Глава 1. Примеры проблем и противоречий действующей системы регулирования § 1. Интеллектуальная собственность и права человека в информационном обществе

В современной экономике информация является важнейшим ресурсом. От доступа к информации и ее эффективного использования зависит сегодня эффективность любой отрасли экономики. Жестко разграничить объекты, охраняемые правом интеллектуальной собственности, от информации в чистом виде как совокупности данных в условиях информационного общества не представляется возможным. Объекты интеллектуальной собственности, по сути, являются информационными объектами и наряду с прочей информацией включены в общий процесс информационного обмена, без которого немыслимо современное общество.

С информатизацией общества тесно связано появление новых правовых коллизий в праве интеллектуальной собственности. Одной из таких коллизий является конфликт между осуществлением исключительных и личных неимущественных прав и прав человека, таких как право на свободу мысли и слова и право на информацию*(401).

До сих пор не утихают споры относительно самого понятия "интеллектуальной собственности". В российской правовой доктрине принято считать, что данное понятие является условным, т.е. не имеет прямой связи с правом собственности. Данная позиция нашла свое отражение в действующем законодательстве. В части четвертой Гражданского кодекса РФ термин "интеллектуальная собственность" не используется. Вместо него разработчики вводят понятие "интеллектуальных прав"*(402). В то же время нельзя отрицать, что и право собственности, и интеллектуальные права относятся к категории абсолютных. Абсолютный характер права подразумевает, прежде всего, возможность противопоставить интересы правообладателя любым притязаниям со стороны третьих лиц.

Стоит обратить внимание, что оба права - право частной собственности и право интеллектуальной собственности - отнесены Конституцией РФ к основным правам и свободам человека и гражданина. Право частной собственности, включая частную собственность на землю, охраняется законом (ст. 35, 36). Точно так же охраняется законом и интеллектуальная собственность: каждому гарантируется свобода литературного, художественного, научного, технического и других видов творчества, преподавания (п. 1 ст. 44). Но имеются и существенные отличия.

Незыблемость права собственности освящена многовековой традицией, а его ограничения четко прописаны в законе вместе с нормами, предусматривающими соответствующую компенсацию. Нельзя сказать также, что частная собственность находится в постоянном противоречии с какими-либо общественными интересами. Скорее, существуют фиксированные правила для разрешения конфликта интересов в определенных ситуациях, притом связанных не с любой частной собственностью, а в подавляющем большинстве случаев с частной собственностью на недвижимое имущество (к примеру, строительство общественно полезных объектов: дорог, парков, современных жилищных комплексов). Монопольное положение правообладателя в праве интеллектуальной собственности имеет иные следствия.

Первое из них касается свободы слова. Свобода мысли и слова конкретизируется Конституцией РФ в праве свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом (п. 1, 3 ст. 29). Указанные права соответствуют ст. 19 Всеобщей декларации прав человека, которая связывает свободное выражение убеждений со свободой искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ (ст. 19). Необходимо отметить, что понятие информации в обоих случаях понимается широко и не должно ограничиваться информацией политического характера.

Правовая точка зрения на конфликт между свободой слова и интеллектуальной собственностью в России только формируется. В США, где соблюдение Первой поправки к Конституции, гарантирующей свободу слова, является приоритетом, юридические средства защиты в данной области, в том числе в вопросах столкновения с копирайтом, разработаны наиболее детально. В европейских странах, в которых, напротив, традиционно незыблемыми считаются моральные права автора, подход к данному вопросу имеет свои особенности. Основным документом для Европы, провозглашающим свободу выражения, является Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод (ст. 10). Особенность же заключается в том, что прямой конфронтации между свободой слова и правом на защиту результатов творческой деятельности не наблюдается. Межотраслевой правовой конфликт, который мы наблюдаем в правовой системе США, здесь переведен во внутренний. Законодательно закрепленные ограничения права интеллектуальной собственности рассматриваются с точки зрения их целевой функции - обеспечить необходимую поддержку как творчеству, так и потребителям его результатов, т.е. фактически реализовать оба основных права, закрепленных в Конвенции о защите прав человека и основных свободах и в национальных конституциях европейских государств.

В авторском праве особое место нередко отводится ограничениям, которые упрощают условия использования произведений в целях создания новых произведений. И это неслучайно, поскольку случаи свободного использования произведений отсылают к конституционным гарантиям свободы слова и мысли. Как указывает известный голландский специалист по интеллектуальной собственности Мартин Сенфтлебен (Martin Senftleben): "Правильность рассмотрения копирайта и свободы выражения как антагонистических принципов вовсе не очевидна. По крайней мере некоторые нормы авторского права, скорее, создают пространство для свободного выражения, чем налагают ограничения"*(403). Одним из важных следствий бурного роста информационных технологий является острая потребность общества в наличии эффективной системы ограничений авторского права*(404).

Не будем, однако, ограничиваться теорией. Губернатор штата Калифорния А. Шварценеггер в апреле 2004 года подал иск против компании, которая уже несколько месяцев торговала куклами, изображающими актера с ружьем*(405), судя по всему, в роли терминатора. Исковое заявление базировалось не на нормах публичного права, как это можно было бы ожидать, а на нормах авторского права штата Калифорния, которые защищают право на публичное использование имени, образа и т.п. известной личности (right of publicity). Фирма не решилась судиться со знаменитостью и к тому же административной величиной и стороны пришли к соглашению. Но само дело возбудило большой интерес не только у общественности, но и в юридических кругах Америки. Камнем преткновения стала "конкуренция" норм - авторское право (right of publicity) против конституционного (Первой поправки). По данному поводу известный американский юрист Уильям Галлагер (William Gallagher) замечает следующее: "Ученые предупреждали, как чрезмерная защита судами различных прав интеллектуальной собственности может охладить экспрессивность речи или привести к сужению сферы общественного достояния. Но существует и дополнительная угроза, к изучению которой ученые только приступают: каким образом досудебное урегулирование спора в пользу обладателя прав интеллектуальной собственности может привести к расширению объема прав обладателей интеллектуальной собственности"*(406). Дополнительно стоит заметить, что право интеллектуальной собственности входит в противоречие с основными правами в тех случаях, когда конечную цель "пострадавшего" определяют не интересы авторства, а, скорее, политические интересы.

Иначе действуют в России. Заявление членов инициативной группы Санкт-Петербургского университета от 8 февраля 2000 года содержало обвинение против программы "Куклы", суть которого сводилась к злоупотреблению свободой слова. Другим примером могут служить налоговые проверки в редакциях "Новой газеты в Нижнем Новгороде" и "Новой газеты в Самаре" в 2007 году. В обоих случаях в процессе проверок были изъяты компьютеры, причем не для проверки финансово-экономической отчетности, а для проверки лицензионности программного обеспечения. Поскольку компьютеры были вывезены вместе с архивами и тестировались довольно долго, "Новую газету в Самаре" пришлось закрыть. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что в обоих случаях право интеллектуальной собственности использовалось для прикрытия политических мотивов, т.е. с юридической точки зрения вопрос касался свободы слова, а вовсе не легальности компьютерных программ.

Рассмотрим теперь другую группу противоречий, к которым нередко приводит реализация дополняющих друг друга прав: с одной стороны, права на защиту интеллектуальной собственности, а с другой - права на доступ к ценностям культуры и ее наследию. В уже упомянутой Всеобщей декларации прав человека указанные права установлены ст. 27. Аналогичные нормы содержатся в ст. 15 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах*(407), который содержит не только упоминание соответствующих прав (участия в культурной жизни, пользование благами научного прогресса и получение тех благ, которые полагаются человеку как автору), но и устанавливает четкую последовательность шагов, которые необходимо предпринять государству для максимально полной реализации данных прав. Такие шаги включают в себя, помимо поддержки, сохранения и развития культуры и науки, также и ее широкое распространение.

Сходные нормы можно найти и в Конституции РФ. Пункты 1 и 2 ст. 44 гарантируют не только свободу творчества и защиту интеллектуальной собственности, но и право на участие в культурной жизни и на доступ к культурным ценностям.

Здесь важно подчеркнуть, что на уровне международного и конституционного права обе группы прав, связанные, соответственно, с интересами авторов (правообладателей) и с интересами общества, являются по своему значению эквивалентными. Иначе говоря, подразумевается именно баланс без ущемления какой-либо из сторон. Однако в реальной жизни, на практике мы наблюдаем совершенно иную картину: пользователь вынужден постоянно оглядываться на закон, потому что законные способы использования либо формализованы и требуют специальных знаний, либо являются исключениями, т.е. ограничивают право, которое подразумевается незыблемым. В любом случае, объем "свободы" пользователя, - а именно пользователи составляют то самое общество, духовные интересы которого необходимо обеспечивать, - явным образом сужен по сравнению с "привилегиями" автора и правообладателя.

То, что мы наблюдаем в реальной жизни, находит свое объяснение в существенных преобразованиях экономического и социально-политического характера, которые были вызваны процессами информатизации. В юридической литературе практически не уделяется внимания вопросу о правовых последствиях тех изменений, которые под влиянием цифровых технологий претерпевает фактическое положение пользователя. Современный пользователь - идет ли речь о программе Adobe Photoshop или онлайн-игре, в которой можно осуществлять самостоятельный дизайн разнообразных виртуальных предметов, - перестает играть пассивную роль потребителя культурных благ и становится реальным или потенциальным автором. Изменение функции пользователя делает также очевидной проблему, которую в правовой теории обыкновенно замалчивают. Речь идет о производной природе любого творчества. Само собой разумеющая оригинальность произведения никогда не является абсолютной. Данный факт не является очевидным, когда речь идет о произведениях высокой культуры, однако его сложно отрицать, когда мы имеем дело с произведениями тех же самых пользователей компьютеров. Таким образом, ограничения права интеллектуальной собственности следует рассматривать не как неизбежную уступку сообществу потребителей, а как необходимое условие для стимулирования творческого процесса. Данный принцип справедлив как в отношении авторских произведений, так и в отношении промышленной собственности.

Не менее актуальна проблема защиты прав человека в рамках патентного права. Так, непосредственное отношение к правам человека имеет исключение из объектов патентных прав продуктов, полученных с использованием человеческих эмбрионов, способов модификации генетической целостности клеток зародышевой линии человека, способов клонирования человека, а также иные решения, противоречащие общественным интересам, принципам гуманности и морали (п. 4 ст. 1349 Гражданского кодекса РФ). Проблемы развивающихся стран, связанные с продуктами питания и медикаментами, вынуждают мировое сообщество вводить специальные ограничения в патентное регулирование. Примером здесь может служить принятая в Дохе в ноябре 2001 года Декларация министров о Соглашении ТРИПС и общественном здравоохранении (Declaration on the TRIPS agreement and public health), согласно которой Соглашение ТРИПС не должно препятствовать государствам-членам принимать меры по охране здоровья людей. В июле 2011 года на встрече министров здравоохранения стран БРИКС, в которой участвовал также и министр здравоохранения Российской Федерации, была принята Пекинская декларация. В документе, в частности, сообщается о намерении сотрудничать с другими развивающимися странами по сохранению и продвижению в полной мере положений, содержащихся в Дохинской декларации. Помимо этого, Декларация поддерживает полную реализацию Резолюции Совета по правам человека 12/24 о доступе к лекарственным средствам в контексте права каждого человека на достижение наивысшего достижимого стандарта физического и психического здоровья. Упоминается также необходимость разработки инновационных механизмов передачи прав на интеллектуальную собственность по приоритетным технологиям, которая открывает для стран БРИКС возможность поставлять эти лекарственные средства в страны с низким и средним уровнем дохода*(408).

Проблема охраноспособности традиционного знания и генетических ресурсов также заставляет вспомнить о правах человека, так как данные объекты неотделимы от комплекса социальных, культурных, экономических прав, гражданских прав и иных прав, закрепленных во Всеобщей декларации прав человека и в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах*(409).

Помимо просто пиратства, за которое клеймят развивающиеся страны, существует также такой общепринятый термин как "биопиратство", которым в большинстве случаев занимаются предприниматели из развитых стран. Суть биопиратства заключается в переводе того, что находится в сфере общественного достояния, в сферу охраняемых результатов интеллектуальной деятельности. В 1995 году американские исследователи получили патент (United States Patent N 5401504), которым описывается, как с помощью куркумы можно лечить раны. А в 1997 году те же американцы получили патент на рис басмати (United States Patent N 5663484), в котором для сведения цивилизованных народов объясняется, что представляет собой рис басмати, какие у него есть кулинарные свойства, как его готовить, выращивать и т.п.

В октябре 2010 года в городе Нагойя (Nagoya) был принят Нагойский протокол регулирования доступа к генетическим ресурсам и совместного использования на справедливой и равной основе выгод от их применения к Конвенции о биологическом разнообразии. Протокол направлен на обеспечение совместного использования на справедливой и равной основе выгод от применения генетических ресурсов, в том числе путем обеспечения надлежащего доступа и передачи соответствующих технологий в целях сохранения биологического разнообразия. Статья 7 Протокола устанавливает, что каждая сторона в соответствии с положениями внутригосударственного права принимает соответствующие меры с целью обеспечения того, чтобы доступ к традиционным знаниям, связанным с генетическими ресурсами, носителями которых являются коренные и местные общины, осуществлялся с предварительного и обоснованного согласия или одобрения и при участии данных коренных и местных общин. Согласования также требуют условия, на которых предоставляется доступ к генетическим ресурсам.

В рамках Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС) в 2011 году прошел очередной раунд переговоров по возможным поправкам в положения о патентной защите Соглашения ТРИПС. Перспективной представляется инициатива ЕС и Швейцарии, касающаяся раскрытия происхождения или источника генетических ресурсов и ассоциируемых традиционных знаний в патентных заявках*(410).

Как в рамках иных проблем, возникающих в связи с негативными эффектами использования патентов, наиболее распространенными мерами, направленными на достижение баланса между интересами правообладателей и соблюдением прав человека, остаются принудительная лицензия и требование о максимально полном раскрытии информации в патентной заявке.

Следует подчеркнуть, что подход к решению ряда проблем, связанных с соблюдением прав человека в сфере патентного права, до сих пор остается неочевидным. Неизбежным следствием интеграции прав человека в патентное право является правовая неопределенность, а обеспечение максимально прозрачного регулирования с исчерпывающим перечнем защищаемых прав и предлагаемых правовых решений применительно к такой сфере, как права человека, вряд ли возможно. Требуют решения также и концептуальные проблемы, касающиеся установления корректного и понятного соотношения между патентным правом, с одной стороны, и защитой публичных интересов, требований морали и прав человека - с другой*(411).