Проблемы гарантированности социальной защиты

Исследователи обращают внимание на то, что потребители средств социальной защиты должны быть абсолютно уверены в том, что в случае необходимости они всегда могут воспользоваться этими защитными мерами³⁹. Надежность применения этих средств и обращения к ним создают социально-психологическую среду, которая обозначается как общественный стандарт качества жизнедеятельности (В. Сонина), или как общественные ценности - "то в общественном устройстве, чем люди, социальные группы, общности, классы, общество в целом дорожат как основами своего существования и развития"⁴⁰.

Соответственно и структуры, призванные в гражданском обществе осуществлять социальные гарантии, видятся как трансвременные, т.е. они не только должны иметь социальную базу, но и нести в себе прошлый опыт, быть нацеленными на долговременную перспективу, ориентированными на определенные общественные идеалы⁴¹. В переходное время, как мы уже обращали внимание, актуализируется и максимально извлекаемый позитивный опыт прошлого, и "злоба дня", и возможность перспективы. В сознании рядового гражданина, чьи права в переходный период оказываются нередко ущемлены, устойчивые показатели социальной защищенности в предшествующую эпоху невольно идеализируются.

Однако, отмечают исследователи, они идеализировались и при "казарменном социализме". "Льгота и привилегия свойственны не только высшим кастам, - пишет Б. Ракитский. - Это универсальная форма. Ее универсальность порождает подчас уникальные явления. Компенсация или простая социальная помощь воспринимаются населением в ряду льгот и привилегий, а потому болезнь, инвалидность нередко выставляются людьми как заслуга. Козыряют друг перед другом больным ребенком, вредными условиями труда, считают подвигом долгие годы проживание на Севере и т.п."⁴²

Здесь мы подходим к весьма важному явлению: размер и ориентированность различных социальных пособий как бы увеличивается в глазах потребителя (гражданина) в зависимости от различных социально-психологических факторов. В обществе может быть создана атмосфера жертвенности, подвига во имя высших целей или хотя бы в обеспечении форсированного экономического прорыва, "большого скачка", который создаст новый уровень жизни уже для следующего поколения. Но общество может быть психологически ориентировано и на повседневную стабильность, "средний" достаток. Обратим внимание, что Б. Ракитский невольно обращается, описывая психологию гражданина в "тоталитарном государстве", к терминам "компенсация", "простая социальная помощь", которые свойственны обществу с парадигмой "социального компромисса" ("буржуазно-демократическому"). Означает ли это, что советский строй (поскольку речь идет прежде всего о нем) содержал в себе на определенных этапах и психологические стереотипы такого общественного устройства? В какой-то степени это, видимо, так. Вспомним характерные лозунги так называемой эпохи застоя: "Все для блага человека, все во имя человека!", "Пятилетку качества". Определение достаточно парадоксальное, но отражающее, учитывая действительное положение дел в стране, совершенно понятную тоску потребителя по качеству товаров и услуг.

И в то же время различие льгот по категориям граждан питало совершенно иные чувства. Ибо везде, где социальное страхование ориентировалось (пусть недостаточно, недостоверно) на производственные и социальные риски, оно не могло не восприниматься именно как льгота и привилегия. В обществе, относительно стабильном и традиционно ранжированном, "гордиться" можно было даже отсутствием льгот: человек, например, позволял себе сменить место работы, идя на риск потери пресловутого непрерывного стажа, или шел на более скромную должность, зная, что потеряет по части "приписки" в системе соцстраха к определенному уровню обеспеченности в структурах отдыха, детских учреждений. Это означало, что личностные амбиции для него важнее, степеней свободы у него больше, чем у "среднего" гражданина. При этом экономически он мог и не проиграть, и даже выиграть (не говоря уже о профессиональных критериях, а то и об определенном социальном комфорте). По сути это означало, что он брал свое социальное страхование в известной мере на свою ответственность. В то время как немалое число других граждан предпочитало накапливать или по крайней мере не терять уже присвоенную сумму тех социальных рисков, которые компенсировались государственной системой соцстраха. Поскольку в материальном плане компенсация эта не могла быть исчерпывающей, то она дополнялась моральными стереотипами: потеря здоровья "компенсировалась" сознанием принадлежности к "ударной" трудовой группе.

В самом общем виде интересующую нас альтернативу можно описать так: гражданин или должен был играть по правилам, определяемым и предлагаемым государством, оказываясь в системе известных и стабильных гарантий, или выстраивать в какой-то степени свою систему рисков и их компенсации. Но, подчеркнем, вся эта система социально-психологической ориентированности личности действовала в складывающейся десятилетиями системе идеологических установок и жизненных уроков. Формировалось то, что исследователи обозначают как "идеалы", или "общественные ценности". Примечательно, что В. Сонина, рассуждая об общественном стандарте качества жизнедеятельности при "казарменном социализме", говорит, что в такого рода государстве формируется не "средний" общественный стандарт, как в рыночных государствах, а "двойственный": высокий по Конституции и минимальный или чуть выше минимума на деле. Однако декларируемый и демонстрируемый на отдельных образцах рост социальных гарантий создавал благоприятный позитивный фон. Добавим, что в 60-е - 80-е годы имели место реальный рост соцстраховских и иных социальных фондов и их распространенность на разные группы населения. Именно это лучше всего и помнят нынешние граждане России, которым предстоит оценивать социальные реформы сегодняшнего и завтрашнего дня.

Нынешние исследователи процессов социального реформирования идут в русле описанной нами альтернативы: кому доверить решение вопросов социального страхования государству или личности, социальной группе, новорожденным социальным субъектам? Поэтому прежде чем продолжить рассмотрение предполагаемых моделей развития сферы социальных гарантий, коротко очертим существующие в нынешнем обществе социально-психологические стереотипы на групповом и индивидуальном уровне, представим, насколько они связаны с установками предшествующей эпохи, чтобы лучше понять, на какое "поле" могут лечь грядущие реформы.

Безусловно, "ударной группой" общественного развития и несомненно "группой риска" считают себя активно действующие предприниматели любого уровня. Поэтому естественно ожидать, что они будут требовать для себя льгот и привилегий. Это никак не противоречит тому, что они имеют больше других возможностей к самозащите. Их самооценка достаточно велика, чтобы требовать налоговых льгот и сопротивляться перераспределению своих доходов в пользу малообеспеченных.

Работники небольших предприятий негосударственного сектора переживают трудные времена и могли бы быть отнесены (учитывая характер производства, продукции) к социально приоритетным и поддерживаемым. Но они настолько невлиятельны и настолько самостоятельны, что их социальные претензии в существующей государственной системе попросту не берутся в расчет. Теоретическая возможность повышать цену продукции за счет включения социальных отчислений ограничена конкуренцией на рынке и попросту ведет к потере социального смысла существования таких структур.

"Бюджетники", несмотря на то, что находятся на особом положении в плане социального страхования (т.е. на бюджетном), все чаще находятся в зоне бедствия (учителя, врачи, строго говоря, никогда к "ударным группам" и не относились, но все-таки какие-то стабильные льготы имели; ныне даже бесплатные дрова для сельских учителей ушли в прошлое).

Безработные выделены в специальный фонд социальной поддержки. Проблемы это пока что не решило, ибо один из опаснейших социальных рисков попал в категорию минимального обеспечения.

Контрактники в Вооруженных Силах - ориентир в армейских реформах - оказались лишены многих гарантий, которые не вошли в составленные контракты. Ситуация парадоксальным образом повторяет то, что происходит между недальновидным (недостаточно "цивилизованным") или недостаточно богатым предпринимателем и наемным работником по контракту.

Криминальная сфера ("организованная"), по оценкам экспертов, имеет свою надежную систему собеса и соцстраха (временная нетрудоспособность, поддержка семей осужденных и их самих и т.п.).

В самом тяжелом положении, как известно, находятся прежние, "ударные группы" - рабочие добывающих отраслей, на протяжении десятилетий приоритетные в плане социального страхования.

Итак, вернемся к вопросу: какое направление развития приемлемо (будет понято и востребовано) и что реально воплотимо в нынешней и будущей России?

"Совершенно очевидно, что будущая стратегия экономического развития может быть принята лишь при условии притягательности ее социальной составляющей", - пишет В.П. Колесов⁴³.

Эта, казалось бы, самоочевидная посылка требует некоторого разъяснения. "Социальная составляющая" может быть притягательна только с точки зрения существующего общества. Что мы можем наблюдать в этом плане в России? Коротко констатируя, это, во-первых, - отсутствие единого общественного, национального в широком смысле слова идеала. Во-вторых, это, - напротив, традиционный российский идеализм, приоритет духовно-поисковой парадигмы, "вертикальность" мышления, а как минимум - желание не быть менее развитыми в нравственном и интеллектуальном плане, чем иные в мире. В-третьих, приобретенная с годами склонность к экономическому реализму и скептицизм к социальным прожектам. В-четвертых, желание обрести устойчивость.

Приняв такую может быть неполную, но имеющую место социальную реальность, можно будет понять, почему мысль данного автора в его разработках пойдет таким непредсказуемым зигзагом, который однако весьма симптоматичен для современной общественной мысли России.

В.П. Колесов справедливо предполагает два самых общих подхода к формированию экономики с "притягательным" социальным измерением. Первый - это когда социальное измерение является определяющим и в экономической политике, и в формировании социальных структур. Иначе говоря, это курс на "дорогого человека".

Сколько стоит такой человек можно представить, на примере современной Америки, где стоимость всей техники и оборудования, приходящихся "на душу" каждого занятого в производстве, составляет 15016 тыс. долл. Сумма же средств, потраченных на воспитание и подготовку работника, неизмеримо выше: от 400 до 800 тыс. долл.⁴⁴

Сколь бы ни была притягательная, а в результате, наверное, и эффективна, и в социальном, и в экономическом плане такая модель, она, по мнению В.П. Колесова, нереальна для нашей страны. Причина наиболее важная в интересующем нас ракурсе - необходимость оптимального соотношения государственного и рыночного регуляторов. Трудно не согласиться, что такого оптимума мы не имеем и не скоро к нему подойдем.

Второй подход в принципе знаком: создание эффективного производственного, экономического механизма, который способен дать средства для социальных затрат. Но в данном случае в систему приоритетно рыночного хозяйства вплетается государственная корректирующая перераспределительная система, способная поддержать тех, кто временно или по возрасту не занят в производстве, Т.е. система фондов соцстраха, занятости и пенсионного. "Учитывая наши традиции государственного вмешательства в экономику и социального иждивенчества, то есть наличие двух из трех элементов рыночного хозяйства, нашей стране можно было бы ориентироваться на нечто подобное", - предполагает В.П. Колесов. Характерно, что он апеллирует как к внутренне обоснованным тенденциям к тем чертам, которые чаще трактуются как вредные и уж во всяком случае неперспективные.

Однако тот же автор говорит о необходимости диверсификации социальной структуры общества, где фонды общественного потребления (ФОП) занимали слишком много места и считались "бесплатными". Такое было возможно, когда практически все граждане работали (готовились работать, воспитывали работников, уже отработали) на одного собственника - на государство. "Бесплатные" ФОП ныне и в указанной перспективе представляются сомнительными и по эффективности, и по качеству, и в плане утверждения социальной справедливости, и даже, подчеркивает автор, для духовно-нравственного здоровья народа.

Какую же он видит возможность совместить столь разные посылки? В.П. Колесов предлагает рассматривать Россию как "развивающуюся страну", ссылаясь при этом на соответствующую концепцию базовых нужд и основных потребностей, разработанную Международной организаций труда (МОТ)⁴⁵. Речь идет о политике, постепенно переходящей от перераспределения доходов к развитию традиционных форм хозяйствования, которые становятся главным способом удовлетворения потребностей. Развитие сферы социальных услуг идет через вовлечение в них граждан и социальных групп в денежном и действенном плане.

Такую концепцию развития можно было бы определить как прогресс через регресс, и для нее как будто бы характерен жесткий реализм. Но, заметим, обязательный минимум базовых нужд не так уж мал. И, скажем, пища, одежда, жилье, приемлемой чистоты вода и другие санитарно-экологические нормы в иных развивающихся странах находятся в таком минимуме, что достаточно продвижение их к "грани бедности", чтобы дать основания к какой-то социальной стабильности и толчок в развитии. Совершенно иная ситуация у нас. Что же касается систем общественного транспорта, образования и здравоохранения (тоже в списке базовых нужд), то здесь в России требуются огромные вложения.

Правда, статьям расхода по Фонду соцстраха ныне как раз и сведены к базовому минимуму, но трудно сказать, что они выполняют перераспределительную функцию, еще менее - стимулирующую. Именно на эту функцию обращают внимание исследователи, ратующие за переход от иждивенческой (и тоталитарной) системы социальных гарантий и услуг к рыночной, многосубъектной.

Ч. Дагвадорж дает следующее определение социальной защищенности населения в условиях формирования и развития рыночных отношений: "Это система по обеспечению экономической свободы потребителя в сочетании с экономической свободой предпринимателя как основы обеспечения нормальной жизнедеятельности всех слоев населения, достигаемой путем установления и поддержания социального партнерства между гражданином и государством, потребителем и производителем, работником и предпринимателем"⁴⁶.

Стимулирующие формы социального страхования носят социально провоцирующий характер. Так было в России 1912-1917 годов, когда предприниматели объединялись в страховые товарищества, а рабочие шли от бойкота больничных касс к соучастию в их управлении. Так было в годы индустриализации, когда соцстраховская поддержка "ударных групп" становилась очевидной на протяжении времени. Если же государство в существующей ситуации будет только поддерживать соцстрах на общем минимальном уровне, то никакую стимулирующую и социально организующую роль он играть не сможет. А что еще может делать государство в сложившихся условиях?

Н.Н. Гриценко обращает внимание на то, что, согласно действующей Конституции России (Статья 7), "Российская Федерация - социальное государство". Концепция "социального государства" родилась после Второй мировой войны как антипод теории "государства - ночного сторожа", которое не должно вмешиваться в общественную жизнь, а лишь гарантирует порядок, предупреждает катастрофические ситуации. Социальное государство выражает интересы всех слоев общества, реализует концепцию "всеобщего благоденствия".

В русле этой концепции "не только государство должно отвечать перед гражданином за его уровень жизни, но и гражданин на основе гарантированной свободы и отношений собственности обязан отвечать за свое материальное обеспечение"⁴⁷.

Разумеется, это требует определенного экономического потенциала. Однако в интересующем нас плане гибкость структур и разнообразие приводных ремней социального государства создают, как показывает европейский опыт, такие благоприятные возможности и их успешную реализацию как "признание права предпринимателей и лиц наемного труда и их профсоюзов на тарифную автономию на основе социального партнерства"⁴⁸.

Политика поддержки не может ограничиваться в социальном государстве только уязвимыми группами. Возникает система приоритетов, вырабатываются социальные индикаторы уровня и качества жизни для данного периода. Программы социального страхования сочетаются с целевыми потребительскими программами отечественных производителей.

Некоторые исследователи, правда, отмечают и такое явление в развитых странах 1990-х годов как ревизия концепции "государства всеобщего благоденствия". В связи с тем, что темпы экономического роста замедлились, а инфляция и безработица, напротив, дают о себе знать, и правые, и левые демократические силы заговорили о том, что государственный контроль является одним из механизмов, препятствующих экономическому и социальному развитию. Государство ошибается в приоритетах, в целях. Предлагаются такие решения: перенос акцента с наращивания государственных инвестиций в социальную сферу на их рационализацию; приватизация социальной сферы. И, наконец, указывается на особые обязанности в социальной сфере крупного капитала (если он не примет на себя ответственность, это может привести к его ущемлению в ходе общественных движений).

Как видим, опять же встает вопрос о роли государства и других субъектов в социальной сфере. Для современной России, конечно, весьма привлекательна установка на особую ответственность крупного капитала. Однако на деле ведущие деятели российского бизнеса вряд ли готовы к такому пониманию своей роли, а именно они общепризнанно являются главной лоббирующей силой в законодательной сфере.