8. Главная вещь и принадлежность

Если несколько самостоятельных вещей складываются, ввиду какой-нибудь хозяйственной цели, в единство, то главной вещью называют ту, которая существует сама по себе и составляет непосредственный предмет юридического отношения, устанавливаемого в совокупности данных вещей, тогда как принадлежностью будет та вещь, которая служит лишь в помощь главной вещи и дополняет ее, вступая в то же юридическое отношение не непосредственно, а в силу своей связи с главной вещью. Отсюда видно, что отношение между главной вещью и ее принадлежностью есть вид объединения существующих самостоятельно вещей, который отличается самостоятельностью своих единиц от состава вещи, поглощающего эти единицы, и подчинением одной вещи другой от рассмотренных выше видов объединения также самостоятельных вещей, из которых, однако, ни одна не подчинена другой, и все одинаково самостоятельны (это - так назыв. совокупности вещей) *(479).

Идея настоящего различия в вещах лежит в том, что одна вещь, присоединяясь к другой, служит хозяйственной цели этой последней и увеличивает ее ценность. Право содействует экономической, как и всякой иной культуре общества, и не может поэтому не признать и не регулировать и этот вид объединения вещей, подымающий экономическую культуру и имеющий объективное основание. Это значит, что отношение между главной вещью и ее принадлежностью не вызывается исключительно субъективным усмотрением, а определяется целью права, которая не противится и здесь распоряжениям частной воли, но если таких распоряжений не сделано, то выражается в объективных нормах или предписаниях суду руководствоваться и в этом вопросе воззрениями гражданского оборота. Поэтому понятия главной вещи и принадлежности, наравне с понятиями совокупности и состава вещей, не только субъективны, но и подчинены определениям объективного права и воззрениям гражданского оборота *(480).

Понятия главной вещи и принадлежности предполагают связанность вещей, вытекающую из фактического служения одних из них другим, и имеют уже поэтому, рядом с субъективным, и объективное основание. В теории и практике "общего права" Германии господствовал другой взгляд, по которому одна вещь могла быть произвольно сделана принадлежностью другой и без фактической связи с этой последней. Принадлежности разделялись на "законные" (презумптивные) и "произвольные", и объективные качества вещи явно смешивались с субъективными определениями ее назначения путем юридических сделок. Сделанные при продаже, залоге или завещании указания на подчинение одних вещей другим в смысле следования тех и других одной и той же судьбе не дают первым качества принадлежностей последних - по крайней мере, за пределами данной сделки. Иначе нормы, созданные для принадлежностей, были бы применены к отношениям, на которые они не рассчитаны. Эти нормы служат теперь не только пособием к толкованию юридических и особенно обязательственных сделок, как это было в римском праве, но определяют и взаимную связь вещей, друг друга пополняющих и разрешающих в своей связи те хозяйственные задачи, которые принимаются объективным правом под свою защиту *(481).

Поэтому главная вещь и ее принадлежности составляют как бы одно целое, и так как носителем этого целого является главная вещь, то общность ее хозяйственной цели с таковой же ее принадлежностью выражается обыкновенно таким положением: принадлежности следуют за главной вещью (accessorium sequitur principale). Но в отличие от состава вещи, где подчинение части целому таково, что одно не мыслится без другого, и все, что касается целого, обнимает вместе с тем и его части, принадлежности сохраняют значение самостоятельных вещей, и правило о следовании их судьбе главной вещи терпит многочисленные ограничения. Принадлежность может иметь иного собственника, чем главная вещь, и быть предметом залога или сервитута независимо от главной вещи - так же, как и главная вещь, может быть предметом залога и сервитута независимо от своей принадлежности. Различно может быть и течение давности для главной вещи и ее принадлежностей. И если юридические отношения, имеющие место в главной вещи, распространяются, по общему правилу, и на ее принадлежности, то права в этих последних третьих лиц остаются неприкосновенными.

Служебное отношение принадлежности к главной вещи выражается не в том, что первая делает возможным пользование второй - такое служебное отношение характеризует составные части вещи, - а в том, что принадлежность только увеличивает полезность главной вещи, и это увеличение может касаться даже не материальной, а одной нравственной или эстетической стороны пользования ею. Если две вещи служат общей цели без того, чтобы какая-либо из них принималась в гражданском обороте за главную вещь, то о принадлежности не может быть речи: таковы, напр., пара сапог, вилка и нож, шахматная доска и шахматные фигуры и т. д. С другой стороны, не требуется и такого отношения между главной вещью и принадлежностью, при котором первая могла бы обходиться без второй; напр., пивоварение не обходится без бочек, составляющих его принадлежности, и фабрика - без машин, также принимаемых часто за принадлежности фабрики *(482). Поэтому принадлежность может быть не только связана физически, но и разъединена с главной вещью: таково, напр., положение лодки при поземельном участке, двойных рам при окнах, ключей при замке и т. д., и так как окна и замки суть составные части дома, то двойные рамы и ключи будут принадлежностями и этого последнего. Недостаток физической связи заменяется здесь осуществлением хозяйственного единства, которое должно быть постоянным, а не преходящим, и такое именно служение одной вещи целям другой, вне отношения составной части к целому, имеет решающее значение для понятия принадлежности. Вот почему принадлежность и определяют, обыкновенно, как вещь, которая, не будучи составной частью другой, стоит к ней в постоянном служебном отношении (§ 97 Немецкого уложения).

Таким образом, понятие принадлежности характеризуется, с одной стороны, положительным моментом, которым оно сходится с понятием состава вещи: принадлежность, вместе с главной вещью, должна составлять в обыденном смысле одну вещь; с другой стороны, в нем есть и отрицательный момент, которым принадлежность отличается от составной части вещи: принадлежность должна быть связана с другой вещью так, чтобы ни она сама, ни эта другая вещь не теряла бы и без нее необходимых признаков самостоятельной вещи. Иллюстрируя сказанное примером, мы можем взять отношение между домом и садом: сад украшает дом, стоит к нему в служебном отношении и составляет с ним как будто одно целое; но дом может существовать и без сада, как и сад без дома, а потому сад и будет принадлежностью дома. Точно так же и футляр для перстня или очков не будет составной частью ни перстня, ни очков, как и громоотвод, и удобрение не будут составными частями ни дома, ни поземельного участка. Все это - принадлежности, которые смешивались прежде с составными частями вещи только потому, что в этих последних допускались такие же самостоятельные права, как и в принадлежностях; и раз те и другие разделяли судьбу целого, когда это не противоречило установленным в них особым от целого правам, то смешение было вполне понятно и не имело практической важности. Поэтому не только теория "общего права", но и многие новые законодательства, как, напр., прусское, австрийское и др. (к ним присоединилось, как мы увидим, и наше законодательство), называют принадлежности частями вещи и, в лучшем случае, отличают их как добавочные или несущественные части от главных или существенных частей *(483).

Но в современном праве юридическое положение составных частей вещи и ее принадлежностей различно, и разграничение того и другого понятия необходимо. Оно невыполнимо по признаку физической связи в составе вещи и отсутствия этой связи в отношении принадлежности к главной вещи: мы знаем составные части, могущие вести самостоятельное существование, и принадлежности, физически связанные с главной вещью. Принадлежности соприкасаются в своем хозяйственном значении так близко с составными частями вещи, что пограничная линия между теми и другими может быть проведена лишь в самом общем смысле. И, напр., Регельсбергер не находит возможным установить ее иначе, как считая составом вещи все то, что необходимо с точки зрения гражданского оборота для ее существования, а принадлежностью - все другие приложения к ней, насколько они входят в то же единство вещи. Кирпичи, лестница, двери, окна и т. д. суть составные части, так как без них не может существовать дома; напротив, двойные рамы, ставни, жалюзи, громоотвод и т. д. сообщают ему только известное совершенство и будут поэтому его принадлежностями *(484). Во всяком случае, разграничение составных частей вещи от ее принадлежностей есть в значительной мере вопрос факта, и для того, чтобы узнать в каждом отдельном случае, что считать и чего не считать принадлежностью данной вещи, необходимо исследовать связь этой вещи с той, о юридической квалификации которой ведется спор. Само собой разумеется, что качество принадлежности обусловлено господствующими в данном месте и в данное время воззрениями гражданского оборота, обусловленными, в свою очередь, климатом, уровнем народного благосостояния, развитием ремесел, торговли и т. д. Поэтому неудивительно, что и содержание понятия принадлежности постоянно колеблется не только от одного народа к другому, но и от различных состояний права у одного и того же народа, и что современные воззрения на принадлежности расходятся с решениями римских юристов. Мы придаем большее значение той хозяйственной цели, которой служит вещь, и считаем, напр., вопреки римскому праву, принадлежностями земельного участка состоящие при нем скот, запасы удобрения, сена и других продуктов, насколько все это относится к хозяйству на данном участке, и точно так же считаем принадлежностями фабрик имеющиеся при них бочки, посуду и машины, насколько эти последние не представляются их составными частями. Важное различие в этом отношении между римским и современным правом состоит в том, что римский оборот был много ограниченнее современного и рассматривал как принадлежности только небольшое число малоценных вещей, служивших в помощь пользованию другими, более ценными вещами, в качестве их "quasi-partes", т. е. "как бы составных частей". Значительно расширенный оборот нашего времени принимает за принадлежности несравненно большее число вещей и при квалификации их как принадлежностей обращает так мало внимания на момент ценности, что принадлежности многих вещей, как, напр., поземельных участков, фабрик и т. д., могут иметь теперь гораздо более ценности, чем те вещи, принадлежностями которых они являются.

Особенно широко было представление о принадлежностях в Средние века, когда всякий оттенок имущественных отношений, особенно по землевладению, имел определяющее значение как для общественного положения, так и для правоспособности каждого *(485). Принадлежностью называлось тогда все, что так или иначе принадлежало какой-нибудь вещи: сюда входили поэтому и ее составные части. Это представление перешло отчасти и в наш разговорный язык, не имеющий, однако, юридического значения, так как мы связываем юридические последствия только с более тесным и определенным понятием принадлежности. Не то было в Средние века, когда вместо определенного понятия принадлежности мы встречаем только перечисление вещей, переходящих по разным сделкам из рук в руки вместе с главной вещью, служащей предметом этих сделок. Это перечисление обнимает при передаче зданий все, что с ними крепко связано ("was erd-mauerniet und nagelfest ist"), а при передаче земельных участков - не только их хозяйственный инвентарь из скота, сельскохозяйственных запасов и орудий, но и принадлежащих к ним же рабов, крепостных, равно как вотчинные повинности и все второстепенные земли, состоящие при данном имении: его леса, пастбища, воды и т. д. *(486) Из таких перечислений возникают впоследствии юридические презумпции, соединяющие переход по различным сделкам этих принадлежностей и без того, чтобы они в них перечислялись, и особое значение получает положение, по которому всякая движимость, присоединяемая к недвижимости, делается этим самым недвижимостью, попадающей и в ипотечные книги *(487). На этом именно основании Французский кодекс (art. 517), вместе со множеством других законодательств, ставит наряду с недвижимостями по их "природе" (immeubles par leur nature) и недвижимости как "по назначению" (immeubles par leur destination), так и "по предмету", к которому они "прилагаются" (par l'objet auquel ils s'appliquent). Статьи 524 и 525 того же кодекса причисляют к недвижимостям "по назначению" не только рабочий скот, семена и земледельческие орудия, но и голубей в голубятне, собак в псарне, рыб в прудах, пчел в ульях и т. д., а ст. 526 относит к недвижимостям "по предмету приложения": узуфрукт недвижимости, земельные сервитуты и иски, которыми защищается недвижимость *(488). Новое Немецкое уложение тоже освящает чуждый римскому праву принцип, по силе которого принадлежности следуют судьбе главной вещи в отношениях не только обязательственного, но и вещного права. В то же время оно дает, с одной стороны, более точное определение понятия принадлежности, основанное на указанных выше признаках этого понятия, и с другой - ограничивает это понятие, в противоположность большинству европейских законодательств, одними движимыми вещами и не распространяет его на права (§ 97). В этом отношении, как и во многих других, немецкое уложение стоит ближе к римской, чем германской точке зрения, которая сосредоточивалась на принадлежностях недвижимых имуществ и трактовала их движимые принадлежности как недвижимости, тогда как римское право, если и допускало применение этого отношения к недвижимостям, то не подводило под него ни хозяйственного инвентаря, ни вотчинных повинностей *(489).

Что касается нашего законодательства, то оно не дает понятия и довольствуется перечислением принадлежностей различных видов недвижимых имуществ: насаленных имений (ст. 386 т. Х ч. I), просто недвижимых имуществ (ст. 387), фабрик и заводов (ст. 388), домов (ст. 389), заповедных наследственных имений (ст. 391) и т. д. Сопоставляя эти законы, - которые называют между принадлежностями недвижимых имений: реки, озера, пруды, болота, мосты, плотины, мельницы и даже церкви, а между принадлежностями домов: "части оных:", неотделимые от здания без повреждения последнего, - сопоставляя эти законы с тесно связанными с ними положениями о "существе и пространстве права полной собственности на землю" (ст. 424-430 т. Х ч. I), которые относят к принадлежностям и "все произведения земли на поверхности ее, все, что заключается в недрах ее, воды, в пределах ее находящиеся" (ст. 424), и "все плоды, доходы, прибыли, приращения и выгоды, и все то, что трудом и искусством его (владельца) произведено в том имуществе" (ст. 425), и, наконец, намывы рек, вновь образующиеся в них острова, обнажающееся русло реки, сокрытые в земле сокровища (ст. 426-430) и т. д., - легко прийти к следующему заключению. Наш Свод не выделяет понятия принадлежности в самостоятельное понятие гражданского права и смешивает в нем различные элементы публичного и гражданского права: территорию и частное землевладение, состав и принадлежности вещи, обладание и приобретение, плодоприносящие вещи и их плоды. Все это сливается в одно безразличное целое, возникшее из разновременных указов, изданных в интересах привилегированных сословий, и из различных межевых инструкций, топографические задачи которых заступили место разработки и расчленения понятий гражданского права. Несметное содержание явлений, перечисленных в приведенных сейчас статьях нашего т. Х, представляет собой не вещь, не недвижимость, а "целую землю ханаанскую, в которой есть все: настоящая палестина" *(490). Заметим еще, что перечисление принадлежностей в нашем законе, как и всякое перечисление, не может быть исчерпывающим. Кроме того, оно не свободно и от противоречий (ср., напр., ст. 386 и 389), и наша сенатская практика, опираясь на общие признаки перечисленных принадлежностей, относить к ним не только вещи, указанные в законе, но и все те, которые стоят в тесной механической, органической, юридической или хозяйственной связи с главной вещью (реш. 1884 г. N 75).

Следование принадлежности юридической судьбе главной вещи можно считать установленным и для нашего права ст. 424, 399 п. 4, 620, 622 и след. т. Х. ч. I. Первая из этих статей говорит, что "по праву полной собственности на землю, владелец ее имеет право на все произведения, на поверхности находящиеся; и на все, что заключается в недрах ее: словом, на все ее принадлежности". Вторая - объявляет родовым имуществом дома и здания, построенные на родовой земле, а последние - обязывают незаконного владельца чужого имущества к выдаче его собственнику со всеми принадлежностями, приращениями и доходами. (См. еще ст. 1110 Уст. гражд. судопр.) О принадлежностях движимых вещей наш закон вовсе не упоминает, если оставить в стороне ст. 431 т. Х ч. I, касающуюся понятия плода, а не принадлежности. Наконец, подобно противоположению между движимостями и недвижимостями понятие принадлежности распространено нашим законом от телесных и на бестелесные вещи (ст. 390 т. Х ч. I).