logo search
Kurs_ugolovnogo_protsessa__pod_red_L_V_Golovko__Statut

§ 3. Современный этап развития уголовного процесса

1. Реформы 1990-х годов и полемика вокруг нового УПК РФ. В отличие от 1917 г. переход в 1991 г. от советского к постсоветскому уголовному процессу происходил без формального разрыва. УПК РСФСР 1960 г. не был отменен и продолжал действовать, многие реформы обсуждались еще во второй половине 1980-х годов и намечались к проведению в СССР, т.е. состоялись бы независимо от его распада. Более того, сохраняли силу не только принятые в советское время законодательные акты, но и, допустим, разъяснения Верховного Суда СССР в части, не противоречащей новым разъяснениям. Таким образом, замена советского уголовного процесса новой, более современной моделью была связана не столько с собственно распадом СССР, сколько с планомерными и давно намеченными работами по совершенствованию несколько устаревшего законодательства. Другое дело, что распад СССР заметно ускорил процесс реформ. Кроме того, в ходе известной политической борьбы между союзными (на уровне СССР) и российскими (на уровне РСФСР) властными структурами уголовно-процессуальная и в более широком смысле судебная реформы рассматривались в качестве одного из важнейших политических инструментов. Так, в Постановлении Верховного Совета РСФСР об утверждении Концепции судебной реформы в РСФСР, принятом 24 октября 1991 г., т.е. еще за несколько месяцев до упразднения СССР, в качестве одной из главных задач судебной реформы называлось "обеспечение суверенного права РСФСР осуществлять правосудие и уголовное преследование на своей территории в соответствии с собственным материальным и процессуальным правом", иначе говоря, без оглядки на СССР. Несколько месяцев спустя (1992 г.) данный документ был опубликован уже в качестве Концепции судебной реформы в Российской Федерации.

После распада СССР начался период бурных реформ российского уголовного процесса, которые развивались по трем направлениям.

Во-первых, еще до принятия Конституции РФ 1993 г. был принят ряд важнейших законов по внесению изменений в УПК 1960 г. Так, Закон от 23 мая 1992 г. <1> допустил защитника к подозреваемому с момента задержания и к обвиняемому с момента предъявления обвинения, а также предусмотрел право лица, заключенного под стражу в качестве меры пресечения (по-прежнему с санкции прокурора), обжаловать в суд законность и обоснованность данного решения, создав основы судебного контроля в стадии предварительного расследования. Закон от 29 мая 1992 г. <2> заметно упростил стадию предания суду, отказавшись от коллегиальных распорядительных заседаний и от самого термина "предание суду". Закон от 16 июля 1993 г. <3> возродил в России суд присяжных, пусть пока только в нескольких субъектах Российской Федерации (в качестве эксперимента). После принятия Конституции 1993 г. и обновления законодательства (Федеральный конституционный закон "О судебной системе Российской Федерации", новый УК РФ и др.) реформирование УПК 1960 г. продолжилось. Например, в связи с появлением в УК РФ новых оснований освобождения от уголовной ответственности в УПК появились новые основания прекращения уголовного дела: в связи с деятельным раскаянием и примирением обвиняемого с потерпевшим. В целом за 1990-е годы в УПК 1960 г. было внесено в общей сложности едва ли не больше изменений, чем за предшествующие 30 лет. В каком-то смысле можно говорить, что к концу десятилетия в России действовал не советский, а постсоветский вариант данного Кодекса.

--------------------------------

<1> Закон РФ от 23 мая 1992 г. N 2825-1 "О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР".

<2> Закон РФ от 29 мая 1992 г. N 2869-1 "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судоустройстве РСФСР", Уголовно-процессуальный и Гражданский процессуальный кодексы РСФСР".

<3> Закон РФ от 16 июля 1993 г. N 5451-1 "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судоустройстве РСФСР", Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях".

Во-вторых, многие изменения действующего уголовно-процессуального права происходили не путем законодательных преобразований, а на основании решений Конституционного Суда РФ, на протяжении 1990-х годов подвергшего УПК 1960 г. детальной ревизии на предмет соответствия Конституции РФ, принятой в 1993 г. Только за пять лет, с 1995 по 2000 г., Конституционный Суд РФ вынес в отношении УПК около 20 постановлений и примерно столько же определений, в большинстве случаев признавая его нормы неконституционными. Так, например, в соответствии с Постановлениями КС РФ от 13 ноября 1995 г., от 29 апреля 1998 г. и от 23 марта 1999 г. заинтересованные участники процесса получили право обжаловать в суд не только решение о заключении под стражу, но и вынесенные в ходе досудебного производства постановления о прекращении и отказе в возбуждении уголовного дела, о приостановлении предварительного расследования, продлении срока предварительного расследования, наложении ареста на имущество и обыске. Постановлением от 20 апреля 1999 г. Конституционный Суд РФ запретил судам возвращать по собственной инициативе уголовные дела на дополнительное расследование на основании неполноты дознания и предварительного следствия или в связи с необходимостью предъявления более тяжкого обвинения (либо существенно отличающегося от первоначального). Перечень важнейших решений Конституционного Суда РФ, принятых в этот период, можно продолжить. С учетом того что они обязательны не только для правоприменителя, но и для законодателя, именно орган конституционной юстиции сыграл ключевую роль в изменении многих традиционных для российского уголовного процесса подходов, в значительной мере подготовив своими постановлениями новый УПК РФ 2001 г. В научной литературе произведенные решениями Конституционного Суда РФ преобразования отечественного уголовного процесса были даже названы "тихой революцией" <1>.

--------------------------------

<1> Божьев В.П. "Тихая революция" Конституционного Суда в уголовном процессе Российской Федерации // Российская юстиция. 2000. N 10. С. 10.

В-третьих, начались активные работы по подготовке новой российской уголовно-процессуальной кодификации. Велись они на фоне ожесточенной полемики между сторонниками двух вариантов развития отечественного уголовного процесса: 1) почти полного слома традиционной российской модели, исторически основанной на континентальных подходах и со времен Устава уголовного судопроизводства развивавшейся в русле смешанного уголовного процесса <1>, с заменой ее на полностью состязательное уголовное судопроизводство в духе англо-американских образцов; 2) модернизации советского уголовного процесса путем приведения его в соответствие с современными требованиями, но с сохранением всей континентальной "смешанной" инфраструктуры, унаследованной от дореволюционного периода развития <2>.

--------------------------------

<1> О смешанном уголовном процессе см. § 4 гл. 3 настоящего курса.

<2> Сторонники второго направления, в свою очередь, разделялись на тех, кто считал, что для модернизации требуется новый УПК, и тех, кто полагал достаточным совершенствование УПК 1960 г., в целом вполне технически адекватного и при внесении в него определенных изменений соответствующего новым постсоветским реалиям. В качестве примера, в частности, приводился УПК Германии 1877 г., действующий до сих пор, невзирая на все произошедшие в этой стране смены политических режимов.

С учетом отмеченного расхождения в подходах неудивительно, что в начале 1992 г. были созданы не одна, а две "параллельные" рабочие группы по разработке нового УПК: первая действовала при Государственно-правовом управлении Администрации Президента РФ, вторая - при Министерстве юстиции РФ. Результатом их деятельности стали два альтернативных проекта УПК, опубликованные осенью 1994 г. Проект УПК (только общей части) ГПУ Президента РФ выражал более радикальные идеи перехода к почти "чистой" состязательности <1>, проект УПК Минюста России (полный) являлся много более умеренным и в значительной степени отражал воззрения сторонников сохранения континентального статус-кво <2>. В целом на данном этапе в борьбе проектов верх одержал проект УПК Минюста, который и был в 1995 г. принят к рассмотрению Государственной Думой, после чего работу над ним продолжила уже единая рабочая группа при Комитете по законодательству Государственной Думы РФ. Рабочая группа при ГПУ Администрации Президента РФ к тому моменту прекратила существование.

--------------------------------

<1> См. этот проект: Российская юстиция. 1994. N 9.

<2> См. этот проект: Российская юстиция. 1994. N 11.

Подготовленный проект УПК, выдержанный в духе преемственности и умеренной модернизации УПК 1960 г., был принят Государственной Думой в первом чтении 6 июня 1997 г. К 1 июля 1999 г. "его подготовка к рассмотрению во втором чтении была завершена, и только принципиальные разногласия между ведомствами по вопросу подследственности уголовных дел помешали его принятию" <1>. Достаточно спокойно проходил в этот период и диалог с Советом Европы, не высказавшим к проекту серьезных претензий при вступлении России в 1996 г. в эту международную организацию и ратификации нашей страной в 1998 г. Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

--------------------------------

<1> Мизулина Е.Б. Как создавался УПК // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. М., 2002. С. 5.

Но все пошло по иному пути после выборов в конце 1999 г. в третью Государственную Думу и изменения политической расстановки сил. Сразу после выборов Комитет по законодательству Государственной Думы поручил подготовку УПК ко второму чтению депутату Е.Б. Мизулиной, которая стала главой прежней рабочей группы, чьи полномочия поначалу были подтверждены. Однако в связи с тем, что в рабочей группе имелись принципиальные идеологические расхождения <1> по вопросу развития российского уголовного процесса, 20 ноября 2000 г. по инициативе Е.Б. Мизулиной была создана "малая рабочая группа", куда вошли только сторонники перехода к полностью состязательному уголовному процессу. При этом деятельность большой рабочей группы фактически прекратилась. Одновременно Указом Президента РФ от 28 ноября 2000 г. в рамках президентской администрации была создана рабочая группа по вопросам совершенствования законодательства о судебной системе во главе с Д.Н. Козаком. Обе рабочие группы (парламентская и президентская) работали в тесной координации, пользуясь поддержкой на высшем политическом уровне и не имея между собой никаких принципиальных разногласий.

--------------------------------

<1> Там же. С. 6.

Нельзя также не обратить внимание, что резкое изменение вектора подготовки УПК совпало с не менее резким ростом интереса к проекту со стороны американских дипломатических и экспертных кругов, работавших в непосредственном контакте с малой группой Е.Б. Мизулиной и оказывавших ей поддержку по двум направлениям: 1) логистическая помощь в сопровождении прохождения законопроекта по линии отдела по укреплению права посольства США (US Embassy Law Enforcement Section); 2) экспертная помощь в подготовке законопроекта по линии финансировавшегося Правительством США проекта "Центрально- и Восточноевропейская правовая инициатива Американской ассоциации юристов" (American Bar Association's Central Eastern European Legal Initiative - ABA/CEELI) <1>. Что касается логистического сопровождения, то, к примеру, именно по итогам проведенного при поддержке Американской ассоциации юристов круглого стола в сентябре 2000 г. был "выработан ряд рекомендаций, адресованных Комитету по законодательству, значительно облегчивших впоследствии организацию работы над новым УПК" <2>, в частности рекомендация по созданию малой рабочей группы единомышленников, что привело к фактическому прекращению деятельности большой рабочей группы, отражавшей разные точки зрения. Если говорить об экспертной помощи, то два финансируемых бюджетом США американских специалиста по сравнительному уголовному процессу "стали ex officio членами рабочей группы" <3> Е.Б. Мизулиной, непосредственно приняв участие в написании нескольких новых разделов проекта УПК. Например, как отмечается в литературе, гл. 40 УПК РФ не вошла бы в Кодекс без их активной деятельности <4>. При этом, конечно, были учтены далеко не все из выдвигавшихся американскими экспертами предложений, в силу чего "советники из США не увидели в окончательной версии закона (УПК РФ. - Л.Г.) все те реформы, которые они хотели бы видеть" <5>.

--------------------------------

<1> Spence M.J. The Complexity of Success: the U.S. Role in Russian Rule of Law Reform // Carnegie Papers. July 2005. N 60. P. 11.

<2> Мизулина Е.Б. Указ. соч. С. 6.

<3> Spence M.J. Op. cit. P. 11.

<4> Ibid. P. 13.

<5> Spence M.J. Op. cit. P. 12.

Таким образом, новый и, как выяснилось, окончательный вариант проекта УПК являлся проводником уже совершенно иной уголовно-процессуальной идеологии, ориентированной не столько на континентальные, сколько на англосаксонские ценности. Он отражал очевидные попытки впервые в истории создать в России полностью состязательный уголовный процесс, что, в частности, выразилось в отказе от принципа материальной истины, провозглашении состязательным не только судебного разбирательства, но и предварительного расследования, причислении дознавателя, следователя, прокурора к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения и многих других положениях.

С учетом всех отмеченных факторов после создания рабочих групп Е.Б. Мизулиной и Д.Н. Козака дальнейшее продвижение кардинально измененного проекта УПК проходило в кратчайшие сроки. Уже 22 ноября 2001 г. он был принят Государственной Думой в третьем чтении, 5 декабря 2001 г. одобрен Советом Федерации, а 18 декабря 2001 г. подписан Президентом РФ. 1 июля 2002 г. УПК РФ вступил в силу.

2. Трудности с определением модели современного российского уголовного процесса. Разновекторность влияний, отсутствие общей концепции новой уголовно-процессуальной кодификации, смена рабочих групп, множественность проектов УПК, попытки буквально в последний момент кардинально изменить идеологию нового кодекса путем нескольких "точечных" изменений в проекте, активное участие иностранных экспертов и прочие тому подобные обстоятельства привели к тому, что УПК РФ в чистом виде не вписывается ни в одну из выделяемых в уголовно-процессуальной науке моделей уголовного процесса.

Во-первых, в его основу по-прежнему положена континентальная уголовно-процессуальная инфраструктура, определяющая систему стадий уголовного процесса и его институциональные основы. Эта инфраструктура, как уже отмечалось, была заложена еще в дореволюционный период и в значительной мере оказалось сохранена в советское время. Многие институты и нормы УПК РФ могут быть поняты только через призму многовекового развития континентального уголовного процесса. В качестве примера приведем институты следственных и процессуальных действий, привлечения в качестве обвиняемого, прекращения предварительного расследования, прокурорского надзора за следователем и дознавателем, рассмотрения уголовных дел по первой инстанции профессиональным судом (судьей), судебного следствия как этапа судебного разбирательства, свободы обжалования приговора и второй инстанции рассмотрения уголовных дел, а также многие другие. Строго говоря, сама полноценная стадия предварительного расследования как таковая и присущее ей разграничение дознания и предварительного следствия мыслимы только в континентальном уголовном процессе. Их сохранение в действующем УПК РФ говорит о том, что полный переход от континентального к англосаксонскому уголовному процессу в России не состоялся и объективно не мог состояться, каковы бы ни были замыслы реформаторов и их советников. О том же говорит рассмотрение большинства уголовных дел по первой инстанции профессиональным судом, которое в англо-американском уголовном процессе просто-напросто невозможно, поскольку там уголовные дела либо решаются судом присяжных (малая часть), либо вовсе не решаются по существу, завершаясь заключением разнообразных "сделок" (большая часть) <1>.

--------------------------------

<1> Подробнее об этом см. § 2 гл. 26 настоящего курса.

Во-вторых, УПК РФ сохранил в неприкосновенности многие советские институты, мало совместимые не только с англосаксонским, но и с западным континентальным уголовным процессом. В этом смысле степень его новаторства является достаточно относительной и вместо искомого, по крайней мере на завершающем этапе разработки, разрыва с советским наследием для Кодекса в большей степени характерна преемственность с УПК 1960 г. Скажем, главы о доказательствах УПК РФ почти полностью основаны на советской теории доказательств со всеми ее достижениями и просчетами. То же самое можно сказать о стадии возбуждения уголовного дела, организации предварительного следствия (принадлежность следователей несудебным ведомствам), соотношении дознания и предварительного следствия, мало чем отличающихся друг от друга, отсутствии в первое десятилетие действия УПК РФ института апелляции и сохранении советских кассации и надзора, а также многих других положениях.

В-третьих, УПК РФ несет на себе очевидный отпечаток англосаксонского влияния, легко объяснимый с учетом событий, связанных с разработкой Кодекса, особенно на завершающем этапе. Так, законодатель, как говорилось выше, отказался закреплять обязанность дознавателя, следователя, прокурора и суда вести производство по делу всесторонне, полно и объективно (принцип материальной истины), постарался сконструировать полностью состязательное предварительное расследование, объявив следователя, дознавателя и прокурора участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения, заметно снизил активность суда, который ныне не обязан собирать доказательства в полном объеме в ходе судебного следствия, допустил рассмотрение уголовных дел в особом порядке без проведения судебного следствия в случае согласия обвиняемого с обвинением. Этот перечень обнаруживаемых в УПК РФ англосаксонских конструкций можно без труда продолжить.

Как видно, новый УПК РФ оказался очень эклектичен, будучи результатом трехстороннего влияния: советского, континентального и даже англосаксонского. Само по себе недостатком это не является. Вопрос в другом: если УПК РФ формально нельзя однозначно причислить ни к одной из существующих моделей уголовного процесса, то можно ли сказать, что в России появилась новая автономная уголовно-процессуальная модель, которую теперь можно именовать российской или постсоветской и которая призвана обеспечить развитие отечественного уголовного процесса в ближайшие десятилетия? Если это так, то критика УПК РФ за "эклектизм" оправданной не выглядит. Однако на поставленный вопрос следует дать скорее отрицательный ответ. Автономная российская уголовно-процессуальная модель могла бы состояться только в том случае, если бы по-новому собранные из разных моделей элементы не выглядели взаимоисключающими и несовместимыми между собой. Но, к сожалению, несовместимость здесь очевидна. Скажем, положения об обязанности суда собирать доказательства в целях установления всех обстоятельств, подлежащих доказыванию (ст. ст. 73, 85 и 86 УПК РФ), предусмотренные доказательственными нормами и основанные на принципе материальной истины, противоречат изложенному в ст. 15 УПК РФ принципу чистой состязательности и структуре судебного следствия, закрепленной в гл. 37 Кодекса. Отнесение следователя к участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения (п. 47 ст. 5 УПК РФ) противоречит обязанности того же следователя устанавливать как обвиняющие, так и оправдывающие обвиняемого обстоятельства (ст. 73 УПК РФ) или, допустим, юридической природе выносимого следователем решения о прекращении уголовного дела, имеющего квазисудебный реабилитирующий характер (гл. 29 УПК РФ). Список такого рода примеров институционально взаимоисключающих процессуальных подходов можно продолжить, и со многими подобными противоречиями нам еще предстоит столкнуться далее.

Таким образом, действующий УПК РФ не создал нового стройного образца уголовного процесса, который мог бы занять автономное достойное место на сравнительно-правовой карте мира. Поэтому он в большей мере является символом переходного характера современного российского уголовного процесса, находящегося в поиске оптимальной для себя модели. По-видимому, данный поиск будет продолжаться еще в течение определенного времени. Свидетельством тому являются заметная нестабильность нового УПК РФ и многочисленные реформы, подчас системные, которым он подвергся почти сразу после принятия. Наиболее крупными из них стали реформа следствия (Закон от 5 июня 2007 г. <1>), сопряженная с созданием Следственного комитета при прокуратуре РФ (СКП), ныне преобразованного в автономный Следственный комитет (СК) РФ, а также реформа судебных инстанций, направленная на появление апелляционной формы пересмотра приговоров по всем уголовным делам и трансформацию традиционных с советских времен кассации и надзора (Федеральный закон от 29 декабря 2010 г. N 433-ФЗ, вступивший в силу с 1 января 2013 г.). Не удовлетворила полностью новая уголовно-процессуальная кодификация и Конституционный Суд РФ, вынесший после вступления УПК РФ в силу немало решений о признании неконституционными тех или иных положений Кодекса.

--------------------------------

<1> Федеральный закон от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации".

В завершение нельзя не отметить, что в мире нет удачных примеров искусственной смены модели уголовного процесса, допустим, с континентальной (смешанной) на англосаксонскую (обвинительно-состязательную) или наоборот, что показал опыт Италии, Грузии, Украины, других стран <1> и, видимо, России. Как правило, исторически присущая форма уголовного судопроизводства оказывается институционально сильнее и долговечнее, чем кажется многим реформаторам. При любых попытках навязать той или иной стране противоположную модель происходит скорее неудачная деформация старой модели, нежели ее замена на новую. Поэтому российский уголовный процесс, особенно если не ограничивать его только текстом УПК РФ, а принимать во внимание все составляющие уголовно-процессуальной системы (судебную и правоприменительную практику, доктрину, позиции КС РФ и т.д.), в целом продолжает развиваться в русле смешанной формы уголовного судопроизводства континентального типа, хотя деформации данной формы (модели), накопившиеся в силу разных причин в советский и постсоветский периоды отечественной уголовно-процессуальной истории, становятся все более ощутимыми.

--------------------------------

<1> Об этом см. также гл. 5 настоящего курса.

3. Основные дискуссии в современной российской науке уголовного процесса. В отличие от советского периода современная российская уголовно-процессуальная наука последние 20 лет развивается в условиях законодательной нестабильности и постоянных реформ. Это определяет ее специфику. Если в советское время многолетние теоретические дискуссии, как правило, предшествовали крупным реформам уголовного процесса, обеспечивая их научной базой (скажем, введению в 1985 г. протокольной формы досудебной подготовки материалов предшествовала длительная дискуссия о возможности и необходимости дифференциации уголовно-процессуальной формы), то сегодня, напротив, научное обсуждение реформ чаще всего проводится либо уже в ходе законопроектных работ, либо даже после их проведения. К тому же не всегда понятны перспективы реформ, т.е. идет ли речь о промежуточном шаге, определяющем лишь переходное состояние, или об окончательной реформе на долгий период. Это затрудняет проведение фундаментальных научных исследований, в силу чего многие институты нового российского уголовного процесса оказываются не обеспечены серьезными монографическими исследованиями, требующими определенной стабилизации законодательства и практики его применения. Скажем, до сих пор нет крупных монографий, посвященных современному состоянию предварительного следствия, прокурорского надзора в ходе досудебного производства, системы пересмотра приговоров и т.д. В таких условиях отчасти меняются и формы научного творчества: цейтнот времени и динамизм реформ приводят к большей востребованности иногда не столько даже монографических исследований или объемных курсов, сколько материалов круглых столов и конференций, научных статей, аналитических записок, разнообразных сборников и др., не говоря уже о специализированных научных сайтах, блогах и т.п. Возможно, налицо объективная тенденция, обусловленная необходимостью адаптации уголовно-процессуальной науки к информационному обществу, однако даже если это так, реальная потребность в фундаментальных исследованиях в любом случае меньше не становится и требует поиска баланса между классическими и новейшими формами научной работы.

Обращает на себя внимание также определенная инфляция научного творчества. Дефицит качественных исследований сопровождается количественным ростом диссертаций, монографий, учебников, научных журналов и др. Возникает парадоксальная ситуация, когда по той или иной проблеме невозможно, как говорилось выше, обнаружить крупное монографическое исследование надлежащего уровня, однако общее количество изданных монографий и защищенных диссертаций исчисляется сотнями или даже тысячами, что делает невозможным не только их содержательный обзор, но и элементарный перечень. Это вынуждает с определенной осторожностью относиться ко многим опубликованным трудам, формально именуемым научными, и требует от уголовно-процессуальной науки своего рода "естественного отбора" и неформальной саморегуляции для отделения подлинных исследований от научного "спама", которого предостаточно <1>.

--------------------------------

<1> Сложно считать случайностью тот факт, что последнее крупное исследование, посвященное истории самой науки уголовного процесса, датируется 1980 г. (Алексеев Н.С., Даев В.Г., Кокорев Л.Д. Указ. соч.). Сегодня проведение аналогичного исследования, подводящего итоги научного развития за последние 20 - 30 лет, выглядит много более проблематичным и труднореализуемым именно по причине отмеченной "инфляции".

С содержательной стороны основная линия ведущихся сегодня в уголовно-процессуальной науке дискуссий является продолжением споров вокруг оптимальной модели российского уголовного процесса и магистрального пути его дальнейшего развития, характеризовавших период разработки действующего УПК РФ, о чем уже говорилось, и не утихающих по сей день. В самом общем виде можно сказать, что в современной отечественной науке уголовного процесса сложилось два направления.

Представители первого из них являются сторонниками развития российского уголовного процесса в русле континентальных традиций, сложившихся в России еще в дореволюционный период и характерных для классического уголовного судопроизводства романогерманской семьи (Франция, Германия, Швейцария и т.п.). Данное направление отличается более умеренным отношением к советскому уголовно-процессуальному наследию, в частности УПК 1960 г., не столько из-за политических пристрастий, сколько в силу того, что советский уголовный процесс, невзирая на существенные деформации, сохранил континентальную инфраструктуру судопроизводства и основные присущие ей институты. Сторонники континентальных ценностей выступают за построение уголовного процесса на основе принципа материальной истины, в соответствии с которым дознаватель, следователь и прокурор в досудебных стадиях не являются сторонами, будучи обязаны вести производство по уголовному делу всесторонне полно и объективно, а суд в ходе судебного разбирательства остается активен, имея право самостоятельно собирать доказательства. Именно принцип материальной истины является своего рода символическим кодом данного научного направления или его квинтэссенцией, определяющей подходы к решению многих более локальных процессуальных проблем.

Представители второго направления вольно или невольно являются сторонниками смены парадигмы развития российского уголовного процесса с отказом от континентальных ценностей и заимствованием чисто состязательной уголовно-процессуальной идеологии, характерной для англосаксонской процессуальной семьи (Англии, США и др.). В таком контексте наиболее жесткой критике подвергается советский уголовный процесс (УПК 1960 г.), причем опять-таки не столько из политических соображений, сколько в силу его приверженности процессуальным конструкциям смешанной формы судопроизводства. Не меньшей критике подвергается и принцип материальной истины, характерный для дореволюционного, советского и западного континентального уголовного процесса. На его место ставится принцип состязательности, который должен пронизывать не только судебные, но и досудебные стадии уголовного процесса, превращая следователя (дознавателя) и прокурора в сторону обвинения, с которой состязается сторона защиты (обвиняемый и его адвокаты). Для сторонников данного направления суд должен быть пассивен, бесстрастно наблюдая за противоборством сторон и не имея права самостоятельно собирать доказательства. Здесь уже символическим кодом или квинтэссенцией становится принцип состязательности в его абсолютном понимании, в свою очередь, определяющий подходы к решению конкретных процессуальных проблем.

В еще более общем плане можно сказать, что подчас речь идет даже не столько о техническом противостоянии сторонников "истины" и сторонников "состязательности", сколько об отражении в уголовно-процессуальной науке глобальной политико-экономической дискуссии между представителями социально ориентированного (консервативного) крыла, настаивающего на определяющей роли государства в регулировании общественных отношений, и представителями индивидуалистического (либерального) крыла, убежденного в необходимости минимизации роли государства как социально-экономического регулятора.

С учетом сложившейся в советское время и сохранившейся в постсоветский период организации науки вокруг крупнейших учебных и научных учреждений нельзя не заметить, что основными центрами "состязательного направления" стали в 1990-е годы Институт государства и права (ИГиП) РАН и МГЮУ им. О.Е. Кутафина. Не случайно, что в состав "малой рабочей группы", завершавшей разработку проекта УПК РФ, включая привлекавшихся к ее работе экспертов, входили главным образом представители этих научных школ (И.Л. Петрухин, П.А. Лупинская, Л.Н. Масленникова) <1>. В свою очередь, "континентальное направление" оказалось в основном представлено несколькими кафедрами уголовного процесса классических университетов, включая МГУ им. М.В. Ломоносова и СПбГУ (Э.Ф. Куцова, К.Ф. Гуценко, В.З. Лукашевич), а также научными школами Института проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ (А.Д. Бойков, А.Г. Халиуллин, А.Б. Соловьев), Академии ФСБ России (В.И. Зажицкий), Академии МВД России (В.П. Божьев, В.А. Михайлов) и др. В то же время подобное разделение научных школ можно проводить только с изрядной долей условности, учитывая индивидуальную творческую независимость любого конкретного ученого, в каком бы учебном или научном учреждении он ни работал или преподавал.

--------------------------------

<1> Мизулина Е.Б. Указ. соч. С. 6 - 7.

В последнее время к дискуссии об "истине" или "состязательности" подключилась группа исследователей (А.В. Смирнов, А.С. Александров), которые пытаются обновить ее через призму теории коммуникации, дискурсивного подхода и прочих атрибутов философского постмодернизма, опираясь прежде всего на переводы работ М. Фуко, Р. Барта, Ш. Перельмана и др. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что в уголовно-процессуальном смысле постмодернистское направление лишено автономного содержания или, говоря современным языком, контента. Если отвлечься от философской постмодернистской фразеологии, то выясняется, что в уголовно-процессуальной плоскости данные авторы приходят к все тем же выводам о необходимости замены континентального процесса на англосаксонский и дальнейшей имплементации чисто состязательных ценностей в духе современной неолиберальной идеологии. Ничего нового с точки зрения сложившейся в науке еще в 1990-е годы дискуссии данное направление не дает.

На новом этапе развития начались также вызванные потребностями времени дискуссии о структуре российского уголовного процесса, системе и содержании его стадий, что не в последнюю очередь связано с новейшими реформами предварительного следствия, наполнением новым содержанием стадии возбуждения уголовного дела и появлением сокращенного дознания (Закон от 4 марта 2013 г. <1>), распространением апелляции на все уголовные дела, изменением подходов к кассации и надзору. Ставятся и обсуждаются, в частности, вопросы о необходимости сохранения стадии возбуждения уголовного дела, унификации форм предварительного расследования, деформализации досудебного производства, имплементации в уголовный процесс оперативно-розыскной деятельности и др.

--------------------------------

<1> Федеральный закон от 4 марта 2013 г. N 23-ФЗ "О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации".

Автономное направление научных исследований, возникшее в постсоветский период, связано с появлением разнообразных альтернатив уголовному преследованию в духе "третьего пути", когда государство реагирует на не слишком опасные для общества нарушения уголовного закона не в форме традиционного уголовного преследования, а путем применения иных (альтернативных) механизмов. Особое внимание в этом плане уделяется возможности имплементации в уголовный процесс института медиации, а также в более общем плане проблемам так называемой восстановительной юстиции.

В завершение следует также отметить, что сегодня российская уголовно-процессуальная наука имеет значительно менее замкнутый характер, чем в советское время. Помимо общего изменения политического контекста, это, в частности, вызвано вступлением России в Совет Европы, необходимостью изучения разнообразных европейских и международных рекомендаций, а также судебной практики Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) в сфере уголовного судопроизводства. В таких условиях значительно увеличилась роль сравнительно-правовых исследований. Впрочем, иного и не может быть с учетом отмеченных дискуссий об оптимальной модели развития российского уголовного процесса, предполагающих прежде всего адекватный не только исторический, но и сравнительно-правовой выбор.