§ 4. Содержание и композиционная структура обвинительной речи*

Обвинительная речь по содержанию и композиционной структуре представляет собой выступление, направленное на убеждение присяжных заседателей в том, что имеются фактические и правовые основания для вынесения обвинительного вердикта, т.е. для положительного ответа на все основные вопросы:

1) доказано ли, что деяние имело место;

2) доказано ли, что это деяние совершил подсудимый;

3) виновен ли подсудимый в совершении этого деяния.

Согласно ч.1 ст. 339 УПК РФ эти вопросы ставятся по каждому из деяний, в совершении которых обвиняется подсудимый. Позиция государственного обвинителя должна быть достаточно аргументированной по всем основным вопросам с учетом того, что обвинительный вердикт считается принятым, если за утвердительные ответы на каждый из трех указанных вопросов проголосовало большинство присяжных заседателей (ч.2 ст. 343 УПК РФ). Если же за отрицательный ответ на любой из поставленных в вопросном листе вопросов проголосовало не менее шести присяжных заседателей, выносится оправдательный вердикт (ч.3 ст. 343 УПК РФ).

Таким образом, «поле аргументации» государственного обвинителя должно охватывать все три основных вопроса, обеспечивая надежную информационную базу для получения положительного ответа на каждый из них. Пробелы в обвинительной аргументации хотя бы по одному основному вопросу могут способствовать вынесению несправедливого оправдательного вердикта.

Не менее важное значение имеет убедительная аргументация позиции государственного обвинителя по вопросу о том, заслуживает ли подсудимый снисхождения.

На убеждение присяжных заседателей в правильности и справедливости позиции государственного обвинителя по основным вопросам и вопросу о снисхождении направлены по существу все части обвинительной речи, образующие ее композиционную структуру: вступление, главная часть и заключение.

Вступление и заключение образуют как бы «обрамление» речи, ее «рамку».

Вступление рекомендуется особенно тщательно разрабатывать по сложным делам, имеющим повышенную общественную значимость. По таким делам, как справедливо отметил А. Левенстим, «красивое вступление вполне уместно, тем более, что несколько фраз, придуманных заранее, дадут оратору полную возможность преодолеть смущение, которое его охватило в начале речи, а интересная мысль сразу приобретает ему благосклонность слушателей…Введение должно возбуждать внимание слушателей, приготовлять их мысли к выводам…»¹.

Во вступлении государственный обвинитель стремится решить следующие задачи: вызвать интерес слушателей и овладеть их вниманием; установить с ними психологический контакт, расположить их к себе, завоевать их доверие; психологически подготовить слушателей к восприятию содержания главной части речи.

Для решения этих задач государственный обвинитель может использовать следующие приемы:

1) дать оценку общественной опасности преступления, характеристику общественного значения дела и судебного процесса;

2) указать на характерные особенности дела, например, на особый характер доказательств, которыми приходится оперировать по делу (обвинение построено только на косвенных доказательствах и др.);

3) процитировать философско-нравственный источник, в котором крайне отрицательно характеризуется преступление, в котором обвиняется подсудимый;

4) изложить программу выступления по сложному многоэпизодному и (или) групповому уголовному делу.

В некоторых случаях можно использовать и такой прием, как краткое описание картины преступления. Такое введение облегчает переход к главной части речи.

Вот, например, как начала свою речь государственный обвинитель начальник отдела государственных обвинителей прокуратуры Ульяновской области Т.В. Причалова по делу Колотушкина С.В., обвинявшегося в разбойном нападении и убийстве, сопряженном с разбоем.

15 ноября 1998 г. в 13 ч 30 мин за прикрытой дверью буфета, расположенного в доме № 66 по ул. Московская г. Димитровграда, жильцы дома услышали раздирающий душу женский крик: “Не убивайте!”.

Через несколько минут две женщины, заглянув в помещение буфета, увидели прятавшегося за прилавком человека в рыжей меховой шапке. Его спросили: “Что вы делаете?”. В ответ он встал и пошел в их сторону. Испугавшись, женщины выбежали из буфета, но успели заметить, как этот человек (высокий мужчина в рыжей шапке и зеленой куртке-пуховике) вышел из здания и пошел по улице.

Женщины вернулись и в подсобном помещении буфета на полу в луже крови обнаружили почти бездыханное тело продавщицы буфета двадцатилетней Лукьяновой Елены с множеством ножевых ранений в области груди, живота, спины, шеи и на руках. Через несколько минут ее сердце перестало биться.

Чудовищное, ничем не объяснимое по своей жестокости убийство молодой женщины, которую всего несколько минут назад здоровой и веселой видели десятки людей – ее покупатели, потрясло жителей округи.

По факту убийства было возбуждено уголовное дело. Органы следствия стали искать убийцу по приметам, указанным свидетелями: высокий, худой мужчина, одетый в куртку-пуховик темного грязно-зеленого цвета, в меховой рыжей шапке. Поиски преступника по горячим следам с помощью розыскной собаки результатов не дали. У автобусной остановки следы обрывались, упираясь в следы протекторов автомашин. Позднее стало известно, что Колотушкин, которому и было предъявлено обвинение в убийстве Лукьяновой, в этом месте сел в маршрутное такси и уехал на другой конец города.

Доказательства, исследованные в вашем присутствии, дают мне право с полной уверенностью и убежденностью говорить о том, что именно Колотушкин виновен в этом изуверском убийстве, что Колотушкин – убийца.

Основная задача главной части обвинительной речи – изложение и обоснование позиции государственного обвинителя по указанным выше вопросам, разрешение которых относится к компетенции присяжных заседателей, убеждение их в правильности и справедливости этой позиции. На решение этой задачи направлены следующие элементы главной части обвинительной речи:

1. Изложение фактических обстоятельств дела (фабулы дела).

2. Анализ и оценка доказательств, исследованных в ходе судебного следствия.

3. Установление объема обвинения в отношении каждого из подсудимых.

4. Характеристика личности подсудимого (в той мере, в какой это необходимо для установления отдельных признаков состава преступления, ч.8 ст. 335 УПК РФ).

В заключении речи государственный обвинитель решает следующие задачи: стремится окончательно убедить присяжных заседателей в правильности и справедливости своей позиции; напоминает им наиболее важные результаты судебного следствия; подводит итоги процесса.

Подготовить заключение речи подчас так же сложно, как и вступление. Но если вступление «не дается» оратору потому, что он еще не осмыслил и не проанализировал все материалы дела, то заключение трудно составить из-за того, что суть всей речи, все сделанные выводы в ней необходимо подытожить всего одной или несколькими фразами, которые не ослабили бы, а усилили впечатление от выступления в прениях государственного обвинителя.

Государственный обвинитель Т.В. Причалова обвинительную речь по делу Колотушкина С.В. закончила такими словами:

Когда-то писатель Ромен Ролан сказал мудрые слова: “Жалость к палачу – это жестокость по отношению к его жертве”.

Наблюдая поведение Колотушкина в суде, я думаю, вы, уважаемые присяжные заседатели, убедились в том, что даже сейчас – по прошествии времени подсудимый не осознал глубину горя, которое он причинил семье убитой им женщины.

Решая вопрос о снисхождении, вспомните молодую женщину Лукьянову Лену, для которой жизнь оборвалась в 20 лет, которая никогда не увидит своего ребенка. Вспомните ее отца, постаревшего и поседевшего раньше времени, вспомните непросыхающие слезы ее матери. Родители потеряли единственную дочь! Вспомните двухлетнего малыша, который никогда больше ее не увидит и не произнесет главное слово: «Мама». Я уверена и в том, что вы надолго запомните лицо мужа погибшей женщины, на котором застыла глубокая скорбь.

Подумайте об этом, вынося свое решение.

Я надеюсь, что ваш жизненный опыт, ваша человеческая мудрость позволят вам принять единственно правильное и справедливое решение.

Сейчас только от вас зависит, будет ли наказано зло, восторжествует ли справедливость.

Благодарю за внимание.

При подготовке к выступлению в прениях полезно руководствоваться теми из советов П. Сергеича начинающему обвинителю, которые и в наше время не потеряли своего значения:

«Не торопитесь начинать речь. Получив слово, не застегивайтесь, не расстегивайтесь, не кашляйте, не пейте воды; поднявшись со стула, помолчите в течение нескольких секунд... Помолчав, начните с нескольких незначительных слов, чтобы взять естественный тон, а затем, избегая общих вступлений идите прямо к делу. Если вступление необходимо, постарайтесь, чтобы оно было как можно короче и проще.

Между тем одно из любимых вступлений наших обвинителей – это указание на небывалый ужас преступления. «Даже среди кровавого кошмара наших дней настоящее дело превосходит все то, что мы до сих пор переживали, по коварству замысла и жестокости исполнения». Оратор не может сознавать, что и в прошлом, и в будущем, и в настоящем есть и будут многие более ужасные преступления. И присяжные знают это. К чему же эти пустые слова?

Умейте сразу овладеть вниманием присяжных. В каждой частице материи заложена живая сила, могущая проявиться различными способами в виде движения, теплоты, света, электрической энергии; то или иное проявление живой силы зависит от внешних причин. Так и присяжные перед началом судебных прений уже таят в себе разнообразные чувства: жалость к пострадавшему и к подсудимому, заботу о самосохранении, желание исполнить свой долг, недовольство против обвинителя или защитника, председателя или подсудимого; рассудок их также колеблется и недоумевает перед отдельными нерешенными вопросами, промелькнувшими в судебном следствии. При таком состоянии духа присяжных первое слово принадлежит прокурору. Стоит ему затронуть чувство, в них назревшее, или мысль, в них зарождающуюся, и они в его власти. Это важное преимущество обвинителя. Умеем ли мы пользоваться им?

«Объявляю судебное следствие оконченным, – произносит председатель, – слово принадлежит господину прокурору». Присяжные поворачиваются в сторону обвинителя.

«Господа присяжные заседатели! – говорит оратор, – в ночь на 28 декабря 1908 г. в С.-Петербурге, в доме № 37 по Забалканскому проспекту…»

Ошибка, господин прокурор! Войдите в положение присяжных. После долгого судебного следствия, среди общего приподнятого настроения и напряженного ожидания государственный обвинитель торжественно заявляет им то самое, что они узнали в самом начале судебного заседания, с первых строк обвинительного акта. Какое жалкое начало! Не так учили древние. Надо начать с неожиданного или с того, на чем к концу судебного следствия сосредоточилось общее внимание, что представляется таинственным или кажется лучшим ключом к разгадке дела. Присяжные вправе ждать от вас чего-нибудь нового, завлекательного; во всяком случае, чего-нибудь значительного. Может быть, они думают, что вы им не нужны: надо сразу показать им, что они ошибаются, что вы можете сказать то, до чего они сами не додумались; если у них нет этой наивной уверенности и они ждут от вас разъяснения того, что им не понятно, надо немедленно показать им, что вы не обманите их ожидания. Оратор продолжает:

«Настоящее дело, уже само по себе сложное и трудное, значительно осложнилось тем, что судебное следствие внесло в него множество, так сказать, наносного материала, различных побочных обстоятельств, которые застилают, если можно так выразиться, его существо».

Кчему это, господин прокурор? В большинстве случаев это просто не верно, и побочные обстоятельства не мало не мешают здравомыслящим людям разобрать то, что нужно. Если это дело действительно сложное, то присяжные видят это без вас. Надо показать им, что задача не так трудна, как кажется, а вы подстрекаете их к недоверию и нерешительности.

«С другой стороны, господа присяжные заседатели, то внимание, с которым вы напряженно следили за продолжительным судебным следствием, избавляет меня от необходимости останавливаться на всех подробностях дела, и это существенно облегчает мою задачу. Я не буду поэтому говорить… Я не стану разбирать… Это избавляет меня от необходимости напоминать вам… и т.д.».

Лишнее, лишнее, господин прокурор. Скажите просто: разберем обстоятельства, установленные судебным следствием. Присяжные увидят, что надо слушать.

Скажите точно, в чем обвиняете подсудимого, определите точно, о чем вам приходится спорить, установите твердо и отчетливо нужные вам факты.

Будьте разборчивы в средствах. Помните, что на высоком положении вам требуется нечто большее, чем только законность и благопристойность; требуется некоторое великодушие, некоторое величие духа.

Мы часто слышим на суде такие обращения: «Господа присяжные, вы должны убрать этих людей из вашей округи. Вам житья не будет, если такие молодцы будут гулять на свободе. Ведь нельзя вам по целым ночам ходить у себя по двору да караулить воров и поджигателей; ведь одно из двух: или честные люди имеют право жить спокойно, или грабители и разбойники. Кому место в тюрьме, как не преступнику? Вы, конечно, можете выпустить их на волю, но тогда сами приготовьтесь идти по миру со своими ребятишками; тогда ждите к себе гостей». Защитник может назвать это запугиванием; и действительно, если это говорится потому, что против подсудимых нет улик, это запугивание, т.е. непозволительное, постыдное злоупотребление словом со стороны обвинителя; если оно проходит безнаказанно, стыд защитнику и председателю, забывшим о своих обязанностях. Но если подсудимые изобличены судебным следствием, если прокурор может по совести сказать, что он доказал их виновность, тогда его слова – законный и справедливый призыв к здравому рассудку и благоразумию присяжных; ничего предосудительного в них нет…

Аристотель говорит, что сильнейшее средство убеждения заключается в личном благородстве оратора. Обаяние личности не есть, конечно, ни доказательство, ни убеждение; это, в сущности, обольщение, подкуп слушателей; но мысль Аристотеля безусловно верна в том смысле, что человек, не внушающий уважения, не может рассчитывать на доверие.

Никогда не высказывайте личного раздражения против подсудимого. Эта обязанность обвинителя не всегда сознается у нас...

Не упоминайте о неуместности снисхождения к подсудимому. Избегайте этого, между прочим, и потому, что это верный признак слабой речи; сильное обвинение не нуждается в таком предостережении. Я слыхал такие слова в устах товарища прокурора: «Не знаю, возможно ли оказывать какую бы то ни было милость негодяям, грабителям и разбойникам?».

Ни один из трех подсудимых по этому делу ранее не судился, все жили честным трудом, и происшествие, названное в обвинительном акте разбоем, было сомнительного свойства.

Никогда не острите. Никогда не позволяйте себе усмешки или улыбки. Это правило безусловно обязательно и для защитника.

Последнее, может быть, важнейшее из всех указаний: никогда не говорите, что вы уверены в виновности подсудимого. Присяжные могут поверить вашей убежденности, а вы можете ошибиться. Если вам кажется, что в этом случае ошибаюсь я, загляните поглубже к себе в совесть.

Подсудимый обвинялся по ст. 1449 Уложения о наказаниях. Он отрицал свою виновность; улики заключались в следующем: (1) его сапоги подходили к следам, оставшимся на месте убийства; (2) у него были найдены мокрая куртка и мокрые сапоги, тогда как погода была сухая; (3) он был во вражде с матерью и один раз высказал ей угрозу убийством; (4) его объяснения были сбивчивы и алиби не подтвердилось.

Разобрав эти обстоятельства, товарищ прокурора сказал присяжным: «Я глубоко верю, я вполне убежден, что несчастная старуха была убита ее собственным сыном; здесь нет прямых доказательств, но здесь тысячи косвенных улик; они сгруппированы в таком количестве, что виновность подсудимого вполне доказана, вполне для нас очевидна!». Это было сказано при обвинении, грозившем бессрочной каторгой, сказано государственным обвинителем. Что если бы защитник захотел воспользоваться этой неосторожностью? «Вы утверждаете, господин прокурор, что вы безусловно убеждены в виновности подсудимого, что против него есть тысячи улик. Вы указали три или четыре. Укажите еще хоть десять, хоть пять, хоть три, хоть две – и я отказываюсь от защиты». Не хотел бы я быть в положении прокурора в такую минуту. А что если после такого обвинения и ответа: да, виновен – у обвинителя шевельнется сомнение в справедливости и решения присяжных? Куда уйти ему от себя?

Как закончить обвинительную речь? Только не говорите, что «поддерживаете обвинение в пределах обвинительного акта». Присяжные уже знают это. Если найдется счастливый афоризм или недлинный период, удачно выражающий вашу основную мысль или общее настроение залы, тем лучше; если нет, скажите просто, как говорили древние греки: «Я сказал, что считал нужным, вы знаете дело, решайте»¹.