5.1. Понятие языка криминалистики. Тенденции развития языка криминалистики

Научное познание как высшая форма отражения субъектом объективной действительности использует для выражения достигнутых результатов системы понятий, определений, образов, знаков и т. п. Эти формы выражения знания зависят от содержания отражения. Но при любой степени формализации знаний в их основе лежит объект познания, независимый от субъекта; вопрос о соотношении объекта и его субъективного образа в человеческом сознании всегда остается гносеологическим вопросом. Используя символы и знаки, человеческая мысль исходит в конечном счете из субъективных образов объективных явлений. Знаки исполняют наряду с гносеологической и коммуникативную функцию — функцию общения.

Прогресс науки в современных условиях обеспечивается коллективными усилиями исследователей. Всякий коллективный труд предполагает наличие связей между его участниками, обмен сообщениями о результатах исследований, взаимопонимание как тех, кто эти исследования осуществляет, так и тех, кто использует результаты исследований в практической деятельности⁶¹⁵. Для достижения такого взаимопонимания участки связей должны обладать необходимым общим запасом понятий, обозначений, знаков, способов поведения, одинаково понимаемых и реализуемых в практике. На базе естественного языка, как средства общения между людьми, возникает язык науки, отличающийся большей точностью, определенностью, однозначностью употребляемых обозначений и терминов.

Как отмечает Г. Клаус, по мере прогресса науки совершенствование ее языка характеризуется тем, что высказывания приобретают наиболее определенный характер десигнативных суждений (обозначений): они становятся все более общими, степень их подтверждения увеличивается, а систематическая связь в пределах структуры научных высказываний улучшается. Наука находит все более надежные знаки, с помощью которых она отражает действительность, ненадежные и расплывчатые слова постепенно исчезают из ее языка. “Такие слова, как “возможно”, “в случае”, “многие” и т. д., — пишет Г. Клаус⁶¹⁶, — заменяются точными логическими выражениями. Там, где невозможно заменить строго детерминированными терминами такие слова, как “многие”, “иногда” и т. д., на место их становятся, по крайней мере, точные определения вероятностного характера; разрабатывается все более обширный технический аппарат, чтобы установить, какие высказывания действительно истинны или действительно ложны”⁶¹⁷.

Язык науки, как уже указывалось выше, неразрывно связан с естественным языком, от которого он и ведет свое происхождение. Эта связь имеет свои положительные и отрицательные стороны. Без помощи естественного языка невозможны пояснения, толкования, а иногда и просто осмысливание научных положений, выраженных в понятиях и терминах науки⁶¹⁸. Но в то же время использование естественного языка даже в этих случаях влечет за собой многозначность и неопределенность подобных толкований и пояснений, неправильное понимание выдвинутых ученым положений, парадоксальность сделанных из них выводов, как результат ошибочного понимания чужих мыслей. Между тем, как совершенно правильно отмечает И. Г. Герасимов, “однозначное отношение вводимых терминов, знаков и понятий к выявленным фактам и предполагаемым свойствам принципиально важно для всех познавательных действий, и прежде всего для эмпирической проверки законов, теорий, гипотез. Эта цель обеспечивается применением системы правил и определений”⁶¹⁹. Отмечая далее важнейшую роль в этой системе определений, автор подчеркивает, что последние “указывают, к каким конкретным предметам, свойствам, характеристикам или познавательным действиям относятся введенные термины, знаки, понятия, и заменяют интуитивно подразумеваемое содержание точным смыслом, задающим характер обращения с объектами и с используемыми средствами дознания — материальными, языковыми, математическими. Использование таких правил — одна из самых важных особенностей познавательной деятельности в науке и одно из важных условий эмпирической проверки научных систем знаний”⁶²⁰.

В своем развитии язык науки проходит две основные стадии. На первой стадии происходит формулирование и уточнение определений и терминов, обозначающих специфические для данной области научного знания понятия, раскрывающих категории данной науки; разрабатывается и получает повсеместное среди специалистов данного профиля распространение специфическая терминология, употребляемая, как правило, однозначно. Эту ступень развития языка науки В. А. Штофф образно назвал ступенью научного жаргона ⁶²¹. Однако язык науки, находящийся на этой ступени развития, в современных условиях научно-технического прогресса уже не удовлетворяет полностью возрастающие потребности количественного и качественного повышения эффективности процессов накопления, обработки, передачи научной информации. Возникает необходимость в разработке правил образования специальных языковых выражений, отражающих закономерные связи между объектами науки. Вводятся символы и знаки, заменяющие слова, а иногда и целые предложения жаргонного языка, который в результате становится более компактным и точным. “Язык считается точным, если все его термины однозначно определены и каждое предложение, содержащее такие термины, построено по заранее определенным правилам; язык считается адекватным, если получаемые в нем предложения могут описать все существующие ситуации в области объектов, информацию о которых выражает, хранит и передает данный язык”⁶²². Язык науки вступает во вторую стадию развития — стадию формализации.

Разумеется, неверно считать, что язык конкретной науки проходит эти стадии развития в строгой последовательности либо что его развитие обязательно завершается полной формализацией. Процессы формализации языка, как нам представляется, могут начинаться в определенный момент его развития еще на первой стадии и идти параллельно с разработкой отдельных научных терминов. Кроме того, по нашему мнению, наряду с формализованной частью всегда имеется часть языка науки, не поддающаяся формализации, как бы далеко она ни зашла. Примером этому служат наиболее формализованные научные языки: математики, химии, символической логики и т. п.

Изменения, которые присущи языку науки, претерпевает также и язык криминалистики.

Язык криминалистики — система ее общих и частных понятий, выражаемых определениями и обозначениями (знаками, терминами). Под понятием, как это следует из логики, подразумевается целостная совокупность суждений о каком-либо объекте; под определением (то есть под определением понятия) — раскрытие содержания понятия посредством указания на существенные признаки объектов, объединяемых данным понятием; под знаком — “материальный чувственно-вос­принимаемый объект, который символически, условно отсылает к обозначаемому предмету, явлению, действию или событию, свойству, связи или отношению предметов, явлений, действий или событий, сигнализирует о предмете, явлении, свойстве и т. п., которые им обозначаются”⁶²³; под термином, выполняющим роль своеобразного языкового знака, подразумеваются словосочетание или слово, однозначно выражающие понятие или принятые для обозначения чего-либо.

Следует также иметь в виду, что “каждое научное понятие существует в языке науки не изолированно, само по себе, а лишь в системе связанных с ним понятий, относящихся к одному и тому же предмету изучения, и лишь в этой системе оно приобретает свой смысл и значение”⁶²⁴. Это характерно и для криминалистических понятий, система которых образует важнейшую часть языка криминалистики, формализация которого еще только начинается и притом лишь в нескольких узких областях.

К тенденциям развития языка криминалистики, по нашему мнению, следует отнести:

1. Расширение круга употребляемых определений. Эта тенденция отражает как рост, так и качественное изменение криминалистических знаний и проявляется в двух направлениях: в увеличении числа криминалистических определений, то есть определений таких понятий, которыми оперирует только криминалистическая наука (например, дактилоскопия, следоведение, негативные обстоятельства), и в увеличении числа криминалистически интерпретированных определений, употребляемых в научном или естественном языке (например, криминалистическая интерпретация таких определений, как определения следа, признака, тактики, инсценировки, приема, средства).

Определение выполняет коммуникативную и познавательные функции. Поэтому оно, во-первых, должно быть однозначным и общепринятым (в идеале) и, во-вторых, выражать определенную “порцию” знаний об объекте познания. Отсюда следует, что привнесение в криминалистику новых понятий с их определениями может осуществляться лишь за счет действительного расширения уже познанного ею, за счет реальных результатов научного познания. В этой связи не могут быть приняты предложения отдельных авторов о введении в язык криминалистики новых определений, не имеющих познавательного значения и, более того, дезорганизующих коммуникативные связи между областями криминалистики. Так, именно поэтому, неоправданна попытка ввести в криминалистику определение понятия установления групповой принадлежности объектов как “группофикации”⁶²⁵ (по аналогии с идентификацией), ибо определение это не несет никакой познавательной нагрузки, а кроме того, нуждается в специальных комментариях для уяснения.

2. Изменение определений. Данная тенденция проявляется как в замене одних определений другими, так и в уточнении употребляемых определений, а значит, и обозначающих их терминов и знаков.

Процесс изменения определений — закономерен и необходим, ибо он отражает развитие, изменение знаний о предмете. Определение перестает полностью соответствовать раскрываемому в нем понятию, если изменилось представление об этом понятии. Как правильно отмечал Б. Фогараши, “в таких случаях старые определения не становятся ложными, но область их применения ограничивается, и в отношении полноты понятия определение должно быть сформулировано так, чтобы оно включало в себя новые элементы, новые моменты, вызванные и осуществленные изменениями... Дальнейшее развитие определения должно основываться, с одной стороны, на изменении и развитии предмета, с другой — на развитии наших сведений, нашего знания. Материалисты не исходят из нового определения, чтобы на его основе объяснить факт; они на основе действительного развития опытных данных и на основе его анализа устанавливают новые определения. Новое определение или уточненное, развитое дальше определение есть результат исследования, но оно служит также вспомогательным средством для дальнейшего анализа и накопления опыта”⁶²⁶.

Изменение определений, отражая изменение знания, всегда протекает в обстановке борьбы старого с новым, а в науке — в обстановке дискуссии. Характерный пример этого в криминалистике — дискуссии об определениях предмета данной науки, криминалистической тактики, тактических приемов, образцов, специальных познаний и т. п. Старые же взгляды и представления противодействуют как признанию новых фактов и их научному объяснению, так и употреблению новых терминов, знаков, подчас независимо даже от того, что ими обозначается.

3. Дифференциация определений. В процессе изменения и уточнения понятий и раскрывающих их содержание определений происходит дифференциация последних по признаку их подчиненности. В этом заключается основа криминалистических классификаций. При этом выделяется группа определений, относящихся к наиболее широким криминалистическим понятиям — категориям. В криминалистике, как и в любой науке, складывается система таких понятий — криминалистических категорий, — определения которых выступают родовыми по отношению к определениям понятий, входящих в объем этих категорий. Такими категориями являются, например, понятие предмета науки, понятия криминалистической техники, тактики и методики расследования, понятия приема, средства, рекомендации.

4. Унификация терминологии криминалистики. Тенденция унификации криминалистической терминологии проявляется двояко. Во-первых, в сокращении числа терминов, обозначающих один и тот же объект, например, признак папиллярного узора или признак почерка, тот или иной тактический прием, причем это число стремится к единице (идеальный случай, когда для обозначения объекта существует один термин). Во-вторых, в замене нескольких принятых терминов одним новым, который будет существовать не наряду со старыми терминами, а вместо них.

В последнее время процесс унификации криминалистической терминологии развивается весьма активно по обоим направлениям. Одновременно с унификацией существующих терминов во всех разделах криминалистики происходит обновление и пополнение криминалистической терминологии за счет использования терминов теорий информации и моделирования, математической статистики и математической логики, а также других областей знания. В связи с этим хотелось бы сделать следующие принципиальные замечания.

Замена существующего термина (терминов) новым представляется вполне оправданной только в том случае, если новый термин обозначает новое определение понятия, содержание которого изменилось или существенно уточнено. Так, например, закономерна замена терминов “следственная тактика” или “тактика следствия” термином “кримина­листическая тактика”, ибо изменилось содержание обозначаемого данным термином понятия об этом разделе криминалистики. Стремление сохранить в этом случае старый термин для обозначения нового определения тактики неизбежно порождает двусмысленность в употреблении термина, ибо остается неясным, что им обозначается: старое или новое понятие тактики⁶²⁷.

Если же понятие, обозначаемое термином, хотя и изменилось, но при этом не утратило своих существенных черт, то есть если изменения коснулись, например, только его объема, то термин, учитывая силу языковой традиции, целесообразно сохранить. Так например, несмотря на последовательные изменения представлений о предмете криминалистики, название этой науки не изменилось, да в этом и нет необходимости, поскольку привычный термин по-прежнему употребляется однозначно и новое толкование предмета науки вполне может обозначаться существующим термином. Точно так же не возникло необходимости в замене терминов “признак”, “прием”, “средство”, несмотря на изменение обозначаемых этими терминами понятий применительно к их интерпретации в криминалистике.

Введение в криминалистику нового термина, заимствованного из другой области знаний, для обозначения существующих в криминалистике понятий, по нашему мнению, допустимо лишь в следующих случаях.

1. Во-первых, когда этот термин обозначает новый аспект рассмотрения старого понятия, его вновь обозначаемое качество, то есть, по существу, появляется новое определение (в ином аспекте, под другим углом зрения) объекта. Например, когда применительно к доказательству употребляется термин “информационный сигнал”, то им обозначается информационная сущность доказательств — новый аспект рассмотрения этого понятия и процесса работы с доказательствами, который нельзя выразить в существующих терминах. Такой новый термин не отменяет старых, а сосуществует с ними. Образуется система терминов, обозначающих один и тот же объект, но применительно к разным характеристикам этого объекта, к разным аспектам его рассмотрения. В этой множественности терминов проявляется диалектическая множественность сторон объекта, с точки зрения которых он может быть охарактеризован; естественно, что когда говорится об унификации криминалистической терминологии, не имеется в виду этот случай.

2. Во-вторых, когда новый термин правильнее и полнее обозначает употребляемые в криминалистической науке определения, понятия. В этом случае новый термин заменяет прежние. Так было, например, с термином “криминалистическая физика”, взамен которого стали употреблять термин “физические методы исследования в криминалистике”, правильнее обозначающий определяемое понятие.

3. В-третьих, когда произошло разделение обозначаемого старым термином понятия и он уже не выражает всего понятия в целом. В этом случае для обозначения отделившейся части понятия вводится новый термин, а старый употребляется только для обозначения оставшейся части понятия. Так, например, произошло в методике расследования с употреблявшимся ранее термином “биологическая экспертиза”. Если прежде этим термином обозначали все исследования объектов живой природы, то после вычленения понятия исследования выделений человеческого организма и обозначения таких исследований термином “судебно-медицинская экспертиза вещественных доказательств” прежний термин стал обозначать только экспертизу объектов животного и растительного происхождения. Таким образом, объем обозначаемого ранее понятия сузился, а наряду с прежним стал употребляться новый термин для обозначения отделившейся части старого понятия.

По нашему мнению, отрицательно следует отнестись к проявляющемуся в последнее время в криминалистике известному увлечению “модными” терминами других наук, которые употребляются взамен общепринятых терминов для обозначения непересмотренных понятий. В ряде случаев это термины из теории моделирования (например, не слепок, а “гипсовая модель следа”), теории вероятностей, геометрии (например, “секторный” или “сегментный” осмотр), теории информации и пр. В этой связи уместно привести слова К. Шеннона о том, что “при помощи нескольких магических слов, таких, как информация, энтропия, избыточность..., нельзя решить всех нерешенных проблем”⁶²⁸. Подобная “модернизация” терминологии не только не способствует ее унификации, но, напротив, вносит путаницу, искусственность и многозначность в употребление терминов. Отрицательно следует реагировать и на предложения о введении новых терминов, когда это не обусловливается необходимостью. Так, например, едва ли можно согласиться с А. В. Дуловым и П. Д. Нестеренко, предложившими термин “психологический эксперимент”, заимствованный из психологии, для обозначения действий, полностью охватываемых либо понятием допроса, либо понятием следственного эксперимента⁶²⁹.

В литературе последнего времени эта опасная тенденция проявляется достаточно широко. Еще в начале 80-х гг. получил известное распространение термин “криминалистическая информация”, которым некоторые авторы обозначали информацию, характеризующую событие преступления и отдельные его элементы⁶³⁰. При ближайшем рассмотрении оказалось, что этот термин не соответствует требованию однозначности определяемых им понятий, поскольку далеко не вся информация, им обозначаемая, значима для криминалистики, для решения криминалистических задач и вообще может именоваться криминалистической.

Общее определение информации может носить только гносеологический или науковедческий характер. Всякое иное определение должно отражать функциональное назначение информации. Поэтому нет и не может быть криминалистической информации, отличающейся, например, от некоей процессуальной или какой-то еще информации, а есть информация криминалистически значимая, которой именуется любая информация, имеющая значение для решения криминалистической задачи. Таким термином можно обозначить данные о состоянии погоды в определенный день (”климатическая информация”?), действия животных-трупоедов (”зоологическая информация”?), степень родства проходящих по делу лиц (”генеалогическая информация”?) и любые другие данные, имеющие значение по делу. В то же время эти данные могут оказаться процессуально значимыми, что вовсе не требует именовать их уголовно-процессуальной или гражданско-процессуальной информа­цией. Таким образом, естественно можно заключить, что термин “кри­миналистическая информация” не несет никакой конкретной, определенной смысловой нагрузки.

Другим проявлением указанной опасной тенденции служит стремление придать общее значение термину, определяющему содержание не всего понятия, а лишь характеризующему какую-то одну его сторону. Так, взамен термина “расследование преступления” обозначающего процесс доказывания по делу, предлагается оперировать термином “информационно-поисковая” или “поисково-познавательная” деятельность следователя⁶³¹. Хотя и тот и другой термин отражает не все содержание доказывания, а лишь одну из его сторон.

Еще более алогичным представляется термин “криминалистическая деятельность”, получивший также известное распространение в последнее время. Тут и вовсе непонятно, о чем идет речь, поскольку в природе никакой “криминалистической деятельности” не существует, а применительно к правовым процессам существует процессуальная, оперативная или оперативно-розыскная, административная, наконец, организационная деятельность. Этот термин не имеет смысла, он ничего конкретного не обозначает и не выражает, а лишь заставляет гадать, что имел в виду использующий его сочинитель.

Совершенно недопустимо засорять язык науки терминами, заимствуемыми из жаргона преступников. Преступный жаргон не может быть источником для языка науки.

5. Разработка знаковых систем криминалистики. Эта тенденция проявляется в попытках создать унифицированные системы математических и иных символов, обозначающих или выражающих определенные криминалистические понятия. К ним относятся, например, системы цифрового обозначения признаков папиллярных узоров, признаков внешности, графических знаков, обозначающих обнаруживаемые при осмотре объекты. Знаковые системы криминалистики — наименее разработанная часть языка науки и в то же время одна из наиболее перспективных его частей. Именно с этой частью связана возможность использования в криминалистике некоторых положений кибернетики, математической логики, семиотики и других развивающихся областей знания.

Из характеристики тенденций развития языка современной криминалистики было бы неправильно делать вывод о том, что элементы языка не обладают стабильностью. Даже самый подвижный элемент языка криминалистики — определения понятий — в каждый конкретный момент развития науки обладает определенной устойчивостью. Система определений никогда не изменяется полностью, для нее характерно эволюционное обновление. Еще более устойчива система криминалистических терминов, которые в силу упоминавшейся языковой традиции нередко сохраняются даже при изменении содержания обозначаемых ими понятий. Однако и при этих условиях однозначное употребление принятой терминологии должно раскрывать содержание соответствующих понятий на уровне современного о них представления, в том числе и в первую очередь самых общих понятий — криминалистических категорий. Поэтому, исходя из представлений о предмете советской криминалистики, попытаемся сформулировать определения некоторых наиболее важных криминалистических категорий.