10. Недействительность сделок: ничтожные и оспоримые сделки

1. Насколько верно, что юридическая сделка есть изъявление воли, направленное на то, чтобы произвести известные юридические последствия, настолько же верно, что эти юридические последствия обусловлены объективным правопорядком. Не все волеизъявления, имеющие в виду произвести юридические последствия, достигают этой цели. Прежде всего они должны удовлетворять известным условиям, которые предписываются объективным правом и вне которых это последнее не допускает юридических последствий, желаемых участниками сделки. Эти условия, составляющие законный состав юридической сделки, суть essentialia negotii, отличающиеся от тех essentialia negotii, о которых у нас уже велась речь, своим значением не только для того или другого рода сделок, а для всех сделок вообще. Такие общие для всех сделок условия касаются: а) участвующих в них лиц и б) содержания сделок.

а) Участники сделки должны обладать во-первых, общей дееспособностью, необходимой для всех юридических действий и уже объясненной нами в учении о субъекте права, и во-вторых, особой дееспособностью, требуемой для совершения данной конкретной сделки. Условия этой особой дееспособности различаются по различным сделкам в зависимости, главным образом, от того, направлена ли сделка на приобретение какого-либо права и распоряжение им или на какие-нибудь другие действия; и в первом случае участники сделки, кроме общей дееспособности, должны иметь еще способность к отчуждению или приобретению того именно права, которое служит предметом сделки. Невозможна, напр., сделка об отчуждении имущества со стороны лица, состоящего под опекой за расточительность, как невозможны и известные обязательства несовершеннолетних, женщин, инородцев и других категорий лиц, признанных неспособными к принятию на себя именно этих обязательств, и т. п. Недействительность подобных отчуждений и обязательств имеет своим основанием или общее запрещение известным лицам отчуждать все или известного рода имущества, или принадлежность отчуждаемого имущества не тому лицу, которое его отчуждает; в последнем случае отчуждение может быть, однако, и восстановлено в своей силе, как мы увидим это ниже, утверждением или одобрением управомоченного лица.

б) Содержание сделки должно быть достаточно определенно и возможно; оно не должно противоречить в то же время запретам закона и требованиям нравственности. Степень определенности может различаться по различию сделок, но обязательство продать или подарить "что-нибудь" без указания на положительные или отрицательные признаки предмета сделки будет, во всяком случае, недействительным. Под возможностью содержания сделки разумеется то, что физически и юридически достижимо, так что к физической невозможности сделки приравнивается здесь и ее юридическая невозможность, примерами которой могут служить сделки о вещах, изъятых из гражданского оборота, или сделки, воспрещенные принудительными нормами объективного права. Что касается соответствия сделки требованиям нравственности, то и это условие носит характер принудительной нормы, которую новые законодательства, по примеру римского права, выражают обыкновенно запрещением сделок, противоречащих "добрым нравам" (contra bonos mores). Но здесь под этими словами следует понимать, вопреки довольно распространенному среди немецких юристов мнению *(593), не то, что называют обыкновенно "нравами", регулируемыми "конвенциональными нормами", а требования нравственности, определяемые не правом, но общественными воззрениями данной эпохи, которые выражаются в каждом отдельном случае судьей. Несогласие с этим положением было бы равносильно отрицанию этической и социальной функции права, а согласие с ним ставит право в соответствие не с какой-либо окостенелой системой нравственных понятий, а с нравственными воззрениями каждой данной эпохи. Поэтому и неудивительно, что безнравственные сделки хотя бы по римскому праву считаются теперь вполне допустимыми с точки зрения нравственности, и обратно. Возможное в современном праве договорное соглашение о штрафе на случай отказа от вступления в брак после состоявшегося обручения рассматривалось римскими юристами как противоречие "добрым нравам". Мы считаем, напротив, недопустимыми по нравственным мотивам не только те сделки, по которым обязываются к совершению безнравственных действий, но и те, по которым обязываются и к воздержанию от таких действий взамен выговариваемой за это выгоды: подобные сделки поддерживали бы, согласно современным представлениям о нравственности, настроение, которое не заключало бы в себе ничего нравственного *(594).

2. Если сделка не соответствует какому-либо из поставленных объективным правом условий ее действительности, то ей отказывают вполне или отчасти, непосредственно или посредственно в юридических последствиях, и ее называют недействительной. Некоторые юристы думают, что в этих случаях нельзя и говорить об юридической сделке, так как ее в действительности не существует *(595), но это неверно, потому что и вполне недействительные (ничтожные) сделки вызывают часто ответственность за убытки и уже поэтому не могут быть отнесены к фактам, не имеющим юридического бытия. Но недействительность сделки необходимо отличать от того состояния, когда сделка не дает юридических последствий не вследствие своего несоответствия требованиям объективного права, а вследствие того, что она не окончена и оставлена или не может дать этих последствий в силу своих собственных определений. Сюда принадлежат, напр., условно-суспензивные сделки после отпадения условия, имеющего для них определяющее значение: об этих сделках мы будем говорить несколько ниже и увидим, что они остаются не без всех, а только без некоторых из своих последствий, и всегда по воле сторон, а не против их воли, как это может быть сказано о недействительных сделках. Затем и противоречие сделки требованиям объективного права вызывает не всегда одну и ту же недействительность, а различные степени этой недействительности. Не все предъявляемые к ней требования имеют одинаковый вес в глазах закона, и нарушение некоторых из них сопровождается более тяжелыми последствиями, чем нарушение других.

С первого раза кажется, что ничто не мешает, в принципе, признанию одинаково недействительными всех сделок, не удовлетворяющих требованиям права. Но на практике это положение было бы несправедливо и повело бы к разорительным для гражданского оборота последствиям. Не всякое основание недействительности того или другого волеизъявления выступает одинаково ярко в гражданском обороте, и этот последний доверяется, в виде общего правила, сделкам, пороки которых нельзя распознать без предварительного и тщательного исследования. Объявление всех этих сделок одинаково недействительными внесло бы явное расстройство в установившийся порядок социальных отношений. Определяющее значение имеют здесь исторические условия развития права и различная оценка интересов, нарушаемых противоречием сделки требованиям права. Поэтому-то как римское, так и современное право избегают в этом вопросе излишнего обобщения и устанавливают различные степени недействительности, осуществляемые различными средствами и сопровождаемые различными последствиями. Между полной недействительностью и полной силой сделки стоят смягченные формы недействительности и ослабленной силы действительности сделки: таковы, напр., сделки, по которым не дается иска, но оставляется возможность осуществления другими способами юридической защиты (натуральные обязательства), или сделки, влекущие за собой наказание без ущерба для их действительности (напр., заключение брака до истечения траурного года, совершение известных актов без оплаты их гербовым сбором и т. д.). Но типичными и чаще всего встречающимися формами недействительности сделок служат ничтожность и оспоримость, первая - в смысле абсолютного, вторая - относительного отрицания их юридических последствий. И когда немецкие юристы говорят о недействительности сделок, то они берут это понятие в широком смысле, обнимающем собой как ничтожность (Nictigkeit), так и оспоримость (Anfechtbarkeit) сделки. Под это последнее понятие подводятся, главным образом, те случаи, когда юридические последствия отрицаются не столько по несоблюдению essentialia negotii, сколько по каким-либо иным порокам сделки, и отрицаются, по преимуществу, в интересе участвующих в ней лиц, только в отношении к этим лицам, и только по ссылке этих же лиц на пороки сделки. Сделки же, которым недостает essentialia negotii и которым отказывают в юридических последствиях вообще и независимо от их отношения к тем или другим лицам, называют то недействительными, то ничтожными. Римляне называли эти сделки только ничтожными (negotia nulla), и это было лучше, так как таким названием оттенялось отличие ничтожных сделок от оспоримых и делалось возможным признание тех и других сделок видами одного родового понятия недействительности.

3. Ничтожность сделки основана на реакции объективного права против произвола частной воли. Неповиновение этой последней приказам и запретам права не позволяет ее определениям производить предположенные ими юридические последствия. И так как этот результат получается действием одного объективного права без отношения к частной воле, то ее обнаружения не требуется, очевидно, и для устранения само собой падающих здесь юридических последствий.

Ничтожная сделка есть объективный (отрицательный) факт, на который может ссылаться каждый и в отношении к которому недопустимо никакое отречение. Завещание ничтожно, т. е. не вызывает предположенных им юридических последствий не только для наследников, но и для всех третьих лиц, если оно совершено лицом, неспособным к его совершению, и так же ничтожен договор о купле-продаже не существующей фактически или юридически вещи, если бы даже продавец и был обязан возместить понесенные покупщиком убытки. Стороны и третьи лица могут игнорировать эти сделки и продолжать отправлять те же права, которые они имели до и после совершения этих сделок. И если какое-нибудь отчуждение ничтожно, то кредиторы того, кто совершил это отчуждение, могут искать удовлетворения из отчужденной вещи как бы акта отчуждения вовсе не произошло. Это значит, что ничтожностью сделки вызываются последствия не только обязательственного, но и вещного права.

Прежняя теория требовала для установления этих последствий предъявления со стороны заинтересованного лица особого иска о ничтожности сделки и особого судебного решения на этот предмет. Но новая теория, к которой примыкает и Немецкое уложение, не отрицая возможности судебного установления ничтожности сделки на основании иска о признании такой ничтожности (это - одно из применений так наз. Feststellungsklage, или иска о признании), не требует более предъявления этого иска, за исключением того случая, когда дело идет о недействительности брака. Заключение брака считается столь важным актом, что немецкое уложение, следуя теории "общего права", не объявляет его ничтожным до тех пор, пока эта ничтожность не признана судом, и даже после этого признания сохраняет за браком некоторые из его юридических последствий (§ 1699) *(596). Напротив, во Франции заключение брака, не удовлетворяющее всем условиям своей действительности, послужило поводом к установлению новой категории ничтожности актов, названной "несуществованием акта" (inexistence de l'acte, les actes non-existants) и примененной прежде всего к тем случаям недействительности браков, которые не были указаны в законе и тем не менее представляли собой случаи недействительности вследствие отсутствия необходимых условий для заключения брака: согласия на брак обеих сторон, принадлежности их не к одному и тому же полу и совершения брака в порядке, установленном для этого организацией актов гражданского состояния. Такого рода браки принимаются французской юриспруденцией не за ничтожные, а за "не существующие", не имеющие для права никакого значения, игнорируемые им и не требующие уничтожения путем суда уже потому, что они юридически не существуют. То же представление распространяют теперь во Франции на все акты, которым недостает одного из необходимых условий для их существования, напр., наличности воли для всех сделок или означения цены для договора купли-продажи, тогда как "ничтожными актами" (les actes nuls) считают в большинстве случаев только те, которые, удовлетворяя необходимым условиям своего существования, могут быть лишены юридической силы только по суду и только потому, что на оспоримость их указывает сам закон *(597). Надо, однако, заметить, что судебная практика во Франции еще далека от единообразного решения всех принадлежащих сюда случаев, и мы можем утверждать только то, что, держась традиций римского права, своих старых авторов и, отчасти, постановлений своего Гражданского кодекса (art. 1117, 1339, 181, 183, 503 и др.), она, несомненно, различает ничтожность сделки, наступающую ipso jure, в силу закона (nullitй de plein droit), от ее оспоримости (l'annulabilitй, les actes annulables), устанавливаемой судебным решением. То же понятие ничтожности акта в силу закона (nullitй de plein droit) она принимает, как общее правило (droit commun), для всех случаев несоответствия этих актов требованиям закона, тогда как понятие оспоримости актов применяется ею только к случаям, прямо указанным в законе (art. 1117), откуда само собой следует, что различие между так наз. "несуществующими" и ничтожными ipso jure актами имеет более теоретическое, чем практическое значение: те и другие акты оказываются одинаково ничтожными на основании закона и независимо от их признания таковыми по суду *(598). Но из того, что ничтожность сделки наступает в силу закона, не требуя ни предъявления иска, ни судебного решения, не следует того, чтобы она не подавала никогда и повода к судебному разбирательству. Если ничтожность сделки возбуждает сомнения и против нее подымается спор, то судебное разбирательство делается необходимым, так как никто не может быть судьей в своем деле, и самоуправство не допускается теперь и при разрешении юридических споров. Но роль судьи ограничена в таких случаях одним констатированием ничтожности сделки, которое нельзя смешивать с постановлением судебного решения.

Из общих признаков понятия ничтожности сделок могут быть выведены следующие последствия: а) Ничтожность сделки действует непосредственно, т. е. существуя с момента ее заключения, она ни на минуту не связывает свободы сторон: они могут тотчас же по совершении ничтожного акта совершить новый акт, как бы первого вовсе не существовало. б) Всякий может ссылаться на ничтожность сделки, и если бы одна из участвующих в ней сторон захотела воспользоваться ее предположенными юридическими последствиями, то затронутое ими в своих интересах третье лицо могло бы устранить от себя эти последствия ссылкой на ничтожность акта, лишенного правом всякой юридической силы. Если, напр., кто-нибудь дарит свое имущество с нарушением установленной для дарения формы и затем продает в законной форме то же имущество другому лицу, то это последнее может защищаться против претензий получившего незаконный дар простой ссылкой на незаконность и ничтожность этого дара. Отсюда видно, что ничтожный акт ничтожен не только для тех, кто его совершает, но и для третьих лиц, и эту мысль выражают обыкновенно тем, что говорят об абсолютной ничтожности, означающей не что иное, как ничтожность акта для всех затрагиваемых им третьих лиц. в) Ничтожность сделки не покрывается утверждением ее ни одним из заинтересованных в ней лиц, и это само собой следует из того, что ничтожность сделки действует в отношении к третьим лицам. Никто не может актом своей воли лишить других принадлежащего им права ссылаться на эту ничтожность *(599). Поэтому ничтожная сделка остается таковой навсегда, и ее исправление возможно только путем заключения новой сделки, отвечающей требованиям закона.

Такова была точка зрения древнеримского права, оставленная, однако, в императорскую эпоху, когда последующее утверждение и ничтожных первоначально сделок было допущено по соображениям целесообразности во многих отдельных случаях, и такова же, кажется, точка зрения как Французского кодекса, так и нового Немецкого уложения. Оба отрицают, в принципе, последующее утверждение ничтожных сделок, но в отдельных случаях, напр., при сделках несовершеннолетних или представителей, выходящих за пределы их полномочия, допускают такое утверждение по устранении основания недействительности сделки, т. е. несовершеннолетия в первом случае и отсутствия полномочия во втором, - или допускают, по крайней мере, то же утверждение в обязательственных отношениях участников этих сделок друг к другу *(600). Заметим еще, что Французский кодекс считает брак, в который вступает лицо, не достигшее брачного совершеннолетия, абсолютно ничтожным и, тем не менее, не только оставляет в силе этот брак, но и запрещает ссылаться на его недействительность, если со времени достижения одним или обоими супругами брачного совершеннолетия прошло более 6 месяцев, или за 6 месяцев до того же совершеннолетия супруга зачала ребенка (art. 185). Подобные же постановления с еще большим простором для утверждения недействительного сначала брака мы находим и в Немецком уложении (§ 1324, 1325), которое принимает, наравне с Французским кодексом, ничтожность сделки за общее правило во всех случаях отсутствия ее essentialia, и выдвигает, между многими другими, следующие основания ничтожности сделок: 1) неспособность субъекта к заключению сделки; 2) неспособность объекта к гражданскому обладанию; 3) противоречие "добрым нравам", в частности, ростовщические сделки; 4) запрещение закона.

Вследствие общего значения вопроса о ничтожности сделок и заинтересованности в нем третьих лиц судья обсуждает этот вопрос, если только он может быть осведомлен о нем ex officio, т. е. по должности и независимо от ссылки заинтересованных лиц на эту ничтожность. Поэтому и иск, в основании которого лежит ничтожная сделка, не может вести никогда к осуждению ответчика, если даже этот последний не является в суд и не защищается. В случаях, когда ничтожность связывается только с частью сделки, прежняя теория предлагала разделять недействительные части сделки от действительных (utile per inutile non vitiatur), если такое разделение не противоречит намерениям сторон и требованиям закона. Немецкое уложение удачно оборачивает это правило, давая в своем § 139 следующее постановление: ничтожная часть сделки влечет за собой ничтожность всей сделки, если только нельзя принять, что стороны заключили бы ту же сделку и без опорочивающей ее части. Все сводится, следов., к тому, насколько ничтожная часть сделки существенна для ее целого состава, и этот вопрос решается на основании цели сделки и сопровождающих ее заключение обстоятельств *(601).

Но если, противореча требованиям закона по одному роду сделок, данная сделка удовлетворяет требованиям его по другому роду сделок и признание ее действительности в качестве сделки этого другого рода соответствует воле ее участников, то такое признание может быть сделано судом: напр., ничтожный вексель может быть признан действительной долговой распиской, ничтожный узуфрукт - действительной арендой и т. д. Это - так наз. "конверсия", или превращение недействительной сделки в действительную, допускаемое только в тех случаях, когда обстоятельства дела позволяют думать, что стороны, если бы они знали о недействительности заключенной ими сделки, то были бы готовы совершить и ту сделку, в которую может быть превращен совершенный ими недействительный акт. Поэтому мы имеем здесь явление, подобное аналогии права и закона, не основанное на воле сторон, но соображаемое с их волей. Насколько возможна такая конверсия, это решается в каждом отдельном случае судом по обсуждении всех обстоятельств дела, и решение этого вопроса в утвердительном смысле облегчается если не единством, то сходством обоих видов сделок по их цели и последствиям. В случаях сомнения можно всегда допустить, что стороны желают скорее цели, чем данного средства для ее достижения, и что они предпочли бы даже частичное достижение цели ее полному крушению. Поэтому же конверсия не допускается против воли сторон, равно как и в тех случаях, когда действительная с самого начала сделка, теряя свою силу как сделка известного типа, могла бы сохранить эту силу как сделка другого типа, напр., конверсия векселя, потерявшего свою силу вследствие давности, в долговую расписку, остающуюся в силе благодаря более продолжительному сроку давности *(602).

4. Оспоримость есть недействительность сделки особого рода и меньшей силы, чем ее ничтожность. Она наступает не ipso jure, как эта последняя, а по судебному решению, постановляемому на основании ссылки участников сделки на такие ее пороки, которые не вызывают сами собой недействительности сделки, но приводят к ней только по требованию заинтересованных сторон и состоявшемуся на этом основании судебному решению. Отсюда - следующие различия этого рода недействительности сделки от ее ничтожности.

а) Оспоримость сделки устанавливается в интересе только известных категорий лиц, ограничиваемых Французским кодексом кругом недееспособных и всех тех, кто вступает в сделки под влиянием ошибки, обмана и принуждения (Code civ., art 1109 и 1117). Поэтому и право на оспаривание сделки признается не за всеми даже заинтересованными в этом вопросе лицами, а только за указанными в законе категориями лиц, непосредственно задетых оспоримой сделкой в своей юридической сфере и могущих защититься от последствий этой сделки предъявлением иска или возражения о ее недействительности (action de nullitй). Например, несовершеннолетний продает свое имение без посредства опекуна или попечителя; он может оспорить сделанное им отчуждение, но продавец лишен этого права (art. 1125 Code civ.). Поэтому здесь и говорят часто об относительной ничтожности сделки, желая сказать этим не то, что оспоренная сделка не действует против третьих лиц, а то, что она может быть оспорена не всеми, а только определенными лицами, за которыми право это признано самим законом.

б) Оспоримость сделки не действует так непосредственно, как ее ничтожность, и до произнесения судом оспоримой сделки недействительной она остается в такой же силе, как и сделка, свободная от пороков. Но над ней поднят Дамоклов меч недействительности, и раз эта недействительность, по ссылке на нее одной из сторон, признана судом, она производит те же юридические последствия, что и ничтожность сделки. Другими словами, оспоримая сделка оказывается недействительной с самого начала своего возникновения, и ее оспоренность производит то же обратное действие и те же последствия вещного права, которые установлены для сделок ничтожных. Так, напр., если кто-нибудь сделался собственником земельного участка путем обманной записки его за собой в ипотечные книги, то предъявление спора об этой записке и признание судебным решением этого спора правильным возвращает потерпевшему от обмана собственность и погашает все приобретения, сделанные виновником обмана за все время, когда он считался собственником; если им совершены при этом отчуждение, залог или произведено обременение собственности какими-либо сервитутами, то все эти права погашаются и для их приобретателей, насколько они не покрываются добросовестным владением. Таким образом, обратное действие оспоримости сделок так же несомненно, как и обратное действие их ничтожности.

в) Оспоримость сделки, раз она установлена в интересе только определенных лиц, покрывается всегда, - в отличие от ничтожности сделки, где такое покрытие представляется исключением, - утверждением оспоримой сделки теми же лицами, которым предоставлено право на ее оспаривание. Это утверждение оспоримой сделки уничтожает ее пороки, делает ее действительной для всех и сообщает ей то же обратное действие, которое мы сейчас констатировали при объявлении оспоримой сделки недействительной. Иначе говоря, утвержденная сделка считается, несмотря на свой первоначальный порок, действительной не только с момента утверждения, но и с первого момента заключения.

г) Оспоримость сделки покрывается также сравнительно короткими сроками давности, рассчитанными на возможно скорое устранение создаваемой ею неопределенности юридических отношений, о которых во все течение этой оспоримости нельзя сказать, существуют они по праву или нет *(603).

Такова французская доктрина оспоримости сделок, усвоенная всей европейской юриспруденцией и большинством новых законодательств, в числе которых мы находим и Немецкое уложение, принимающее оспоримость сделок в техническом смысле этого понятия только в указанных законом случаях ошибки, обмана и принуждения при заключении сделок и заменяющее традиционное в теории "общего права" различие между последствиями вещного и обязательственного права оспоримых сделок установлением во всех случаях этой оспоримости последствий вещного права. Единственное крупное различие между французской и немецкой постановкой настоящего вопроса состоит теперь в том, что последняя, расходясь здесь и с теорией "общего права", не настаивает более на предъявлении иска, а довольствуется, за исключением случаев оспаривания брака и законности рождения, простым заявлением заинтересованной стороны об оспоримости нарушающей ее права сделки, - заявлением, которое должно удовлетворять правилам, предписанным для так наз. "empfangsbedьrftige Willenserklдrungen", т. е. волеизъявлений, требующих для своей действительности уведомления другой стороны *(604).

Заметим еще, что право оспаривания сделки предоставлено в некоторых случаях не только участвующим в ней сторонам, но и третьим лицам, терпящим ущерб от сделки. С целью устранения этого ущерба и только в его пределах сделка оспаривается третьим лицом как кредитором должника, когда этот последний, отчуждая свое имущество, сокращает кредитора в его праве на удовлетворение из этого имущества. Этот случай имеет место, прежде всего, при учреждении конкурса над должником, если он уменьшает своими сделками имущество конкурсной массы: органу этой последней предоставлено оспаривать такие сделки с целью вернуть в конкурсную массу отчужденное в сторонние руки имущество, насколько оно необходимо для покрытия всех предъявленных к этой массе претензий. Затем, то же право оспаривания сделок должника, - в пределах наносимого ими ущерба и с теми же последствиями вещного права, которыми сопровождается теперь всякое оспаривание сделки, - признано за его кредиторами и вне конкурсного производства (actio Pauliana), что может быть вполне объяснено только в специальных учениях обязательственного и торгового права. Не лишним будет заметить здесь только то, что в указанных случаях мы имеем дело не с недействительностью, а лишь с обессилением сделки и притом с относительным обессилением, которое действует исключительно в отношении к конкурсным и стоящим вне конкурса кредиторам, но не затрагивает действительности оспоренной сделки в отношении к третьим лицам *(605).

Иногда говорят, что оспоримая сделка одновременно действительна и ничтожна. Но этот оборот речи противоречит логике, которая не допускает для одного и того же предмета двух взаимно исключающих определений. Правильно было бы сказать, что оспоримая сделка есть одновременно условно действительная и условно ничтожная сделка. Соответствующее ей юридическое состояние остается неопределенным и нерешенным до наступления условия, которое ставится, однако, не участниками сделки, а законом. Сделка действительна, если ее не оспорят, и ничтожна, если она оспорена. Первое из этих условий наступает с утверждением оспоримой сделки, которое, т. е. это утверждение, может последовать различными способами: утверждением стороны, которая могла бы ее оспорить, одобрением третьего лица, без которого сделка была бы недействительна, исполнением сделки, отречением от спора или непредъявлением такого спора, в течение срока давности. Второе условие наступает с предъявлением спора об оспоримости сделки, которым не столько вызывается, сколько раскрывается недействительность оспоримой сделки: иначе нельзя было бы объяснить того, что эта сделка объявляется недействительной с самого начала своего возникновения и сопровождается в этом случае теми же последствиями, что и сделка ничтожная в собственном смысле этого слова.

5. В нашем законе нигде не выражено прямо различия между ничтожностью и оспоримостью сделок, и терминология его по настоящему вопросу чрезвычайно шатка (ср. напр., ст. 1529, 2014 и 2019 т. Х). Но из рассмотрения упоминаемых им случаев недействительности сделок можно, кажется, заключить, что это различие не чуждо и нашему праву. С одной стороны, мы имеем ст. 571, 1528, 1529 т. Х ч. I, ст. 90 Полож. о нотариальной части, ст. 707 Уст. гражд. судопр. и др., которые не допускают договоров и актов, противных закону, общественному порядку и доброй нравственности, независимо от признания таких договоров недействительными судом, и этим самым дают нам категорию абсолютной недействительности или ничтожности. С другой стороны, ст. 4 и 706 Уст. гражд., суд. настаивают на возбуждении гражданских споров по частным жалобам и исключают возбуждение судом и вопроса о давности, если стороны не ссылаются на нее, а ст. 219, 703, 2014 2019, 2334 и др. т. Х говорят о недействительности сделок, предполагая установление ее по суду, и не иначе, как по заявлении о том заинтересованных сторон. Это - понятие относительной недействительности, или оспоримости.

Но содержат ли наши законы в себе какой-нибудь критерий для разграничения области применения той и другой недействительности сделок? При многочисленности случаев недействительности сделок и неопределенности относящихся к ним постановлений нашего законодательства этот вопрос представляет капитальную важность, и большинство наших юристов думают, что в случаях сомнения не остается ничего, как принять за такой критерий начало, выставленное нашей сенатской практикой для недействительности договоров. По мнению же Сената основания недействительности договоров могут лежать, по нашему праву, или в частном интересе участвующих в них лиц, или в интересе публичном. Как примеры недействительности последнего рода указываются случаи недействительности договоров, перечисленные в ст. 1529 т. Х, где договор подлежит уничтожению в интересах благочиния и общественного порядка, и, притом - уничтожению судом, ex officio, и независимо от ссылки на это тяжущихся сторон. Недействительность здесь - безусловная исключающая возможность возникновения из подобных сделок каких бы то ни было прав и обязанностей. Напротив, недействительность сделок, нарушающих частные интересы участвующих в них лиц, будет условной, относительной и может быть признана только по требованию или иску заинтересованной стороны. Ограничения правоспособности, основанные на иностранном подданстве, вероисповедании, недостатке образования, лишении прав состояния и т. д., установлены в интересе государственном, и поэтому нарушение их ведет к ничтожности сделки. Сюда же причисляются и ограничения правоспособности, условленные служебным положением, занятиями, а также - полом, браком, родством, свойством и усыновлением. Впрочем, в ограничениях последнего рода усматривается в некоторых случаях участие и частного интереса, почему духовные завещания, напр., нарушающие ограничения, основанные на родстве, принадлежности к тому или другому полу и пр., признаются только оспоримыми. Ограничения дееспособности малолетних, безумных, расточительных и др. установлены в интересе самих ограниченных в их дееспособности лиц, и потому нарушение принадлежащих сюда постановлений закона влечет за собой не ничтожность, а оспоримость сделки. По тем же соображениям нормы, установленные в интересе лиц, терпящих от принуждения, обмана или ошибки, вызывают, при своем нарушении, только оспоримость сделки со стороны заинтересованного лица. То же признано нашим Сенатом и в отношении к симулятивным, или притворным, сделкам, и то же шаткое различие между нормами, основанными на публичном и частном интересе, применяется как Сенатом, так и большинством наших юристов и к сделкам, погрешающим против формы и прочих условий их действительности.

Частичная недействительность сделок обсуждается нашей практикой согласно приведенному выше принципу: если часть сделки, нарушающая требования закона, не имеет существенного значения и не связана слишком тесно с другими частями сделки, то недействительность ее не служит основанием для недействительности всей сделки; в противном случае - сделка поражается недействительностью во всем своем составе. Так, напр., если завещание сделано в родовом и благоприобретенном имуществе и оно нарушает закон только в тех своих частях, которые содержат в себе распоряжения о родовом имуществе, то эти части завещания признаются недействительными: те же части, в которых идет дело о имуществе благоприобретенном, остаются в силе (ст. 1029 т. Х).

Действительность сделки обсуждается вообще по моменту ее совершения, и сделка признается недействительной по соображении обстоятельств, имеющих место именно в этот момент. Привходящие впоследствии обстоятельства не опорочивают, по общему правилу, сделки, удовлетворяющей в момент своего совершения законным требованиям. Иначе пришлось бы признать, что составленные законно завещания и договоры, условленные каким-нибудь событием, имеющим наступить в будущем, были бы недействительны, если бы завещатель потерял впоследствии дееспособность или то же несчастье постигло обязанное по договору лицо и по наступлении условливающего его обязательство события. Наш закон молчит по этому вопросу, но в нашей юридической литературе принято ссылаться в этом случае на ст. 1017 т. Х, которая объявляет недействительными завещания сумасшедших и безумных, если они совершены во время помешательства. Отсюда делается заключение о действительности составленных не в этот момент завещаний, невзирая и на могущее последовать затем сумасшествие *(606).

В нашем законе нет указаний и на положение сделки после устранения основания ее недействительности. Делается ли она в этом случае действительной или нет? Косвенное отрицание ее действительности можно почерпнуть из ст. 222 т. Х, освобождающей несовершеннолетних от ответственности по заключенным ими без согласия опекуна обязательствам как во время малолетства, так и по достижении совершеннолетия.

Наконец, к конверсии, или превращению сделок, могут быть отнесены в нашем т. Х ст. 991 и 2014. Первая из них предписывает считать духовные завещания, которыми имение при жизни владельца укрепляется за другим лицом, дарственными записями, а дарственные записи, по которым имущество должно поступить во владение другого после смерти дарителя, - завещаниями. Вторая из указанных статей принимает поклажу за заем, с некоторыми невыгодными для заимодавца последствиями, если при производстве дела о возврате отданного на сохранение имущества обнаружится, что акт поклажи был выдан вместо заемного обязательства. Из этих статей, равно как и относящейся к ним сенатской практики, можно вывести, что принцип конверсии сделок признан и нашим законодательством - по крайней мере, настолько, насколько превращаемая и превращенная сделки одинаково закономерны, имеют определенные наименования в законе, и превращение одной из них в другую не прикрывает собой противоречия законным запретам.