3.3. Квалификация и установление содержания иностранного права

Решить коллизионный вопрос — это значит подчинить конкретное правоотношение при помощи коллизионной привязки определенному закону. Поскольку в данном случае речь идет о международных отношениях, то использование этого метода может привести к «проецированию» спорного правоотношения на законодательство любой страны.

И здесь, решив одну проблему, правоприменитель сталкивается с другой. Дело в том, что категории, употребляемые в объемах и привязках коллизионных норм (правоспособность, дееспособность, собственность, обязательство по договору, место учреждения юридического лица, место совершения правонарушения и т. д.), далеко не всегда одинаково понимаются в национальных правовых системах различных стран.

Каждое отдельно взятое государство не только имеет специфическую систему коллизионных норм, но и оперирует собственными понятиями и терминами гражданского, торгового, процессуального и других отраслей права, квалифицируя их определенным образом. В данном случае под квалификацией следует понимать определение правовой природы регулируемого отношения с учетом применяемого к нему права и условий такого применения.

Такие квалификации различны в разных государствах. Поэтому при применении иностранного права суды вынуждены постоянно сталкиваться с указанной проблемой, которая получила наименование конфликт квалификаций. В МЧП она связана с именами немецкого юриста Франца Кана и французского юриста Этвенна Бартена, которые в конце XIX в. одними из первых обратили внимание на этот вопрос. Они увидели, что коллизионные нормы различных государств, даже если они сформулированы терминологически одинаково, содержат, тем не менее, скрытые коллизии, порождающие проблему квалификации.

В современной доктрине МЧП выделяют первичную и вторичную квалификации.

Первичная квалификация осуществляется еще до применения коллизионной нормы. На этом этапе происходит идентификация конкретной ситуации, возникающей на практике, с определенной правовой нормой на основе закона страны суда или иностранного права. Другими словами, в данном случае суд решает вопрос о том, право какого государства следует применять для выяснения правового содержания возникшего отношения.

Для лучшего понимания существа вопроса обратимся к довольно известному в доктрине МЧП судебному делу, получившему название «мальтийское наследство». Англо-мальтийская супружеская чета заключила брак на Мальте и домицилировалась в Алжире. После смерти супруга вдова заявила свои права на четверть имущества умершего мужа «в силу своей бедности», основывая свои требования на нормах мальтийского законодательства, допускавшего такую возможность.

Перед французским судом, рассматривающим дело, встала проблема квалификации данной ситуации. С одной стороны, он мог отнести спор к сфере регулирования имущественных отношений супругов и в таком случае применить коллизионную норму, указывающую на необходимость использования мальтийского права. С другой — посчитать его относящимся к сфере наследственных правоотношений, и применить коллизионную норму, которая подчиняла бы подобную ситуацию праву страны местонахождения имущества, т. е. действовавшему тогда в Алжире французскому праву.

Вторичная квалификация происходит уже после использования коллизионной нормы, когда она в качестве применимого называет право другого государства. На этом этапе возникает проблема толкования содержания выбранного и используемого иностранного права.

От того, каким образом будет квалифицирована ситуация в первом и во втором случаях, будет зависеть в конечном счете решение суда. В настоящее время в доктрине МЧП выделяют следующие основные способы квалификации: по праву страны суда (lege fori) и по применяемому праву (lege causae).

В первом случае (lege fori) судья осуществляет квалификацию в соответствии со своим правом — правом страны суда. Это означает, например, что немецкий суд, применяя английский закон или анализируя сложившуюся на практике конкретную ситуацию, будет руководствоваться содержащимися в нем категориями или оценивать фактические обстоятельства дела так, как это принято в Германии.

Большинство стран мира в настоящее время исходят из того, что подобный принцип должен использоваться при первичной квалификации. К такому выводу пришли, в частности, суды ФРГ, Швейцарии, Бельгии, Италии, Франции. Поэтому и в нашем примере с «мальтийским наследством» суд применил право Франции и квалифицировал ситуацию как дело, возникшее в области наследственных отношений. Принцип lege fori предусмотрен в качестве основного принципа квалификации также ст. 6 Кодекса Бустаманте: «Во всех случаях, не предусмотренных настоящим кодексом, каждое из договаривающихся государств будет применять свои собственные квалификации к правовым институтам или отношениям...»

Квалификация lege fori имеет два основных недостатка. Во-первых, существует мнение, что она подрывает попытки унифицировать МЧП, так как суды различных государств неадекватно квалифицируют даже совершенно идентичные по содержанию коллизионные нормы. Во-вторых, считается, что она является фактором правовой нестабильности, так как если квалификация должна проводиться по закону суда, то в момент возникновения правоотношения его стороны не будут точно знать, каким правом оно будет регулироваться.

Принцип lege fori не может быть использован в тех случаях, когда квалификация не приводит к указанию на применимое право. Как известно, смысл квалификации состоит в разграничении сферы действия национальных коллизионных норм. Если же применимое право уже определено, то она становится бесполезной. Кроме того, в тех правовых системах, где движимое и недвижимое имущество подчиняются закону страны своего местонахождения, принцип lege fori не может быть использован в отношении квалификации связанных с таким имуществом отношений.

Законодательство РФ до недавнего времени не содержало каких-либо специальных правил о квалификации юридических понятий при определении подлежащего применению права. Этот пробел был восполнен с принятием части третьей ГК РФ, в которой указанному вопросу посвящена ст. 1187. Ее первый пункт устанавливает, что «при определении права, подлежащего применению, толкование юридических понятий осуществляется в соответствии с российским правом, если иное не предусмотрено законом». Второй пункт ст. 1187 ГК РФ оговаривает исключения из этого правила и предусматривает возможность использования принципа lege causae при квалификации юридических понятий в тех случаях, когда такие понятия «не известны российскому праву или известны в ином словесном обозначении либо с другим содержанием и не могут быть определены в соответствии с российским правом».

Однако подобное применение принципа lege causae все же не является характерным. Гораздо чаще данный способ квалификации используется уже после выбора применимого права на основании коллизионной нормы страны суда. В российском законодательстве он закреплен, в частности, в п. 1 ст. 1191 Гражданского кодекса: «При применении иностранного права суд устанавливает содержание его норм в соответствии с их официальным толкованием, практикой применения и доктриной в соответствующем иностранном государстве». Аналогичные нормативные предписания содержатся также в ст. 14 АПК РФ, ст. 166 СК РФ и некоторых других нормативных правовых актах.

В дополнение к этому в ст. 1188 ГК РФ закрепляется ряд специальных правил, которые должны использоваться при применении права страны со множественностью правовых систем. Она гласит, что «в случае, когда подлежит применению право страны, в которой действуют несколько правовых систем (например, Канады. — В. Г.), применяется правовая система, определяемая в соответствии с правом этой страны. Если невозможно определить в соответствии с правом этой страны, какая из правовых систем подлежит применению, применяется правовая система, с которой отношение наиболее тесно связано».

«Суд не обязан изначально знать содержание иностранного права, к которому отсылает отечественная коллизионная норма, — отмечает В. П. Звеков. — Но если коллизионный вопрос решен и применению подлежит иностранное право, то суд должен определить содержание его предписаний. Именно суду, а не сторонам, ссылающимся на нормы иностранного права в обоснование своих требований или возражений, вменяется в обязанность установить их содержание. Следовательно, суд устанавливает содержание норм иностранного права по своей инициативе и в силу обязанности, возложенной на него законом (ex officio)»²⁵.

Исключение из правила, в соответствии с которым обязанность по установлению содержания норм иностранного права в нашей стране возложена на судебные органы, зафиксировано в абз. 3 п. 2 ст. 1191 ГК РФ и абз. 3 ч. 2 ст. 14 АПК РФ. Указанные нормы предусматривают, что по требованиям, связанным с осуществлением сторонами предпринимательской и иной экономической деятельности, обязанность доказывания содержания норм иностранного права может быть возложена судом на стороны.

Установление содержания иностранного права судом ex officio предусмотрено также законодательством таких государств, как Австрия, Венгрия, Грузия, Италия, Турция, Швейцария и др. Так, например, ч. 1 ст. 2 Закона о международном частном праве и международном гражданском процессе Турции 1982 г. устанавливает, что «судья самостоятельно применяет турецкие коллизионные нормы и надлежащее иностранное право в соответствии с этими нормами. Для установления содержания подлежащего применению иностранного права судья может запросить содействие сторон».

В то же время в странах англосаксонской системы права бремя доказывания содержания норм иностранного права, в целом ряде случаев, возлагается на стороны, а суд ограничен при вынесении решения представляемыми ими материалами. Интересно отметить, что в этих обстоятельствах, даже если стороны договорятся о содержании нормы, суд будет обязан воспринять эту договоренность, несмотря на то, что ему может быть очевидна неправильность их суждения о содержании соответствующего правила поведения. Это объясняется тем, что если в судах государств континентальной системы права, включая Россию, иностранное право рассматривается как правовая категория, то в странах общего права выявление содержания иностранного права относится к области установления фактических обстоятельств, имеющих значение для принятия решения по делу и доказываемых сторонами.

Среди стран континентальной Европы близкая системе общего права концепция действует во Франции. Вместе с тем французский суд может и самостоятельно применить иностранное право, если оно ему известно, в то время как английский суд ограничен представленными ему доказательствами²⁶.

В странах Латинской Америки и некоторых других государствах мира действует смешанный принцип установления содержания иностранного права. С одной стороны, иностранное право применяется судами этих стран ex officio, с другой — стороны также могут доказывать его содержание. Так, в соответствии со ст. 14 Вводного закона к Гражданскому кодексу Бразилии 1942 г. «судья, если он не знает иностранный закон, может потребовать от того, кто на него ссылается, доказательства его текста и действительности».

В Российской Федерации при установлении содержания иностранного права суд может обратиться за содействием и разъяснением к Министерству юстиции, иным компетентным организациям и учреждениям, как в России, так и за границей, либо привлечь экспертов. Лица, участвующие в деле, вправе представить суду документы, подтверждающие содержание норм иностранного права, на которые они ссылаются в обоснование своих требований или возражений, и иным образом содействовать суду в установлении содержания этих норм²⁷.

В п. 3 ст. 1191 ГК РФ и ч. 3 ст. 14 АПК РФ зафиксировано также правило о том, что если содержание норм иностранного права, несмотря на предпринятые меры, в разумные сроки не установлено, то подлежит применению российское право. Подобная оговорка является достаточно характерной и содержится в национальном законодательстве подавляющего большинства государств мира.

Нарушение или неправильное применение норм иностранного права может рассматриваться в нашей стране в качестве основания для изменения или отмены решения арбитражного суда как апелляционной и кассационной инстанцией, так и в порядке надзора (ст. 270, 288 АПК РФ). Подобное основание для отмены или пересмотра решения содержится и в ГПК РФ (ст. 362, 363).

Завершая рассмотрение этого вопроса, необходимо отметить, что в дополнение к проанализированным выше способам квалификации lege fori и lege causae немецким ученым Э. Рабелем в начале 30-х гг. ХХ в. была выдвинута теория так называемой автономной квалификации. Ее сторонники считают, что юридическим понятиям, используемым в коллизионных нормах, нельзя придавать то же самое значение, которое они имеют во внутригосударственном материальном праве, так как применение коллизионной нормы всегда связано с необходимостью надлежащей квалификации правовых институтов законодательства нескольких государств. Таким образом, сущность автономной квалификации состоит в единовременном обобщении и анализе юридических понятий различных внутригосударственных правопорядков, предпринимаемых на основе и в рамках принципа сравнительного правоведения²⁸.

Оценивая эту точку зрения, подчеркнем, что концепция автономной квалификации, безусловно, позволяет существенно расширить базу для определения понятий, содержащихся в коллизионных нормах. Поэтому она получила достаточно широкое распространение в работе судебных органов различных государств, в том числе и России. В то же время известные трудности при использовании данной концепции может создать широко распространенная в современном мире практика произвольного отбора судами сопоставляемых норм и отбрасывания неугодных принципов права. Кроме того, нельзя не принимать во внимание и тот факт, что сама судебная деятельность мало приспособлена для анализа и применения методов сравнительного правоведения.