Обработки речи государственного обвинителя)*

Речь, произнесенная государственным обвинителем

Вместо рассуждений о приемах психологической обработки текста речи государственного обвинителя представляется более целесообразным рассмотреть конкретную речь, прозвучавшую действительно по конкретному делу, рассмотренному судом с участием присяжных заседателей, показать возможности ее совершенствования, сопроводив измененные части комментариями, разъясняющими смысл, значение и необходимость внесенных коррективов. (Фамилии участников уголовного процесса изменены.)

Дело по обвинению Семенова, 37 лет, сельского жителя. После отбытия уголовного наказания он вернулся к прежнему месту жительства в с. Орлов Гай одного из районов Саратовской области. Семьи не имел, жил в частном доме один, нигде не работал. 11 июня 1995 г. после очередной попойки, в которой участвовал также его постоянный собутыльник Серов, Семенов решил совершить разбойное нападение на Нестеровых – его соседей, проживавших рядом с его домом, убить их и завладеть их имуществом и деньгами.

С этой целью, вооружившись металлической трубой, он вечером того же дня пробрался во двор к Нестеровым. Здесь в темноте ударил трубой по голове 95-летнего Нестерова и еще живого оттащил его в баню, находящуюся на подворье. Затем трубой ударил по голове его жену – Нестерову и также волоком оттащил ее в баню.

Из дома Нестеровых Семенов перенес к себе домой, а также спрятал вблизи своего дома деньги, 47 бутылок водки, сто килограммов сахара, простыни, полотенца и другие вещи.

В какой-то момент (следствие этого точно установить не смогло): то ли во время убийства Нестеровых, то ли когда Семенов перетаскивал их имущество и деньги, домой к Семенову возвратился Серов. Опасаясь разоблачения, Семенов ударил его трубой по голове и убил, а труп оттащил волоком в ту же баню. Трупы облил керосином, обложил дровами, кизяками; баню вместе с находившимся рядом сараем поджег.

Себя виновным Семенов ни в ходе предварительного следствия, ни в суде не признал, заявив, что вещи, водку и деньги убитых Нестеровых ему кто-то подбросил и что убийства он не совершал. Дополнительная сложность по делу заключалась в том, что были опознаны лишь обгоревшие трупы Нестеровых, но труп Серова не был опознан ввиду сильного повреждения огнем и практического отсутствия черепа, который был сильно размозжен.

Ниже приводится дословно текст речи государственного обвинителя, которая прозвучала в суде.

«Уважаемые присяжные заседатели! Сегодня мы заканчиваем рассмотрение уголовного дела по обвинению Семенова, наступило время подвести итоги судебного следствия, правильно оценить доказательства и сделать выводы.

Хочу вам напомнить, что многие преступники уходят от ответственности, вводя в заблуждение органы следствия и суда, поэтому вам нужно быть очень внимательными, проявить знание жизни, свой жизненный опыт для разрешения дела.

Я, изучив все материалы дела, заслушав всех допрошенных в судебном заседании свидетелей, прихожу к выводу, что Семенов виновен в том, в чем его обвиняют органы следствия, т.е. в убийстве Нестеровых при отягчающих обстоятельствах, разбойном нападении на них, убийстве Серова, в умышленном уничтожении имущества путем поджога с целью сокрытия следов преступления и уничтожения трупов. Напомню вам доказательства вины Семенова.

Я оглашала вам протокол осмотра места происшествия и показывала приложенные к нему схемы. Там вы наглядно видели следы: где были пятна крови, куда несли трупы, следы волочения, обломки костей, кровь рядом с домом Семенова. Таким образом, вопроса о месте совершения убийств не возникает.

Общий главный вывод из осмотра места происшествия – преступления совершены на территории приусадебных участков домов Нестеровых и Семенова, т.е. в непосредственной близости от жилья Семенова. Само это обстоятельство уже не в пользу Семенова.

Следующий важный момент: все вещи Нестеровых обнаружены в доме Семенова, а не где-то еще, не в другом доме, и обнаружены они именно в шкафу, где были аккуратно сложены. Семенов выдвинул версию, что его «подставили», что какие-то лица, которых он не смог назвать, ему угрожали. Он явно намекал, что содеянное – дело их рук. Но тогда им, если эти люди существовали в действительности, легче было бы вещи просто свалить в любом месте его квартиры. Обратите на это внимание. То, что вещи принадлежат Нестеровым, вы уже поняли из допроса свидетеля Нестеровой В.П. Ее допрашивали сразу же после происшествия, она еще не знала, что подозревается Семенов. Кроме того, бак и фляга были помечены, простыни абсолютно новые, не использованные. Следователь Дедов Б.С. пояснил, что других вещей в доме у Семенова не было. Сахар был двух видов. Все это, зафиксированное в протоколе осмотра места происшествия, а также показания свидетелей абсолютно доказывают тот факт, что вещи принадлежали Нестеровым.

Кроме того, на заднем дворе Семенова были обнаружены зарытые бутылки водки. В 150 м от его дома на глубине 10 см обнаружены зарытые деньги, т.е. территориально это было все спрятано в непосредственной близости от дома Семенова. Причем эти вещи были спрятаны, а не просто брошены в колодец. Семенов умышленно отошел от дома за 150 м и спрятал деньги в развалинах дома. Водка была зарыта, что подтвердили свидетели Кошкин и Дедов. Следовательно, Семенов умышленно скрывал следы преступления.

Потерпевший Нестеров и свидетель Нестерова показали, когда они пришли тушить пожар, Семенов засыпал глиной следы крови у себя во дворе.

Еще один установленный факт – не найдена одежда Семенова, в которой он был в тот вечер: синие трико с белыми лампасами и рубашка. Кусок трико обнаружен в куче сгоревшего мусора. Значит, Семенов уничтожил свою одежду, чтобы не осталось следов.

На теле Семенова найдены телесные повреждения. Семенов пытался убедить вас, что это следы от наручников. Но от наручников должны остаться следы на обеих руках, а они обнаружены только на одной. Сведений о применении к Семенову недозволенных методов ведения следствия, от которых могли бы образоваться эти телесные повреждения, нет. Я же считаю, что эти телесные повреждения появились на руках, когда он нес бак с сахаром, а на бедре – от сопротивления потерпевших. По времени эти телесные повреждения совпадают со временем убийства. Не слишком ли много совпадений не в пользу Семенова? Я считаю, что он был причастен к совершению преступления и прятал следы.

Кроме того, потерпевший Нестеров пояснил, что его погибшие родители в прошлом году заставали Семенова у себя дома за сундуком. Этот факт говорит сам за себя: Семенов был там с целью кражи. Вы должны критически относиться к показаниям Семенова, так как он самое заинтересованное в исходе дела лицо. Если вы хотите узнать, что из себя представляет Семенов и что это за человек, останьтесь после провозглашения вердикта и послушайте – эти факты в деле есть.

Эта цепочка фактов дает основания считать, что убийства и грабеж – дело рук Семенова. Он рассчитывал, что баня сгорит до основания, дотла, ничего не останется, не останется следов преступления, поэтому и обложил трупы кизяком, дровами, облил керосином. Это мог сделать только человек, который знал, где что лежит. Если бы, как говорит Семенов, его хотели подставить, то тот человек должен был знать, где находятся дрова, керосин и т.п. Но этого не могло быть. Семенов же бывал во дворе Нестеровых, знал расположение построек. Версия Семенова – тоже доказательство, но оно ничем не подтверждено, нереально и его же изобличает.

Начну с мотива. Напомню вам самое начало его показаний в суде: из-за конфликта в 1994 г. убить, по словам Семенова, хотели его самого, и угрожали ему. А зачем же убили Нестеровых? Им ведь не угрожали, иначе об этом знали бы их дети. И жена Серова знала бы об этом конфликте. Как же такое может быть? В конце судебного следствия Семенов изменил показания и сказал, что «наезжали» на Кошкина. А причем тут Серов и сам Семенов? Я считаю, что он хочет ввести вас в заблуждение, это пробел в его версии.

Кому-то нужно отомстить Семенову, убив Нестеровых? Это же нереально, из-за какой-то ерунды, спустя полтора года так мстить. В конце концов можно было его побить, но не убивать же стариков. Я считаю, что Семенов лжет. Это вам оценивать.

Семенов говорит, что кто-то ходил по квартире в час ночи, а он подумал, что это сын. В час ночи? На дверях дома Семенова были исправные замки, о чем свидетельствует протокол осмотра места происшествия, все на ночь закрываются, почему же Семенов лег спать, оставив дверь открытой? Кто-то беспрепятственно ходит по его квартире, складывает вещи в шкаф, рядом с которым он спит... Не встать в такой ситуации невозможно! Да, он выпил, но не до такой же степени, чтобы спать беспробудным сном. Потом он выходит и видит, как в баню соседей перетаскивают что-то похожее на человека.

Поставьте себя на его место. Что бы сделал нормальный человек, попав в такую ситуацию?

Пошел бы за помощью, почувствовав что-то неладное. Так что же мешало Семенову побежать к родственникам Нестеровых, сообщить, что со стариками что-то случилось? Ничего не мешало. Я считаю, что эта версия Семенова надуманна. Мог ли Семенов оставить в соседнем дворе постороннего человека, который уже убил двоих? Зачем? Семенов говорит, что ударил его не сильно два раза, а из заключения судебно-медицинского эксперта видно, что потерпевшего ударили не два раза, а минимум десять ударов нанесли в жизненно важный орган – в голову.

Зачем Семенов отнес его в баню? Семенов, по его версии, действовал необъяснимо. Опять же, по его версии, Семенов почувствовал в бане запах дыма. Получается, что он оставил в горящей бане живого человека? Ведь в это время, т.е. около часа ночи, баня уже должна была гореть огнем, так как в 4 часа, когда начали тушить пожар, – баня почти сгорела.

Семенов оспаривает тот факт, что в бане найден труп Серова. Да, труп было невозможно опознать. Но методом исключения и методом оценки всех доказательств в совокупности было установлено, что обнаружен был труп именно Серова. По материалам дела, Серов около 8–9 часов вечера, без рубашки и босой, имея привычку ходить по друзьям в состоянии опьянения, уходит в сторону дома Семенова.

В колодце во дворе дома Семенова нашли его ботинки. Они были спрятаны, а раз их нужно было прятать, то Семенов таким образом скрывал следы преступления. Со слов жены Серова, он всегда, какой бы пьяный ни был, возвращался домой ночевать. Куда он мог деться без денег, босой, ночью, пьяный? Я уверена, что Семенов знал, что убивает именно Серова, а не незнакомого мужчину, и убил он его за то, что Серов пришел не вовремя, а именно в момент совершения убийств.

Родственники Нестеровых показали, что погибшие Нестеровы ложились спать около 9 часов вечера, после 8 часов они закрывали на замок все постройки, т.е. они не могли выйти погулять в час ночи. В доме горел свет, значит в это время происходило убийство, и именно в это время (8–9 часов вечера) Серов вернулся к Семенову за ботинками. Он увидел, как происходит убийство, и Семенов убил его, чтобы облегчить совершение преступлений и скрыть следы.

Вы сами должны все это взвесить и прийти к правильному выводу.

Семенов не отказывается, что он спрятал водку. Согласно протоколу осмотра происшествия она была зарыта. Следовательно, Семенов скрывал следы преступления. Он рассчитывал на то, что не будет следов, что баня сгорит дотла, следы будут уничтожены. Ведь когда узнали о пожаре, стали искать потерпевших, а не его. Никто и не думал, что произошло убийство. Нестеровых стали искать не во дворе их дома, а в окрестностях. Уже потом, когда были обнаружены трупы, стали проверять версию об убийстве, прочесывать местность.

Семенов правильно рассчитал: нет трупа – нет проблемы – нет преступления, т.е. его цель была избежать ответственности. Если бы пожар стали тушить позже, часов в 6 утра, то следов бы уже не было, трупы сгорели бы, нельзя было бы определить причину смерти, и поэтому дело было бы о пожаре, в худшем случае для Семенова – о поджоге, но не об убийстве.

И тогда его бы не стали трогать, и его двор не стали бы осматривать, а вещи не обнаружили. Вот на что рассчитывал Семенов. Его план был реален. Если бы все получилось так, как запланировал Семенов, то он остался бы безнаказанным.

Что касается показаний Егорова, то вы должны оценить их, как и другие доказательства, с точки зрения: кому выгодны такие показания? Кому нужно врать, кто в этом заинтересован? Егоров – товарищ Семенова по несчастью, сокамерник. А там законы суровые – за наговор могут и убить. Они с Семеновым переговорили в изоляторе временного содержания, поэтому он так и сказал. Я и не надеялась услышать другие показания.

Откуда Егоров знает номер корпуса, где содержался Семенов? Все это понятно, система связи в СИЗО налажена очень четко и с ней трудно бороться. Вам судить и оценивать его показания.

Почему Семенов не запомнил номер автомашины, о которой он нам твердит? Но тут же говорит, что хотел взять документы.

Очень много пробелов в версии Семенова. Я думаю, что она не нашла своего подтверждения. Это просто голословные заявления. Тем более, что Семенов – самое заинтересованное лицо в исходе дела.

Я прошу Вас все обдумать, взвесить, и надеюсь, что вы придете к такому же выводу».

В основном эту речь государственного обвинителя можно оценить как удовлетворительную. Правда, служить примером, образцом она не может, так как в ней немало разного рода стилистических погрешностей. И не только стилистических.

Например, как поставлен вопрос: «Мог ли Семенов оставить в соседнем дворе постороннего человека, который уже убил двоих?». На это защитник мог бы ответить: «Откуда моему подзащитному было знать, что этот посторонний человек «уже убил двоих», если он видел, по его собственным словам, что какой-то человек тащил что-то, напоминавшее человека. Человека – но не мертвеца. У обвинителя не было никаких оснований утверждать, что Семенову в тот момент уже было известно об убийстве этим неизвестным двух человек».

Спорно и утверждение обвинителя, что Семенов не мог спать беспробудным сном, когда по его дому кто-то ночью бродил. Почему не мог? Из материалов предварительного и судебного следствия видно, что Семенов в компании со своими приятелями пьянствовал днем, а пьяный человек, особенно сильно пьяный, вполне мог спать беспробудно. Но дело в том, что сам Семенов постоянно подчеркивал, что он проснулся среди ночи оттого, что кто-то бродил по комнате. Ни о какой беспробудности не было и речи... По счастью, защитник в своей речи на эти и другие несообразности в обвинительной речи внимания не обратил.

Но не на этих и других неточностях и шероховатостях хотелось бы остановить внимание. Нашу задачу мы видим в другом: определить, насколько достаточно эмоциональной и психологически обоснованной была обвинительная речь, все ли эти возможности были использованы государственным обвинителем?

Общее замечание может быть сведено к тому, что речь обвинителя прозвучала деловито, уверенно и буднично.

Она больше похожа на доклад. По своему содержанию речь не содержит никаких элементов, которые могли бы взволновать присяжных, пробудить в них сильные чувства и этим своим внутренним напряжением поколебать защиту, в чем-то обесценить ее доводы и выводы.

Между тем материалы предварительного и судебного следствия давали богатейший материал для размышлений, позволяли, не прибегая к использованию характеристик, нарисовать образ бессердечного человека, достигшего полного морального разложения, опасного для любого из окружающих его людей, будь то соседи или постоянный собутыльник. Тогда не понадобился бы и этот, не совсем корректный с точки зрения закона призыв – остаться в зале на вторую часть процесса и услышать, что собою представляет подсудимый как личность, как человек.

Психологический анализ доказательств позволил бы присяжным заседателям самим дать нравственную оценку содеянному.

Попытаемся по-иному осветить доказательственную часть выступления государственного обвинителя, чтобы она показала неуязвимость обвинительной позиции и невозможность принятия иной, от кого бы она ни исходила: от защитника или подсудимого.

Н

Возможный вариант обвинительной речи по тому же делу с использованием психологического анализа и оценки доказательств

Предлагаем свой вариант речи обвинителя.

После слов: «Таким образом, вопрос о месте совершения убийств не возникает. Общий главный вывод из осмотра места происшествия – преступления совершены на территории подворьев Нестеровых и Семенова», – целесообразно продолжить выступление по-иному. Из тактических соображений прежде всего должна быть перестроена последовательность речи.

Когда в распоряжении обвинителя больше косвенных доказательств, чем прямых, когда подсудимый, заявляя об алиби, дает отдельным фактам свое истолкование, доказательственную часть лучше начинать с указания на самые сильные, неопровержимые доказательства, которые неоспоримо указывают на причастность подсудимого к преступлению и опровергают его алиби.

Но ко всякому изложению доказательств нужно вступление, особенно в суде присяжных. Надо учитывать, что отдельным людям свойственно испытывать некоторое недоверие к обвинителю, подозревать его в необъективности, в обвинительном уклоне, в намерении «засудить» сидящего на скамье подсудимых во что бы то ни стало. Поэтому государственный обвинитель должен стремиться к тому, чтобы с первых же слов преодолеть предубеждение, которое могут испытывать некоторые присяжные.

Приемов для этого множество. Я предлагаю один из них.

(В дальнейшем тексте основной вариант обвинительной речи дается петитом, а комментарии автора к отдельным частям выступления – курсивом.)

«Вывод об убийстве Нестеровых и Серова на территории дворов и домов Нестерова и Семенова указывал в первую очередь на наиболее вероятного подозреваемого – на Семенова, дальнейшее расследование и состоявшееся судебное следствие это подтвердили.

Вашему вниманию, уважаемые присяжные заседатели, представлено около двух десятков доказательств вины подсудимого, все они в той или иной степени подтверждают друг друга, не противоречат один другому. Обратите внимание на эту их особенность.

Вспомните и то разъяснение, которое в самом начале процесса дал вам председательствующий, объясняя, что следует понимать под доказательством. Позвольте вкратце напомнить вам содержание этого разъяснения: доказательство – это факт, который может быть проверен с помощью другого факта. Голословные утверждения, которые ничем не подкреплены и не могут быть проверены с помощью других доказательств, не должны приниматься как достоверные. На этом стоит правосудие.

Государственное обвинение видит свою задачу, в частности, в том, чтобы убедить вас: доказательства, представленные обвинением и проверенные здесь, в суде, находятся в точном соответствии с этим правовым постулатом, с этим правилом. Вы вправе отвергнуть любое доказательство, независимо от того, кем оно представлено: обвинением или защитой, если такое доказательство не может быть проверено и подтверждено.

Подсудимый Семенов с самого начала предварительного следствия и до сих пор отрицает свою причастность к убийствам и Нестеровых, и Серова. Он дает многим доказательствам свое объяснение и свое истолкование. Обратите внимание на то, что эти показания и объяснения ничем не подтверждены и находятся в противоречии с другими доказательствами и фактами, установленными по делу.

Я прошу вас вспомнить ход судебного следствия и обратить внимание на то, что объяснения подсудимого касаются многих доказательств обвинения. Многих. Но не всех! В конце своего выступления я особо остановлюсь на том, как, каким образом подсудимый уходит от объяснения и истолкования некоторых бесспорных доказательств. А уходит от этих объяснений он потому, что ему просто нечего противопоставить этим доказательствам, он не может придумать даже объяснений в их опровержение».

Обращая внимание на «особенности» собранных доказательств, государственный обвинитель привлекает внимание присяжных заседателей к наиболее важному доказательственному материалу. В дальнейшем он должен еще не раз подчеркнуть это свойство доказательств – соответствие их другим доказательствам. Это прочно отложится в сознании присяжных, и они смогут выдержать воздействие защитительной речи и последнего слова подсудимого.

«Считаю важным сразу же подчеркнуть, что обвинение не собирается уклоняться от рассмотрения показаний, объяснений и истолкований, которые давал в судебном разбирательстве Семенов, отмахиваться от них. Напротив, мы собираемся особенно внимательно исследовать каждое слово, сказанное подсудимым в свое оправдание, каждое его отрицание. Вы можете быть уверены в том, что прежде чем выступить в прениях, государственное обвинение внимательнейшим образом изучило все доводы, которые здесь приводил подсудимый. И мы убедились, что они несостоятельны, а порой – фантастичны.

Вы, уважаемые присяжные заседатели, можете быть уверены в том, что исследование всех обстоятельств дела государственное обвинение проведет со всей возможной объективностью и беспристрастностью, чтобы была установлена истина, как этого требует закон».

В состязательном процессе неизбежно оспаривание утверждений обвинителя так же, как и защитника. Поэтому для обвинителя важно, чтобы присяжные заседатели поверили в то, что государственный обвинитель будет неукоснительно следовать принципу презумпции невиновности.

Разумеется, об этом недостаточно заявить публично. Обвинитель обязан в дальнейшем твердо и демонстративно следовать провозглашенной им линии, скрупулезно проводить ее до окончания обвинительной речи и в реплике.

«Итак, в числе первых доказательств, на которых основано обвинение, – факт обнаружения при осмотре места происшествия в доме подсудимого большого количества вещей. Родственники убитых Нестеровых опознали эти вещи как принадлежавшие их дедушке и бабушке и до их гибели, до последнего дня находившиеся в их доме.

Эти вещи были перенесены в дом Семенова в страшную ночь 12 июня – ночь убийства.

Это единственное, что признает Семенов: вещи не его, не им купленные: и сахар, и водка, и простыни, и все остальное. Семенов делает наивный и невинный вид, разводит руками, уверяя следователей и вас, и еще, наверное, будет продолжать уверять, что он не знает, кто переместил к нему эти вещи из дома Нестеровых.

Ваш жизненный опыт подскажет вам, уважаемые присяжные заседатели, что для переноса этих вещей в дом к Семенову нужно не его согласие, а желание владельцев этих вещей либо насильственное изъятие их из дома Нестеровых помимо воли стариков. Согласитесь, третьего не дано. Невозможно поверить в то, что, предчувствуя свою гибель, Нестеровы решили осчастливить своего соседа Семенова. Не для того десятилетиями наживалось это имущество и деньги, чтобы в одночасье спустить их, как вы слышали от свидетелей, постоянно выпивающему соседу.

При насильственном же изъятии вещей, когда Нестеровы еще были живы, без криков не обошлось бы, однако ни шума, ни криков в селе среди тихой ночи никто из односельчан не слышал. Это может означать только одно – и я уверен, вы догадываетесь об этом. Когда вещи, продукты, деньги и все остальное переносилось в дом Семенова, Нестеровых уже не было в живых.

А кто их убил, тот и перенес вещи и деньги из дома Нестеровых. Кто убил, тот и стал обладателем этих вещей и денег.

Кто же утром 12 июня оказался обладателем всего этого? Тот, у кого они обнаружены. А обнаружены они у Семенова, в его доме. Это рассуждение приводит нас к одному-единственному логичному выводу: убийца Семенов».

Обратите внимание на два обстоятельства: как методично исследован факт обнаружения вещей в доме убийцы, в какой спокойной, рассудительной манере это сделано. В подобных случаях бывает соблазн высказаться крикливо, в разоблачительном духе. Но обвинитель не должен торопиться, – сказанное должно способствовать медленному осмыслению услышанного присяжными. Вместе с тем короткие, «рубленые» фразы позволяют, не повышая голос, каждый вывод произносить с нажимом. Есть и другой соблазн – перейти к изложению следующего доказательства. Не торопитесь, рассмотрите объяснения подсудимого по поводу приведенных доказательств.

«Но подсудимый возражает против такого обвинения. Он объясняет, что награбленное попало в его дом помимо его воли, он «ни сном, ни духом» не ведает, как это случилось и кто это сделал. На то, что это сделал какой-то посторонний (или посторонние), подсудимый очень активно намекает. И при этом он рассказывает вам, присяжным заседателям, и нам, сторонам – обвинителю и защитнику, – историю, которую иначе, чем странной не назовешь».

В подобных случаях у обвинителя часто появляется искушение выразиться жестче, хлестче, иногда оскорбительнее, сказать, что все это глупо, фантастика, чепуха. Но надо сдержать себя. Надо уметь это делать, пока исследование доказательств еще не закончено. Позднее, говоря об этом же, вы можете назвать показания подсудимого выдумкой. Сейчас же это время еще не наступило. Необидное слово «странный» означает «вызывающий недоумение, состояние сомнения, колебаний вследствие невозможности понять и поверить». Такой оценкой («странная история») обвинитель предоставляет возможность присяжным самим определить, могут ли они на веру и некритически воспринять показания подсудимого в этой части.

«Нам здесь, в суде, часто приходится слышать показания, которые не являются правдивыми, они лишь похожи на правду, правдоподобны, но не правдивы. Давайте и сейчас проверим: правдивы ли показания Семенова о том, что он не знает, каким образом вещи Нестеровых попали к нему в дом, или же они только правдоподобны.»

Первый пример психологического контраста. Только что обвинитель был вроде бы категоричен: убийца – Семенов, его показания странны. И вдруг обвинитель допускает, что, может быть, показания подсудимого в этой части соответствуют правде. И словно говорит присяжным заседателям: давайте попытаемся их проверить, давайте попробуем в поисках истины пойти тем путем, который нам указывает сам подсудимый.

«Семенов утверждает, что когда он ночью спал, то проснулся от того, как кто-то по его дому ходит. Этим Семенов намекает на то, что хотя он так и не знает, кто перенес к нему в дом вещи Нестеровых, но какие-то предположения на этот счет у него есть. На короткое время доверимся этим показаниям подсудимого и представим себе, как это все могло происходить, если Семенов рассказывает нам правду.

Я прошу вас, уважаемые присяжные заседатели, представить себе глубокую ночь в сельской избе. Тишина. Село – это же не город, который не спит всю ночь: ездят машины, гремят, хоть и редко, трамваи, какие-то шумы, крики. А в сельской избе – кромешная темнота. Темнота и могильная тишина. И вдруг спящий человек просыпается от чьих-то шагов, хотя знает, что он в доме живет одиноко и спать ложился, будучи дома один. Да еще при исправных замках.

Подумайте, какой должна быть непроизвольная реакция человека, только что проснувшегося от чьих-то шагов в комнате?

Наверное, вы согласитесь со мной, этот человек испугается и испуганно спросит: кто здесь? А что нам рассказывает Семенов: я, говорит он, лежу и слушаю, а кто-то все ходит и ходит... Семенов пытается нас уверить, что он ничего не спросил, не вскочил с кровати, света не зажег, не набросился на этого человека, так и не узнал, кто это был, а продолжал лежать и лежать, а кто-то все ходил и ходил по его избе. Семенов, если все рассказываемое им было бы правдой, если бы какой-то человек таскал к нему в дом вещи Нестеровых, должен был бы здесь рассказать, что он слышал не только шаги, но и скрип половиц, скрип дверцы шкафа, куда вновь и вновь укладываются вещи Нестеровых, скрип входной двери, которая то открывается, то закрывается, чтобы пропустить входящего или выходящего, но словно глухота напала на Семенова, он показывает, что слышал только шаги по комнате. И кроме шагов ничего не слышал. Ибо если бы он сказал, что слышал и другие звуки: скрипы, тяжелое дыхание человека или людей, перетаскивающих тяжести, хлопанье закрываемых дверей, дверцы шкафа и т.п., ему пришлось бы объяснять здесь, в суде, по каким причинам он все это время оставался спокойным и безразличным к происходящему.

Итогда его почти наверняка ожидал неприятный вопрос: а может быть, ему в тот момент уже было известно, кто, что и зачем притащил к нему в дом? И потому он был спокоен, потому не испугался. И выбраться из-под этого нагромождения выдумок и лжи после этого вопроса было бы Семенову невозможно.

Нет, то, что нам рассказывает Семенов, не странная история. Это неправда, потому что, если бы это было правдой, Семенов должен был бы действовать так, как действует испуганный человек, живущий одиноко в доме и проснувшийся от неожиданного и непонятного шума».

Ход рассуждений государственного обвинителя убедительно разрушает показания подсудимого, свидетельствуя о том, что они не вызывают доверия, что безоговорочно верить им нельзя, они противоречат ситуации, которую описывает подсудимый. Но обвинителю этого недостаточно, он намерен продолжить рассмотрение показаний Семенова по поводу переноса вещей.

«Обвинение утверждает, что если бы показания Семенова были правдивы, он слышал бы среди ночи не только шаги неведомых людей или неизвестного человека. Вспомните, уважаемые присяжные заседатели, что говорил здесь Семенов. По его словам, он спал рядом со шкафом. И в этот шкаф, опять же в полной темноте кто-то раз за разом укладывает стокилограммовый бак с сахаром, потом несет флягу, потом простыни, водку. А десятки бутылок с водкой ни за один раз, ни за два раза унести просто невозможно. Потом бутылки с водкой и все остальное утром обнаружат у Семенова.

Для того чтобы перенести все это, нужен был не один поход, надо несколько раз войти, выйти из дома Семенова, потом опять войти и так снова и снова. Представьте, что все это делается в полной темноте. Похищенное в доме у Нестеровых несут через ограду, через темный двор, нужно каждый раз подойти к шкафу и в темноте, не зажигая огня, аккуратно (я обращаю ваше внимание на это – аккуратно!) уложить похищенное в шкаф, стоящий в изголовье кровати, на которой лежит Семенов. А последний, по его словам, продолжает не то спать, не то лежать, никак, абсолютно никак не реагируя на происходящее.

Позвольте сказать со всей прямотой, подобные показания Семенова рассчитаны на людей излишне доверчивых, не умеющих сопоставлять сказанное и услышанное с жизненной правдой.

Я добросовестно пытался представить себе, могло ли рассказанное подсудимым произойти в реальной действительности. И я надеюсь, что вы откажетесь верить подобным показаниям».

Доказывая присяжным неправдоподобность версии подсудимого, обвинитель убеждает в этом и его самого, чтобы он сам убедился, что избранные им форма и содержание защиты неудачны. Если это умело сделать, подсудимый избирает другую версию либо в последнем слове признается в совершении преступления.

Как это можно было сделать в этом процессе? Что по этому поводу мог бы сказать обвинитель?

«Уважаемые присяжные заседатели! Невероятность выдуманной Семеновым истории заставляет меня задаться вопросом, неужели подсудимый сам не понимает, что его показания в этой части не вызовут доверия? И я нахожу этому только одно объяснение. На почве постоянного злоупотребления алкоголем ум Семенова стал ущербным. Он не смог ничего другого придумать перед допросом у следователя и не видит другого выхода, иначе как придерживаться этой наскоро придуманной и неудачной версии: «Имущество Нестеровых ко мне кто-то натаскал». Думаю, что он сейчас мучительно ломает себе голову, что бы такое еще сообразить, чтобы было похоже на правду. Впрочем, подождем его последнего слова, еще не поздно сказать правду. А пока Семенов размышляет над этим, проверим его утверждение, что его «подставили». По словам подсудимого, он поссорился с какими-то людьми, оказавшимися в селе. Кто эти люди – ему неведомо, он их не знает, указать не может, но в качестве свидетеля ссоры может назвать Егорова, который, как оказалось после специальной проверки, сидел в следственном изоляторе одновременно с Семеновым. Излишне объяснять, что такого «свидетеля» уговорить нетрудно. Понятия о товариществе, взаимовыручке, этике взаимоотношений в среде заключенных своеобразны. И все ж государственное обвинение добросовестно попыталось предположить: а, может быть, хоть в этом Семенов правдив?

Но предположив это, я оказался в тупике, в котором все не соответствует логике.

Кто-то решил «подставить» Семенова, но вместо того, чтобы отомстить именно ему, убили его соседей Нестеровых. Если хотели, чтобы в убийстве Нестеровых обвинили их соседа Семенова – зачем надо было стараться так сжечь трупы, чтобы нельзя было узнать, что убитые – Нестеровы. А ведь было сделано все, чтобы сжечь трупы дотла.

Если бы удалось довести это намерение до конца – сжечь убитых, тогда действительно были бы сомнения: убиты Нестеровы или кто-то другой. Но куда делись Нестеровы и кто виновен в их гибели, осталось бы неизвестно. Нет уж, если бы Нестеровых убили враги Семенова, они должны были бы быть заинтересованы, чтобы трупы Нестеровых были опознаны и подозрение тогда пало бы на их соседа Семенова. Если собирались подставить соседа, зачем скрывать сам факт убийства? Ведь огонь лучше всего уничтожает улики. Но тогда я прошу вас, уважаемые присяжные заседатели, задайте себе вопрос, в чьих интересах было постараться уничтожить улики? Конечно, в интересах того, кто убил, кто обзавелся имуществом Нестеровых и кто аккуратно сложил это имущество в свой шкаф, именно сложил, а не набросал кучей, ибо в темноте это все аккуратно не уложишь, для этого надо зажечь свет. А этого делать нельзя посторонним людям – спящего хозяина разбудишь!

Наконец, совсем уж без надобности было неизвестным поджигать постели в доме Нестеровых, если они хотели отомстить Семенову. Я прошу вас, уважаемые присяжные заседатели, посмотреть правде в глаза, поджог постелей был учинен явно после того, как вещи, продукты и деньги были уже вынесены из дома Нестеровых.

Пожар, если бы он разгорелся в доме убитых, скрыл бы оба преступления: и убийство стариков (подумали бы, что они сгорели вместе с домом), и кражу имущества (подумали бы, что имущество, деньги и все остальное сгорели вместе со стариками). Никто тогда, может быть, и не догадался бы, что вещи уж вынесены и перенесены в дом соседа. И никому не пришло бы в голову искать их в шкафу и на подворье Семенова. Если бы все это было делом рук врагов Семенова, логичнее и проще было поджечь дом Семенова, хозяин которого спал мертвецки пьяным сном. А то ведь отомстили так, что натащили к нему в дом всякого добра. Судите сами: разве похоже это на месть?

Скажем еще раз – нет, с объяснениями Семенова о том, что его «подставили», логика не в ладах, надо искать не «врагов» Семенова, а разоблачить врага Нестеровых».

Столь подробное рассмотрение не только доказательств вины подсудимого, но и его уловок необходимо, чтобы присяжные заседатели поняли, что в показаниях Семенова содержатся утверждения, противоречащие жизненной правде. Добиться этого можно, лишь препарируя именно таким образом объяснения подсудимого.

Но обвинитель должен стараться предугадать, какие сомнения могут возникнуть у присяжных заседателей в совещательной комнате, даже если о них никто не упоминал во время судебного следствия.

«Уважаемые присяжные заседатели, кто-то может засомневаться, а в состоянии ли был Семенов в одиночку перетащить к себе среди прочих ценностей и вещей еще и стокилограммовый бак с сахаром? Не скрою, такое сомнение возникало и у меня, когда я читал материалы предварительного следствия. Но вот сегодня мы видим подсудимого воочию. Это крепкий, сильный физически человек, не обремененный другими болезнями, кроме алкоголизма. К тому же важно понять внутреннее состояние Семенова в эти ночные часы: дополнительные силы ему придавало сознание того, что он обеспечивает себя столь желанным добром на ближайшие недели, месяцы, а то и более длительное время. Стоило ли ему обращать внимание на такие «мелочи», как удары баком по ногам, руке?

Кто-то может подумать, а нельзя ли экспериментально проверить, в состоянии ли Семенов поднять и перенести такую тяжесть?

Увы, подобный эксперимент невозможен. Сегодня не в интересах Семенова демонстрировать свои физические возможности. Поднимать или не поднимать груз, зависит от его субъективного желания. Я опять обращаюсь к вашему жизненному опыту и вашим впечатлениям от подсудимого. Вы не связаны в своих решениях формальными доказательствами. Пусть каждый решит, прав ли в этом случае обвинитель.

Перейдем к другим доказательствам и к другим показаниям Семенова.

Во время осмотра места происшествия в 150 метрах от дома Семенова была найдена зарытая в землю водка. Подсудимый признает, что он ее увидел и якобы присыпал сверху землю рукой. Для чего ему понадобилось присыпать это невесть откуда взявшееся «сокровище», Семенов объяснить не смог. Но сказанное им – неправда. С железной неумолимостью протокол осмотра места происшествия свидетельствует, что водка была присыпана лопатой (!), следы которой были ясно видны. Тут же в земле были обнаружены и деньги Нестеровых. Растерявшийся Семенов дал объяснение, которое понять невозможно: он, дескать, крутнулся на каблуках «и деньги провалились под землю». Слушая Семенова, можно подумать, что, увидев вожделенную водку и валяющиеся деньги, он от радости пустился в пляс, но для такого предположения нет оснований. Все те же следы лопаты, что зафиксированы в протоколе осмотра, позволяют сказать, что подсудимый и в этих показаниях кривит душой. Коль скоро он признает, что видел и водку, и деньги, следовательно, зарыты они были им. Зарыты, чтобы скрыть похищенное до тех пор, пока им можно будет воспользоваться. Зарыты так, чтобы не сразу можно было найти. И зарыл их тот, кто деньги и водку принес, и лопата была в его руках, а не в руках кого-то другого. И этот кто-то – подсудимый Семенов. Поскольку он признает, что деньги и водку видел, искать на стороне кого-то, кто их зарыл, нет необходимости. Этот человек перед вами, вот он – на скамье подсудимых».

Такой стиль изложения методически верен, подобно тому, как вбивают гвозди, повторяя удары по одному и тому же месту.

«Далее. В доме Семенова при осмотре были обнаружены бутылки водки из числа похищенных из дома Нестеровых с отпечатками пальцев подсудимого. А Семенов пытается все еще нас уверить, что перенос вещей Нестеровых в его дом – это дело не его рук. Лучше бы он этого не говорил.

Посмотрите, Семенов, на свои руки. Ваши собственные руки указывают на вас, как на убийцу. На бутылках водки, перенесенных из дома Нестеровых после их убийства в ваш дом, запечатлелись пальцы убийцы. И это отпечатки ваших (!) пальцев».

Обратите внимание на прямое обращение к подсудимому. Сильнейший психологический удар. Такое обращение допустимо. К месту здесь и указующий жест в сторону подсудимого. Все это произносится сильно и гневно.

«Именно эти руки занесли трубу над головами бабушки и дедушки Нестеровых, а затем торопливо занялись перетаскиванием вещей и денег в дом убийцы. Внимание следствия привлекли телесные повреждения на руке и бедре Семенова. По объективному медицинскому заключению, они образовались (обратите на это внимание!) в то время, которое совпадает со временем убийства. Семенов пытается объяснить их появление. Но эти объяснения опять-таки лишь правдоподобны, похожи на правду, но правдой не являются. Подсудимый твердит, что телесные повреждения на руке от наручников. Но принять это объяснение за правду сторона обвинения не может: нет симметричного повреждения на второй руке, а наручники, как известно, надеваются на обе руки. В то же время есть все основания полагать, что жертвы не были пассивны, пытались сопротивляться. Кроме того, телесные повреждения могли образоваться, когда Семенов переносил через забор стокилограммовый бак с сахаром и другие вещи. Разумеется, в напряженной атмосфере преступления Семенов мог и не заметить момента появления этих повреждений. Но во всяком случае не тогда, когда к нему были применены наручники, тем более, что на бедро ему наручники не надевали».

Наиболее слабым местом в фактически произнесенной обвинительной речи было доказывание, что Семенов убил Серова. Это обвинение целиком построено на косвенных доказательствах, мотив убийства основан лишь на предположении. Однако и имеющиеся доказательства были исследованы обвинителем поверхностно.

Не было предпринято даже попытки сопоставить собранные доказательства с объяснениями подсудимого. Все это было учтено при подготовке предлагаемого варианта текста обвинительной речи.

«Теперь необходимо рассмотреть доказательства в отношении убийства Семеновым третьего человека. Обвинение считает, что погибшим был один из забубенных дружков, постоянный собутыльник Семенова – Серов. Подсудимый самым сильным своим объяснением, очевидно, считает ссылку на то, что Серов был его приятелем и по этой причине он не мог поднять на него руку. Принять это заявление как доказательство у обвинения нет оснований.

Следственной и судебной практике известны нередкие случаи, когда люди, которые систематически проводят время за совместной выпивкой, под влиянием непомерных доз хмельного нередко звереют до такой степени, что именно своим приятелям наносят и тяжелые увечья, и смертельные ранения.

Это, можно сказать, общеизвестные факты, о которых регулярно сообщают средства массовой информации.

Поэтому прошу вас, уважаемые присяжные заседатели, не принимать ссылку Семенова на приятельские отношения с Серовым в качестве основания для исключения убийства Серова из обвинения подсудимого. Что вам известно о событиях, происшедших на подворьях Семенова и Нестеровых перед убийством и после убийства стариков Нестеровых?

После окончания очередной выпивки с Семеновым Серов ранним вечером 11 июня из его дома ушел. Ушел, напомню, без рубахи и босиком, без ботинок. Из показаний свидетелей вы слышали о привычке пьяного Серова подолгу шататься по селу и заходить в дома.

Очевидно, протрезвев, Серов сообразил, что оставил ботинки у Семенова дома, и пришел за ними. В какой момент это случилось, мы теперь уж никогда не узнаем, если об этом не скажет в последнем слове Семенов. Возможно, Серов стал невольным очевидцем убийства стариков, возможно, застал Семенова перетаскивающим вещи из дома Нестеровых, возможно, он с возмущением закричал Семенову: «Что ты наделал!»

Как бы то ни было, появление Серова и разговор с ним привел Семенова в ярость. В состоянии крайнего озлобления он ударом трубы по голове валит Серова и уже лежащего, с остервенением, все той же трубой бьет и бьет по голове. По заключению судебно-медицинского эксперта череп третьего трупа, обнаруженного в горящей бане, был буквально размозжен не менее чем десятью ударами. В огне от мелких осколков черепа почти ничего не осталось.

Подсудимый не отрицает, что бил трубой по голове одного человека. По его показаниям он вышел во двор, увидел в темноте человека, кто это был такой, он не разобрал, но якобы видел, что тот тащил кого-то в баню. Семенов ударил его трубой по голове (обратите внимание – опять трубой, ведь трубой были убиты и Нестеровы). Правда, Семенов пытается упорно нас убедить в том, что он ударил «несильно» и только два раза, после чего оттащил его в баню Нестеровых (обратите внимание: снова в баню, как были оттащены туда бабушка и дедушка Нестеровы).

Зловещая закономерность! Каждый из убитых получал удар или несколько ударов по голове, каждый раз эти удары наносились трубой, каждый раз Семенов оттаскивал потерпевшего в баню, каждый раз часть трубы, которой наносился удар, выбрасывалась в сухой колодец во дворе дома Семенова! Один и тот же почерк! Одни и те же привычные действия преступника! Одни и те же действия убийцы всех трех человек!»

При отсутствии прямых доказательств обвинитель использовал признание подсудимого, что он трубой ударил во дворе неизвестного. Такое умозаключение – неотразимый удар по защите Семенова. Это почти нокдаун. Но государственный обвинитель готовит и следующие удары.

«Указав вам на эту закономерность, обвинение могло бы завершить на этом свое выступление. Но объективность требует от меня рассмотреть до конца жалкие объяснения Семенова».

Подчеркивайте, подчеркивайте к месту свое стремление к объективности в поисках истины!

«Пытаясь спасти свое лицо перед односельчанами, Семенов заявляет, что не мог убить и этого, неведомого ему человека, поскольку ударил его «слегка» и «всего» два раза. Оттащил его в баню и оставил на пороге бани. Даже из пояснения Семенова можно заключить, что от двух «легких» ударов трубой по голове этот человек потерял сознание, что его к бане волокли и оставили лежащим в ней.

Надеюсь, что вы, уважаемые присяжные заседатели, правильно оцените «легкость» этих ударов и критически отнесетесь к тому, что Семенов считал количество нанесенных им ударов.

Я попробовал на минуту допустить, что в сгоревшей бане оказался и тот, кого, по его признанию, «слегка» ударил Семенов. Но в таком случае в бане должны были обнаружить не три, а четыре трупа?! Подсчитаем: бабушка Нестерова, дедушка Нестеров, тот, кого Семенов ударил «два раза», и четвертый труп, у которого была размозжена голова не меньше, чем десятью ударами.

Но, может быть, третий это и был Серов, пришедший за своими ботинками, может, эксперт ошибся и череп его развалился на куски от двух «легких» ударов?

Увы, сомнений в обоснованности заключения эксперта нет. Четвертого трупа не нашли.

Но нашлось кое-что другое. В высохшем колодце во дворе дома Семенова обнаружили не только трубы со следами засохшей крови, но и полуботинки Серова! Эта находка заслуживает всестороннего осмысления.

Я сейчас скажу неожиданное. Вывод, к которому я пришел, был неожиданным и для меня. Думается, что и следователи не оценили должным образом такое доказательство, как обнаружение полуботинок Серова в колодце.

Я сразу же назову этот вывод, а вы критически оцените, есть ли для такого вывода основания.

Именно полуботинки Серова, факт обнаружения их на дне высохшего колодца являются доказательством того, что труп без черепа – это труп Серова и что убил Серова Семенов. Больше, кроме Семенова, некому было убить Серова.

Следите, пожалуйста, внимательно за ходом моих рассуждений.

Первое. Где оставил эти полуботинки Серов? Ответ вы слышали: после окончания пьянки в доме Семенова Серов ушел без рубашки и босиком, оставив у него в доме свои старые полуботинки. Оставив их внутри (!) дома Семенова.

Второе. Где обнаружены полуботинки Серова? Разве они обнаружены в доме Семенова? Нет, они найдены при осмотре места происшествия на дне высохшего колодца во дворе дома Семенова.

Третье. Семенов настойчиво добивается того, чтобы вы поверили, будто убийства совершены недоброжелателями Семенова, которые хотели ему отомстить за какую-то ссору год тому назад.

Можно ли поверить тому, что эти же самые «недоброжелатели» не только натаскали Семенову полный шкаф вещей из дома убитых Нестеровых, но и в темноте в избе Семенова, не зажигая огня, разыскали старые полуботинки, оставленные по пьянке Серовым, вышли во двор и бросили их в колодец...

Я думаю, что Семенов и сам не смог бы в темноте разыскать оставленные в его доме полуботинки Серова. Кто же тогда вынес их из дома и бросил в колодец? Если Серов в дом к Семенову не возвращался за забытыми полуботинками, то они должны были остаться там, где он их сбросил с ног перед пьянкой или во время пьянки – на полу в доме Семенова. Они должны были при осмотре дома Семенова обнаружиться у него. А их нет. И Семенов утверждает, что он их из дома не выносил.

В то, что он их не выносил, обвинение не верит. Тогда как же так получилось, что они оказались в колодце?

Ответ на этот вопрос есть. Побродив пьяным и босиком по селу, Серов все же пришел за этими полуботинками, успел надеть их и в этот миг застал Семенова либо убивающим Нестеровых, либо таскающим из их дома в свой награбленное, третьего тут тоже не дано. Возможно, Серов ужаснулся содеянному, возможно, стал выговаривать Семенову или ругать его, возможно, не осознав опасности, заявил Семенову, что он, Серов, молчать не будет и выдаст его.

И тогда, поняв, что разоблачение неминуемо, Семенов вновь хватается за трубу и в нечеловеческой ярости из-за того, что может сорваться обогащение, расправляется с Серовым».

Как видите, сам факт обнаружения полуботинок Серова в колодце на дворе Семенова практически ни о чем не говорит. И без этого известно, что он днем у Семенова был, что ушел от него без обуви, босиком. Но достаточно было задуматься над тем, как полуботинки из дома Семенова попали в колодец, достаточно было представить себе обстоятельства, при которых это могло произойти, и ботинки превратились в доказательство убийства.

Домысливание этих обстоятельств в обвинительной речи и есть те самые «камушки», которые, по словам А.Ф. Кони, «в руках опытного и добросовестного мастера, связанные крепким цементом мышления, образуют более или менее цельную картину».

Повторим то, что говорилось о способах анализа и оценки доказательств: работа ума превращает доказательства в основанный на убеждении вывод о виновности подсудимого.

«Я словно воочию вижу эту картину: Семенов, размозжив голову Серову, успевшему надеть свои злополучные ботинки, волоком тащит его труп к бане Нестеровых, полуботинки в темноте спадают с ног убитого. На рассвете Семенов обнаружил их и машинально, по инерции забросил их туда же, куда раньше зашвырнул трубы – орудия убийства.

Эти грязные, разбитые, старые полуботинки, которым, как говорит русская пословица, грош цена в базарный день, сегодня приобщены к делу в качестве вещественных доказательств, они молчаливо свидетельствуют, что их хозяин на свою беду вернулся за ними и стал невольным и опасным свидетелем убийства стариков Нестеровых или их ограбления. И как опасный свидетель был уничтожен и сам. Увы, Серову их уже никогда не надеть.

Но с отчаянием обреченного подсудимый цепляется за то, что труп Серова не поддается опознанию.

Своим вердиктом скажите подсудимому, что его надежды уйти от ответственности за убийство Серова – напрасны. У государственного обвинения нет сомнений: труп без черепа – это труп Серова. Ибо если Серов не убит, значит он – жив, но если бы он был жив, то где же он?»

Это второй логический удар по защите Семенова.

«Разрешите подвести зловещий итог. После совершения преступлений, в которых обвиняется Семенов, среди жителей села Орлов Гай нет трех человек, которые были живы до вечера 11 июня, двух стариков Нестеровых и Серова. Если труп человека с размозженным черепом – не труп Серова, то Серов должен был бы давно обнаружиться. Если бы Серов объявился, пришлось бы искать, кто же тогда третьим окончил свое существование в сгоревшей бане Нестеровых?

Ответ очевиден: все остальные жители села, кроме тех, в убийстве которых обвиняется подсудимый, живы и здоровы».

Это уже нокаут. Можно только удивляться, почему подробное рассмотрение этого вопроса не было сделано в произнесенной обвинительной речи.

«Обложив трупы Нестеровых и Серова в бане кизяком, дровами и обильно полив их керосином, взятым у Нестеровых, Семенов предал их огню, рассчитывая, что пламя устранит следы преступления и унесет пепел. Но рука судьбы была не на стороне Семенова, и сегодня она опустила его на эту позорную скамью подсудимых».

Способность говорить образно является важным достоинством судебного оратора. Уйти от шаблона, от повторений – вот к чему должен стремиться оратор.

Заключительная часть выступления должна быть составлена так, чтобы критическое давление на защиту постоянно усиливалось. Такая возможность могла бы быть использована (но не была использована) обвинителем и в данном случае.

Вот каким это заключение увидел автор.

«Уважаемые присяжные заседатели!

Обвинение добросовестно исследовало каждое доказательство и каждое объяснение, каждое показание подсудимого, возражающего против представленных доказательств. Ни одно из этих объяснений и показаний, как выяснилось при этом анализе, не может быть положено в основу вердикта, освобождающего Семенова от признания его виновным.

Вначале своей обвинительной речи я подчеркивал, что Семенов пытался дать объяснение многим доказательствам. Эти объяснения были лишь правдоподобными, но не являлись правдой.

А вот в трех случаях подсудимый вообще ушел от рассмотрения доказательств, никакого объяснения им не дал, сделав вид, что этих доказательств не существует. У подсудимого есть право на такую уловку, он может вообще отказаться от дачи показаний.

Но обязанность обвинения в том и состоит, что оно должно добросовестно проанализировать и оценить все доказательства, как уличающие подсудимого, так и оправдывающие его».

Такое вступление необходимо. Оно настораживает присяжных заседателей своей необычностью, это, в свою очередь, помогает преодолеть накапливающуюся усталость.

«Вот эти доказательства.

Невдалеке от дома Семенова утром 12 июня была обнаружена дымящаяся куча мусора. Естественно, все, связанное с огнем, привлекло к ней внимание. Разворошив кучу, в ней обнаружили остатки трико, которое, как выяснилось в ходе следствия, постоянно, до последнего дня носил Семенов. Это была не новая одежда. Но не настолько богато жил вечно нуждающийся в спиртном и деньгах Семенов, чтобы выбрасывать одежду, пригодную к носке.

Обратило на себя внимание и другое. Не нравится старая одежда, но зачем же стремиться ее сжечь, уничтожить... Что же могло побудить к этому Семенова?

Удары трубой по голове, особенно, если эти удары были многократными и связаны с размозжением черепа и мозга, с обильным кровотечением, конечно, приводят к тому, что брызги разлетаются в разные стороны. Убийца, забрызганный кровью своих жертв, – это встречается в криминальной практике не так уж редко.

Даже на застиранной после преступления одежде криминалисты могут выявить следы крови.

Видимо, в какой-то момент эти кровавые следы преступления обнаружил на себе и на своей одежде Семенов, скорее всего, это обнаружилось на рассвете. Стирать трико было уже поздно, но если бы он и постирал его, влажная, невысохшая ткань могла бы привлечь внимание. Проще было уничтожить трико. И оно летит в кучу мусора, которая поджигается. Но, к сожалению для подсудимого, тряпки горят плохо, они тлеют. И трико, его остатки извлекаются на свет божий. Каким образом оно оказалось в горящей куче мусора – этого Семенов, так легко объясняющий многое, сообразить уже не смог. Он просто ушел от объяснений.

Второе не объясненное Семеновым доказательство указывает с большой точностью на место убийства Серова».

В произнесенной речи это место так и не было определено. Было сказано лишь вообще – на подворьях Нестеровых и Семенова. В этом проявилась слабость обвинения, хотя основания для точного указания на это место были. Более того, это были указания на то, что третий убитый – именно Серов, а не неизвестный человек, которого Семенов ударил трубой во дворе своего дома.

«При осмотре дома Семенова были обнаружены кровяные брызги в голубятне и на стене коридора, ведущего от голубятни. Расположение этих брызг указывает место, около которого наносились удары по голове Серова. Нет абсолютно никаких оснований утверждать, что убийство бабушки и дедушки Нестеровых происходило внутри дома Семенова. Подсудимый пытался уверить нас, уважаемые присяжные заседатели, что удары, которые он нанес незнакомому мужчине по голове (теперь мы с вами знаем, что это был Серов и никто иной), обрушены были на него во дворе дома Семенова.

Авот сейчас рассудите сами, уважаемые присяжные заседатели! Если трубой ударили человека по голове во дворе, могли ли брызги крови от этого удара пролететь по воздуху несколько метров, влететь в дверь, частично, свернув в сторону, осесть на стене коридора, частично, продолжая полет, влететь в голубятню, где также были обнаружены следы крови. Ведь это легкие брызги, это не металлическая труба, которая может пролететь немалое расстояние. К тому же извилистым путем, который должны были проделать эти брызги, могут летать только управляемые предметы, но не брызги крови от разбитого вдребезги черепа.

Разве этот критический взгляд на показания Семенова не подскажет вам, что смертный свой час Серов встретил не во дворе, а в избе Семенова, где он оставил свои полуботинки и куда он вернулся за ними. Ведь не станет же подсудимый уверять вас, что Серов приходил лишь для того, чтобы своей рукой выбросить эти ботинки в колодец?»

Пусть не покажется читателю излишним возвращение еще раз к этим ботинкам в обвинительной речи. Обвинитель концентрирует внимание присяжных на взаимосвязи явлений и доказательств, ставших известными в ходе предварительного и судебного следствия.

«Наконец, о третьем доказательстве, от объяснения которого подсудимый уклонился.

Когда я буду выслушивать ваш вердикт, а затем приговор, перед моими глазами, как и сейчас, будет картина, которую описали свидетели. Прибежав к пожарищу и разграбленному дому Нестеровых, они увидели Семенова: он сидит на земле у своего дома и спешит, спешит засыпать глиной кровавые следы около своего жилища.

Не удалось, не успел!

Оценивая доказательство, вы, уважаемые присяжные заседатели, должны связать содеянное Семеновым с мотивом, которым он руководствовался. Коль скоро Семенов отрицает свою вину, вряд ли он объяснит вам мотив, которым руководствовался, совершая злое дело в темную ночь с 11 на 12 июня. Еще древние римские юристы сформулировали вопрос: Cui prodest – кому выгодно? Ответить на этот вопрос, значит, ответить, почему объектом своего преступления Семенов выбрал соседей, а не кого-либо другого. И вообще были ли у него основания для такого нападения?

Уважаемые присяжные заседатели! Я прошу вас мысленно представить себе забор, отделяющий приусадебные участки и дома Нестеровых и Семенова. Для подсудимого это соседство – постоянный источник зависти и искушения. А может быть, зависти, смешанной с ненавистью, которая могла тщательно скрываться.

Нестеровы живут благополучно, а Семенов в постоянных поисках денег и спиртного. Спиртного и денег. У Нестеровых крепкая семья и наверняка любящая их родня. А Семенов – одинокий волк, топящий свою злобу в спиртном. Он каждое утро одолеваем тяжким похмельем и мыслями, где раздобыть спиртное.

Нестеровы – не просто старые люди, это люди, познавшие тяжесть и радость крестьянского труда. Источником их благосостояния был труд. Они прожили честную жизнь, без единого пятнышка. Анне Федоровне было 82 года, Николаю Андреевичу почти целый век – 95 лет.

Естественно, у бездельничающего и проспиртованного Семенова, живущего одним днем, дома – голые стены, у Нестеровых дом – полная чаша.

Развращенный ум Семенова, как ржавчиной, изъеден привычкой к противоправным деяниям, он не мог не догадываться, что его соседи в том возрасте, когда люди с крестьянской жилкой заранее готовятся к естественному прекращению жизни и готовятся с той же обстоятельностью, с которой прожили жизнь.

Семенов не мог не догадываться, что Нестеровы отложили деньги на «домовины» и на полагающиеся у русских поминки. Все это сделано, чтобы не обременять лишними тратами своих родных, живущих сейчас, как и многие другие селяне, небогато. Предположения Семенова оправдались, им были похищены после убийства полсотни бутылок водки, сахар, приобретенный, нечего греха таить, возможно, на изготовление самогона для тех же поминок.

Впрочем, обо всем этом, с его точки зрения, изобилии Семенов мог не только догадываться, но и скорее всего достоверно знать. Вспомните, как однажды его, спрятавшегося за сундуком в доме Нестеровых, обнаружили хозяева.

Была ли это «разведка» или первая попытка покушения – о тогдашних замыслах мы можем узнать только от подсудимого и только в том случае, если он решит быть откровенным. Но скорее всего не узнаем. Судя по всему, не станет Семенов разоблачать себя сам. Он даже под тяжестью улик изворачивается до последнего.

Все это изобилие (с точки зрения Семенова) не могло не волновать воображение. Вспомните это, когда станете обсуждать в совещательной комнате вопрос о побудительных причинах, толкнувших Семенова на преступление».

Настало время нового психологического воздействия на присяжных и слушателей: требуется заключение, завершающее обвинительную речь. По своему содержанию оно не должно быть менее эмоциональным, чем любая из частей обвинительной речи. Душевные переживания, которые в слушателях сумеет возбудить государственный обвинитель, поможет присяжным заседателям лучше понять позицию обвинения.

По данному делу можно проникновенно сказать о безграничной скорби родных и близких, которые долго еще будут упрекать себя, что не уберегли погибших, что не предвидели опасности, исходившей от столь грозного соседа. И предположение о вердикте, которого ожидает общественность. Вариантов такого окончания речи много, вот один из них:

«Не могу без горечи не сказать, что великим труженикам Анне и Николаю Нестеровым, прожившим долгую, непростую и достойную жизнь, не привелось, как говорят на Руси, упокоиться в миру, в кругу родных и близких. Когда, уважаемые присяжные заседатели, вы уйдете в совещательную комнату для обсуждения вердикта, попытайтесь мысленно представить себе привольно раскинувшееся красивое село Орлов Гай.

Почти год прошел с того утра, когда страшная весть привела односельчан к дому Нестеровых. Нетрудно представить себе, что случившееся в ночь на 12 июня до сих пор активно обсуждается в этом селе. Его жители все это время прикидывают, каким же будет приговор тому, кто сгубил трех человек? Будет ли судебный акт соответствовать их нравственному чувству? Будет ли он соответствовать тяжести и чудовищности преступления?

Думаю, что не ошибусь, если скажу, что ждут они приговор не только с надеждой, что подсудимому будет воздано по заслугам. Они ждут его и с тревогой, спрашивая друг друга: неужели же Семенову суждено будет рано или поздно вновь вернуться в село и наводить еще больший ужас на окружающих? Ответ за вами, уважаемые присяжные заседатели».

К сожалению, мотив преступления в фактически произнесенной речи государственного обвинителя вообще не прозвучал. Этим воспользовался защитник, заявивший в своем выступлении: «У Семенова не было мотива убивать Нестеровых. Он долго жил по соседству с двумя безобидными стариками, ссор и угроз не было. Никто из свидетелей не говорит о том, что у Семенова были намерения в тот вечер достать денег или водки».

У обвинителя была возможность в реплике возразить, что по объему похищенного Семенов обеспечивал себя не только на вечер, но и на долгое время. И в той же реплике рассмотреть мотив, как он представляется государственному обвинению. Но, к сожалению, ни возражений на речь защитника, ни анализа мотива совершения преступления в реплике так и не прозвучало.

После оглашения вердикта при исследовании доказательств, которые не подлежали исследованию в присутствии присяжных заседателей, государственный обвинитель огласил материалы о судимости Семенова в прошлом и характеристики подсудимого.

Даже с большой натяжкой нельзя считать удовлетворительной вторую часть произнесенной обвинительной речи: слишком скупой, сухой, слишком лаконичный пересказ материалов дела.

Такая форма изложения обесцветила, сгладила впечатления о подсудимом. За рамками официальных документов, оглашаемых при рассмотрении дела в суде, остаются характеристики, которые были даны свидетелями при их допросах, потерпевшими. Но и цитирование отдельных мест из их показаний было бы тоже недостаточным.

Судебный оратор – не пересказчик, а творческая личность. Сведения, которыми он располагает к концу судебного разбирательства, он обязан обработать, в том числе подлежат обработке и характеризующие материалы. Обстоятельства дела сами собой рисуют каждого из участников дела, мелочи бывают характернее, чем крупные черты.

Обработка характеризующих материалов должна завершаться выводом о нравственном облике подсудимого. По делу Семенова правомерно было бы в характеристике указать, что он под влиянием пьянства и безделья деградировал как личность; пренебрежение к закону и людям превратили его в растленного типа, в постоянную угрозу для любого односельчанина, для любого случайного встречного. Можно было бы показать отношение общества к подобным субъектам: вызывает презрение, отвращение, стремление избежать с ним общения. Характеризуется сам способ совершения преступления, бесчеловечность, злодейство и т.п.

Разумеется, все эти эпитеты не следует высказывать одномоментно, подряд. Тут нужна мера. Иначе это будет просто набор резких слов.

Самые сильные отрицательные характеристики пригодны не по всякому делу. Но преступления, совершенные Семеновым, давали для этого достаточно материала.