logo
Kurs_ugolovnogo_protsessa__pod_red_L_V_Golovko__Statut

§ 2. Основные доказательственные теории

Концептуализация положений о доказательствах и доказывании происходила не сама по себе, а в неразрывной связи с формированием исторических форм (моделей) уголовного процесса <1>. В рамках каждой из них возникла и развилась определенная доказательственная система, подвергшаяся затем доктринальному осмыслению и в обобщенном виде получившая наименование "теория доказательств". Таковых сегодня можно выделить три: 1) теорию формальных доказательств; 2) теорию доказывания по внутреннему убеждению (свободного доказывания); 3) англосаксонскую теорию доказательств. Отдельно следует рассмотреть вопрос о том, какой из этих теорий придерживается современное российское право.

--------------------------------

<1> См. об этом гл. 3 настоящего курса.

1. Теория формальных доказательств. Становление данной теории произошло в рамках инквизиционного (розыскного) процесса, с которым она неразрывно связана не только исторически, но и концептуально. Поэтому теория формальных доказательств до сих пор нередко ассоциируется исключительно с присущими инквизиционному процессу очевидными недостатками <1>. В то же время речь по сути идет о первой в истории человечества собственно научной теории доказывания, которая, с одной стороны, в историческом плане отражала нравы своего времени, но с другой - в плане интеллектуальном сыграла большую роль в позитивном развитии уголовно-процессуального права и уголовно-процессуальной мысли. По этой причине современный анализ теории формальных доказательств требует не только исторической критики, но и юридико-технического осмысления, когда мы пытаемся понять ее логику и стремимся отделить архаичные положения от тех положений, которые сохранили свое значение и mutatis mutandis являются вполне современными даже с точки зрения сегодняшнего дня.

--------------------------------

<1> См. о них § 3 гл. 3 настоящего курса.

Напомним, что инквизиционный процесс отрицал разграничение функций обвинения, защиты и разрешения уголовного дела, а также наличие в процессе сторон. Данные функции были сосредоточены в руках лица, ведущего производство по делу (следователя-судьи), обладавшего в силу этого колоссальной процессуальной властью. Неизбежно возникла институциональная проблема создания противовеса, который мог бы ограничить столь обширные властные полномочия. Такой противовес был найден в сфере доказательственного права, когда законодатель максимально формализовал процесс доказывания и свел по сути на нет судейское усмотрение. Минимизация судейского усмотрения в процессе собирания и оценки доказательств за счет возникновения обязанности строго следовать установленным в законе правилам и стала основным признаком того, что впоследствии назвали теорией формальных доказательств или, что одно и то же, "теорией легальных доказательств" (фр. des preuves ). Понятно, что при таком подходе именно доказательственное право ограничивало процессуальное всемогущество следователя-судьи, поскольку он оказывался связанным строгими законодательными правилами собирания и оценки доказательств.

В более конкретной плоскости формализация процесса доказывания затрагивала три аспекта:

1) круг возможных видов (источников) доказательств, исчерпывающим образом определенный в законе и исключающий возможность выхода за его пределы (иначе доказательство признается недопустимым);

2) круг возможных способов доказывания (следственных действий), также исчерпывающим образом определявшийся законом;

3) оценку доказательств, которая превращалась в "логическую операцию", поскольку сила каждого доказательства была заранее определена в законе и все они делились на "совершенные" и "несовершенные", "полные" и "неполные" (судья должен был их бесстрастно сосчитать, оценить силу каждого из них, после чего принять решение словно "механическая машина").

Именно последний аспект сегодня наиболее известен, став своего рода символом теории формальных доказательств. Более того, нередко данную теорию только к нему и сводят, что не совсем правильно, поскольку теория формальных доказательств касалась не только оценки, но и собирания доказательств. В то же время именно применительно к оценке теория формальных доказательств проявилась наиболее ярко, свидетельством чему служат типичные для нее легендарные латинские формулы, оставшиеся где-то в глубине институциональной памяти: testis unus testis nullus (один свидетель - не свидетель) или confessio est regina probatiorum (признание - царица доказательств).

При этом, с точки зрения методологии формализации доказательств (особенно применительно к оценке), следует различать положительную и отрицательную формализацию. При положительной формализации какому-то доказательству (доказательствам) придается повышенное юридическое значение по сравнению с остальными, т.е. оно считается лучшим из доказательств. Хрестоматийным примером положительной формализации являлось правило о том, что "признание вины является царицей доказательств". При отрицательной формализации, напротив, некоторые доказательства объявляются более ущербными, т.е. признаются худшими из доказательств. Понятно, что в рамках инквизиционного процесса оба метода применялись одновременно, что и позволяло законодателю рассчитать "шкалу доказательств". Однако тот или иной метод может применяться и изолированно. Скажем, в современном уголовном процессе иногда вполне осознанно используется отрицательная формализация доказательств. Характерным примером служит ч. 2 ст. 77 УПК РФ, в соответствии с которой признание обвиняемым своей вины в отличие от любого другого доказательства всегда требует своего подтверждения другими доказательствами, т.е. является в определенной мере "ущербным" доказательством. Причины такого подхода понятны: законодатель не хочет стимулировать органы уголовной юстиции к непременному получению признания вины, зная в силу печального исторического опыта, к чему это может приводить.

2. Теория свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению. Данная теория доказательств характеризует уже смешанный процесс - ту модель уголовного процесса, которая пришла в континентальной Европе на смену процессу инквизиционному и является сегодня носителем континентальной уголовно-процессуальной идеологии. При этом если переход от инквизиционного к смешанному процессу сопровождался определенным компромиссом <1>, то с точки зрения доказательственного права речь шла о радикальной смене парадигмы.

--------------------------------

<1> См. § 4 гл. 3 настоящего курса.

Как и собственно смешанный процесс, теория свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению впервые появилась во Франции, где в ходе Великой французской революции впервые в истории континентального уголовного процесса был уничтожен не только инквизиционный процесс, но и его непременный атрибут - теория формальных доказательств. Сначала перед революционной властью, а затем и перед сменившими ее наполеоновскими кодификаторами встал очевидный вопрос: чем заменить теорию формальных доказательств? Концептуальный ответ не заставил себя ждать и сводился почти к полному отказу от формализации доказывания. Поскольку жизнь в любом случае богаче, чем все представления о ней самого разумного законодателя, то последний не должен пытаться регламентировать доказывание и пытаться навязать судье какие-то особые правила собирания и оценки доказательств. Он должен просто доверять судье с точки зрения как собирания, так и оценки доказательств. При этом поскольку функция уголовного преследования (прокурор) оказалась отделена от функции предварительного следствия (следственный судья), а в стадии судебного разбирательства появились стороны обвинения и защиты, отделенные от суда, то теория формальных доказательств потеряла также свое значение противовеса всемогуществу следователя-судьи. Теперь таким противовесом являлись разнообразные варианты разграничения процессуальных функций, на определенном уровне воспроизводившие политическую теорию разделения властей.

В результате судья оказался освобожден от связывавших его пут строгой формализации собирания и оценки доказательств. Так возникла теория свободной оценки доказательств (свободного доказывания), символом которой стало знаменитое словосочетание "внутреннее убеждение" (фр. intime conviction), содержавшееся в инструкции (Закон от 16 сентября 1791 г. и Кодекс 3 брюмера IV года Республики <1>), которая зачитывалась присяжным заседателям перед постановлением ими вердикта и где говорилось, что перед ними ставится один вопрос: "Имеете ли вы внутреннее убеждение?". Впоследствии эта инструкция перекочевала в ст. 342 наполеоновского Кодекса уголовного следствия 1808 г., придавшего ей общеевропейский резонанс <2>.

--------------------------------

<1> 3 брюмера IV года Республики (по революционному календарю) соответствует 26 октября 1795 г.

<2> К слову, она до сих пор сохранилась в действующем УПК Франции 1958 г.

В более конкретной плоскости суть свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению (свободного доказывания) сводится:

1) к отсутствию исчерпывающего перечня видов (источников) доказательств: доказывать можно с помощью сведений, почерпнутых из любого источника, если он только прямо не запрещен законом;

2) к отсутствию исчерпывающего перечня способов доказывания (следственных действий): можно доказывать любым способом, если он прямо не запрещен законом;

3) к отсутствию предустановленной силы доказательств, их деления на "совершенные" и "несовершенные": все доказательства по своей силе абсолютно равны и свободно оцениваются по внутреннему убеждению судьи.

Как видно, теория свободной оценки доказательств в каждом случае исходит из подходов, прямо противоположных тем, которые имели место в теории формальных доказательств.

Появившись впервые во Франции, теория свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению вскоре начала свое победоносное шествие по континентальной Европе, в течение XIX в. полностью здесь вытеснив теорию формальных доказательств. Сегодня континентальный уголовный процесс принципиально придерживается именно свободной теории доказательств, рассматривая теорию формальных доказательств лишь как методологическое исключение, допустимое иногда в каких-то очень локальных случаях при наличии к тому веских причин.

3. Англосаксонская теория доказательств. Это одна из наиболее развитых доказательственных теорий, концептуализации которой активно поспособствовали два фактора: 1) многовековое существование суда присяжных, т.е. непрофессионалов, которым постоянно надо было разъяснять доказательственные правила; 2) прецедентная система, когда правила о доказательствах регламентировались не компактными положениями закона, а тысячами разнообразных и нередко противоречащих друг другу судебных прецедентов.

При этом англосаксонскую теорию доказательств нельзя оценивать по "континентальным меркам": она своеобразна и автономна, что объясняется историческими причинами. Как отмечалось выше <1>, континентальная модернизация уголовного процесса не затронула Англию, в силу чего там так и не были имплементированы технические конструкции инквизиционного процесса, потребовавшие формализации процесса доказывания и закрепления теории формальных доказательств. Поэтому теория формальных доказательств (именно как теория) англосаксонскому процессу так и осталась неизвестна - он через нее не прошел. Соответственно, там не возникло и необходимости опровергать эту теорию вместе со сломом инквизиционного процесса, формулировать противоположную ей теорию свободной оценки доказательств и т.д. Англосаксонская доказательственная система развивалась плавно и эволюционно. Многие ее положения функционально напоминают теорию свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению (пусть и в других терминах), но некоторые являются примером типичной формализации оценки доказательств в духе "формальной теории", поскольку по названным выше причинам англосаксонский процесс не стремился выработать к ней иммунитет. В качестве хрестоматийной иллюстрации можно привести институт corroboration, т.е. "подкрепления доказательств", когда определенное доказательство может использоваться только при подкреплении его другими доказательствами, являясь чем-то вроде "несовершенного".

--------------------------------

<1> См. § 2 гл. 3 настоящего курса.

Если попытаться очень кратко резюмировать основные черты англосаксонской доказательственной системы, которая формировалась путем эволюции практики и которую только с очень большой долей условности можно именовать "теорией" (результатом научно-доктринального моделирования), то таковых следует выделить три.

Во-первых, в целом англосаксонская модель доказывания все-таки ближе к теории свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению, нежели к теории формальных доказательств или какой-то автономной теории sui generis. Отличия от "свободной теории" часто имеют сугубо терминологический характер. Например, критерием оценки доказательств в рамках англосаксонской теории является не континентальное внутреннее убеждение (intime conviction), а отсутствие разумного сомнения (beyondreasonable doubt), но принципиальной разницы между двумя этими понятиями нет.

Во-вторых, доказательства здесь собирает не лицо, ведущее производство по уголовному делу (чаще всего наделенное особым статусом судьи или прокурора), а стороны. Этим объясняются жесткие правила допуска собранных ими материалов в качестве судебных доказательств, особые институты относимости и допустимости доказательств, неизбежно связанная с последними формализация собирания доказательств и т.п. Иначе говоря, континентальная концепция свободы собирания доказательств лицом, ведущим производство по делу и, как правило, наделенным статусом судьи, к англосаксонским "сторонам" не приложима, так как подобным статусом они не наделены.

В-третьих, доказывание в рамках англосаксонского уголовного процесса подчинено несколько другим институциональным ограничителям, нежели в континентальной Европе. В Англии или в США таким ограничителем является принцип состязательности, тогда как в континентальной Европе - принцип материальной истины и статус лица, обязанного ее установить. Поэтому в англосаксонском уголовном процессе многие доказательственные положения обусловлены сугубо состязательными конструкциями, например, правом стороны подвергнуть допросу свидетелей противоположной стороны (перекрестный допрос) и т.п.

4. Российская теория доказательств и ее отношение к основным доказательственным теориям. Российская теория доказательств построена на принципе свободы оценки доказательств по внутреннему убеждению, о чем прямо гласит ст. 17 УПК РФ. Тем самым нет никаких сомнений, что российский уголовный процесс, как и остальные континентальные правопорядки, придерживается теории свободной оценки доказательств. Такой подход существует в России с 1864 г., когда в ходе Судебной реформы было официально провозглашено, что "теория доказательств, основанная единственно на их формальности, отменяется" <1>. Иначе говоря, на место господствовавшей до того вместе с инквизиционным (розыскным) уголовным процессом теории формальных доказательств была поставлена новая доказательственная модель, выражавшаяся ставшим для отечественного права классическим словосочетанием "внутреннее убеждение" французского происхождения. Таким образом, российская доказательственная парадигма, связанная с заменой теории формальных доказательств теорией свободной оценки доказательств, ничем не отличается от хрестоматийной континентальной парадигмы, наблюдавшейся во Франции, в Германии, в Швейцарии и др. Не отказался от теории свободной оценки доказательств и советский уголовный процесс, сохранивший ее вместе с понятием "внутреннее убеждение" и передавший современному российскому уголовно-процессуальному законодательству.

--------------------------------

<1> См.: Основные положения уголовного судопроизводства 1862 г., реализованные в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. и других Судебных уставах.

В то же время нельзя не отметить и одну очень важную особенность российского уголовного процесса, отличающую его от других континентальных правопорядков. Свободная теория была в 1864 г. имплементирована в России не полностью, т.е. не применительно к доказыванию в целом, а исключительно в части оценки доказательств. Собирание доказательств продолжало оставаться построенным на началах теории формальных доказательств, что проявилось в сохранении исчерпывающего перечня видов (источников) доказательств и исчерпывающего перечня допустимых следственных действий, т.е. в сохранении подходов дореформенного российского уголовного процесса по Своду законов 1832 г. Иначе говоря, если во Франции или в Германии стал господствовать принцип свободы доказывания, то у нас - принцип свободы оценки доказательств.

В результате современная российская теория доказательств, основанная на подходах, заложенных в 1864 г. и теоретически развитых в советский период, исходит из разделения процесса доказывания и регулирующих его принципов, отделяя собирание доказательств от их оценки. Собирание доказательств остается максимально формализованным, т.е. подчиненным теории формальных доказательств; оценка доказательств - максимально свободной, т.е. подчиненной теории свободной оценки доказательств по внутреннему убеждению. Такой подход позволяет раскрепостить оценку доказательств, не ослабляя строго формального характера процедур, связанных с их собиранием. Его институциональная логика с особой отчетливостью проявилась при утрате предварительным следствием в 1920-е годы судебного характера, когда следователи перестали входить в состав судебного ведомства. Свобода собирания доказательств слабо сочетается с несудебным (полицейским) расследованием, лишенным судебной составляющей, по крайней мере в рамках континентальной уголовно-процессуальной логики. Сохранение строго формализованного собирания доказательств позволило эту проблему преодолеть (хотя бы отчасти).

Наконец, нельзя не обратить внимание, что многие институты и понятия приближают нашу теорию доказательств к англосаксонской. В качестве примера можно привести фундаментальные для отечественного доказательственного права понятия относимости и допустимости доказательств, которые не известны в других континентальных правопорядках и имеют очевидно английское происхождение. Следы англосаксонского влияния объясняются прежде всего интересом дореволюционных отечественных правоведов к английской теории доказательств, когда они пытались адаптировать отдельные ее элементы к российской почве. Особенно характерна в этом плане основная в дореволюционной науке специальная монография по доказательственному праву профессора Л.Е. Владимирова. Он прямо писал в предисловии к ней о своем желании "воспользоваться богатыми материалами английской теории доказательств (law of evidence)" <1>. Надо признать, что именно благодаря этим интеллектуальным усилиям сохранившийся формальный характер собирания доказательств стал восприниматься через призму не теории формальных доказательств, а таких институтов, как допустимость доказательств, относимость доказательств и т.п. Это позволило, с одной стороны, утверждать о полном отказе от теории формальных доказательств, а с другой - сохранить строго формализованный характер доказывания в части собирания доказательств, подчинив его иной теоретической парадигме посредством восприятия ряда понятий, характерных для англосаксонской теории.

--------------------------------

<1> Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. Тула, 2000. С. 4 (по 3-му изд. 1910 г.).

Таким образом, при анализе современных российских уголовно-процессуальных положений о доказательствах и доказывании можно обнаружить следы влияния всех трех основных доказательственных теорий. Своеобразие российского уголовного процесса заключается в строгом следовании принципу свободы доказывания по внутреннему убеждению, но исключительно в части оценки доказательств. Собирание доказательств свободе доказывания не подчинено.