами террористическими: существующие и потенциальные очаги локальных войн и вооруженных конфликтов, нерешенные территориальные претензии; распространение современных видов оружия и новейших технологий военного производства, которые с большой вероятностью могут быть использованы для реализации различных политических целей; распространение международного терроризма, использующего нетрадиционное орудие (ядерное, химическое, бактериологическое), а также новейшие достижения в области традиционных вооружений (переносные ракетные установки, современные взрывчатые вещества, включая пластиковые).

Таким образом, в контексте Военной доктрины Российской Федерации терроризм как одно из проявлений военной угрозы адекватен агрессии.

С учетом вышесказанного целесообразно в Военной доктрине закрепить как правовые основания применения военной силы в ситуации ответа государства на акты международного терроризма, так и общие положения, касающиеся применения вооруженных сил в борьбе с антиконституционными проявлениями на территории страны и правового регулирования таких действий специальным законодательством.

При разработке же собственно антитеррористической стратегии (в рамках государственной концепции противодействия экстремизму и терроризму), рассматривая экстремизм и терроризм в контексте посягательств на конституционный строй, особое внимание следует уделить соотношению различных ее аспектов с исключительной формой угрозы безопасности государства - агрессией, а также с социальными явлениями, представляющими собой непосредственную угрозу и безопасности граждан или конституционному строю Российской Федерации, устранение которых требует применения чрезвычайных мер.

Как известно, в таких ситуациях, при наличии определенных законом условий, «можно введение соответственно военного и чрезвычайного положения, в том числе в целях пресечения актов терроризма. Однако четко такие критерии применительно к террористическим угрозам - внутренним, а тем более внешним - не обозначены. Тем не менее, в последнее время приходится все чаще констатировать, что правовой режим чрезвычайного и военного положения нередко является единственно адекватной формой реагирования на масштабные проявления терроризма. Именно поэтому представляется необходимым концептуальное (и детальное - в законодательстве) закрепление параметров оценки терроризма применительно к вооруженным методам борьбы, а также иным антиконституционным проявлениям.

Прежде всего, на государственную стратегию контроля над терроризмом и экстремизмом целесообразно спроецировать отдельные положения военной доктрины. Например, в блоке вопросов, касающихся международного терроризма, предлагается экстраполяция ситуации агрессии (п. 1 раздела II Военной доктрины) на акт международного терроризма с государственным участием. В таком контексте Россия могла бы сослаться на свое право "применения Вооруженных Сил Российской Федерации и других войск для отражения агрессии против нее" в лице террористических формирований, базирующихся на территории другого государства, с одновременным обязательным введением военного положения в областях, прилегающих к району вооруженного вторжения боевиков.

Некоторые авторы предлагают выделить в Федеральном конституционном законе "О военном положении" раздел "Поддержание режима военного положения в районах внутренних конфликтов с использованием средств вооруженного насилия". Основными целями введения такого режима стали бы: восстановление законности и конституционного порядка; стабилизация общественно - политической обстановки; обеспечение государственной и общественной безопасности; защита прав и свобод граждан, оказание необходимой помощи населению; создание условий для урегулирования конфликтов политическими методами. Наряду с этим предлагается дополнить ст.87 Конституции Российской Федерации нормой о том, что военное положение может вводиться не только в случае агрессии против России, но и при возникновении вооруженных посягательств на конституционные строй, угрожающих национальной безопасности и территориальной целостности государства.

Однако подобное расширительное основание введения военного положение представляется избыточным, поскольку в случае угроз внутреннего порядка вполне адекватными являются меры, предусматриваемые режимом чрезвычайного положения (в значительной своей части повторяющие ограничения и специальные полномочия, зафиксированные в Федеральном конституционном законе "О военном положении"). Но разъяснить четко как в антитеррористическом законодательстве, так и (в случае необходимости) в названных федеральных конституционных законах основания использования соответствующих чрезвычайных мер в случае борьбы с терроризмом действительно целесообразно и практически важно.

В частности, это дало бы четкие правовые основания для ограничений в отношении наемников, воюющих на стороне чеченских боевиков. Как известно, во время первой и второй чеченских кампаний значительные нарекания со стороны различных российских и зарубежных правозащитников вызывала практика фильтрационных лагерей. Но применительно к военному положению вполне правомерны специальные полномочия по интернированию (изоляции) "в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права граждан иностранного государства, воюющего с Российской Федерацией". Таким образом, квалификация вторжения террористических групп с территории другого государства при содействии или очевидном (намеренном) попустительстве последнего как агрессии создавала бы четкую правовую основу для использования против соответствующей террористической угрозы режима военного положения, а также международно-правовых механизмов самозащиты.