Г) Евреи

Евреи с начала их появления на европейской почве не только не примыкали никогда к господствующей национальности, которая устанавливала право только для себя, но считались еще врагами господствующей церкви. Это делало положение их вдвойне бесправным, так как еретиков в Средние века наказывали смертью и конфискацией имущества. Если же мы видим, что евреи пользовались некоторыми привилегиями уже при Меровингах, то объяснить это можно отчасти тем, что они не были в строгом смысле ни иностранцами, ни еретиками. Иностранцами их нельзя было называть потому, что, не состоя подданными ни одного государства, они жили постоянно в пределах данного государства, подчиняясь его власти и находя в нем свое отечество. Еретиками же их нельзя было считать потому, что они не отпадали от христианства, а исповедовали такую веру, которая существовала до христианства и не могла быть признана уклонением от господствующей религии. Они были не отпавшие, а оставшиеся в стороне, тогда как еретиков преследовали именно за отпадение от ортодоксального христианства. В этом лежала сильная сторона положения евреев сравнительно с другими бесправными элементами средневекового общества, хотя нельзя отрицать, что, несмотря на свою оседлость, они не смешивались с народами, среди которых жили, и, платя за зло злом, относились к христианам не менее враждебно, чем эти последние к ним. Значительную роль играли здесь и представления евреев о себе как об избранном народе, и о своем законе как о богоданном, что ухудшало их юридическое положение уже потому, что оседлое в стране состояние чужой и замкнутой в себе национальности рассматривалось как нечто еще более ненормальное и опасное, чем ересь. Вот точка зрения, которая сделалась решающей для юридического положения евреев, - по крайней мере, с того времени, как они подпали по праву под mundium, т. е. высшую власть и защиту короля, сравнявшись в то же время с его крепостными, servi camerae. Это означало полное подчинение евреев власти короля, и из инструкции маркграфа Альбрехта Ахила от 1462 г. мы узнаем, что, вступая на престол, средневековые государи считали себя вправе отбирать все имущество евреев, живших в их владениях, и известное число их подвергать смерти для памяти.

Такое положение евреев связывается юридически с временным характером предоставляемой им защиты, ограничиваемой обыкновенно известным числом лет и никогда не простиравшейся далее предела жизни того государя, которым она предоставлялась; смерть этого последнего возвращала евреев в бесправное состояние и отдавала в полное распоряжение нового государя. В Швабском Зерцале евреи называются тоже "крепостными римского короля", т. е. императора, и если таково было их юридическое положение уже в XIV в., то формальное основание для столь глубокого принижения правоспособности можно видеть только в том, что евреи не имели отечества и, исключенные вследствие этого из племенного и государственного общения, не могли существовать без королевского mundium'а. Это учреждение, обеспечивавшее за евреями ценой денежных платежей, по крайней мере, временную безопасность, относят обыкновенно к XIII в., и до этого времени юридическое положение их было, вероятно, не лучше, а хуже. Мы имеем сведения о жестоком гонении на них в Риме уже в VI в., и периодически повторявшиеся затем преследования, - которые были далеко не всегда недозволенными взрывами свирепых инстинктов толпы, но предпринимались не раз, как, напр., при королях Хильперике, Дагобере и других Меровингах, самой государственной властью, - указывают ясно на то, что против евреев юридически все было дозволено.

Предоставленная им королевская защита различалась не только по месту, времени и юридическому содержанию, но и по своей действительности на практике. И это зависело гораздо более от экономических состояний, чем от каких-либо национальных, религиозных или правовых воззрений. С этой стороны положение евреев в XIII и XIV вв. значительно ухудшилось. Причина была здесь та, что до этого времени евреи служили необходимыми посредниками в торговом и денежном обороте, и в услугах их нуждались особенно короли и сильные мира, прибегавшие нередко и к знанию евреев-врачей, и к ловкости евреев-банкиров. Власть защищала их, поэтому как нужных для нее людей, а бедное население мирилось с ними как с необходимыми посредниками, терпя даже ростовщичество, запрещенное христианам. И евреи были в сравнительной безопасности, пока народы жили в условиях сельского быта. Когда же началось переселение в города и развилась торговля, которой стали заниматься не одни евреи, то конфликты между христианским населением и евреями стали возникать на почве изменения не правовых воззрений, а хозяйственных отношений. Самые жестокие и чаще всего повторявшиеся преследования евреев имели место в прирейнских городах, и как раз в то время, когда в них стала процветать торговля; евреи сделались неудобными конкурентами, от которых важно было отделаться На севере и востоке Германии мы встречаем гораздо меньше еврейских беспорядков, так как Ганза в лучшую пору своей деятельности успела вытеснить евреев из всей области своей торговли, не прибегая к насильственным мерам.

Сущность средневекового правового порядка состояла в том, что он исключал из себя чужие национальности: право евреев не могло найти в нем своего места. Потому все, что признавалось за евреями в виде права, стояло на почве привилегий и было не правом в собственном смысле этого слова, не составной частью правового порядка, а результатом милости короля или иного территориального владельца. Отсюда и выработалось в позднейшую пору Средних веков, когда и положение иностранцев стало менее бесправным, особое еврейское право, которое, не делаясь частью какого бы то ни было из признанных национальных прав, получило характер чисто исключительного права. Признание этого права покоилось на других мотивах, чем, напр., признание римского права за поселенными среди германцев римлянами или права других германских племен, имевшего для них такую же силу, как и право господствующего племени для этого последнего. Поселенный на франкской земле римлянин, аллеман, саксонец был полноправным членом территориального союза, мог сделаться должностным лицом, шеффеном, присяжным, тогда как еврей не был и не мог сделаться ничем. Поэтому право, которому он следовал, не было и чисто еврейским правом. Оно было таковым только внутри еврейских общин, в сношениях между собой их членов, подчиненных своим особым раввинским судам. Но в сношениях с христианами евреи могли ссылаться на свое национальное право только тогда, когда они имели на это особые привилегии. Поэтому еврейское право и было не чем иным, как рядом случайных, разрозненных привилегий и всевозможных ограничений. Отдельные частности этого права имели корни в еврейских законах, напр., признанное за евреем право не выдавать добросовестно и публично приобретенной им вещи, если бы она была даже краденая, иначе, как по получении уплаченных за нее денег. Но как эта, так и некоторые другие нормы права, распространенные впоследствии и на христиан, были допущены не в силу признания за еврейскими законами одинакового значения с народным правом, как это имело место, напр., в отношении к римскому праву для римлян, саксонскому - для саксонцев и т. д., а только в силу дарованных евреям привилегий. Другими словами, основанием признания указываемых норм права была не санкция их в законе, а привилегия.

В результате евреи в Средние века были de jure бесправны: так назыв. еврейское право состояло из привилегий, которые, в свою очередь, вытекали из mundium'а, не прекращавшего, а только приостанавливавшего бесправное состояние евреев. Привилегии, обусловленные усмотрением обладателя этого mundium'а, могли быть по такому же усмотрению во всякое время изменены и отменены. Корень привилегий лежал в собственных интересах владельца mundium'а, который предоставлял евреям эксплуатировать чужую нужду только для того, чтобы впоследствии воспользоваться плодами этой эксплуатации.

Подобное право, основанное на привилегиях, и особые формы суда в делах евреев между собой продолжали существовать во Франции до Великой Революции, в Германии - до закона 1869 г. и, преимущественно - в отношениях семейного и наследственного права. По другим вопросам в после-средневековую эпоху евреи были подчинены общему праву, но терпели значительные ограничения в своей правоспособности. Прежде всего они были исключены из всех отношений публичного права, не допускались в гильдии и цехи, ограничивались в занятиях промыслами, в местожительстве и свободе вступления в брак. Затем, евреи подвергались большим ограничениям в приобретении недвижимой собственности, которое иногда разрешалось только в городах, где они селились в отводимых им кварталах и улицах без права выходить за их пределы. Сельское землевладение допускалось в чрезвычайно редких случаях под условием личной обработки земли и без связанных с ним публичных прав. Наконец, им запрещалось цедировать, т. е. передавать права по обязательствам на христиан христианам, пользоваться дотальными привилегиями, свидетельствовать против христиан и т. д. Все эти ограничения правоспособности, или так наз. одиозные привилегии *(410), отменялись постепенно различными законодательными актами, завершившимися в Германии законом 1869 г., который осуществил так наз. "эмансипацию евреев", т. е. полное уравнение их как в политическом, так и в гражданском отношении со всеми другими вероисповеданиями. Такая же эмансипация была произведена во Франции по отношению к гражданским правам евреев еще в первую революцию, а по отношению к политическим правам - в 1848 г.; в Англии - законом 1868 г. и т. д. *(411)

Мы остановились с некоторыми подробностями на истории и характеристике юридического положения евреев на Западе Европы потому, что с этой историей связаны успехи общения народов, и, кроме того, она уясняет и положение нашего законодательства в настоящем вопросе. Это положение весьма сходно с тем, что представляют европейские Средние века, и дает возможность констатировать те же стадии развития, которые пройдены народами Запада.

Прежде всего наше действующее законодательство о евреях само рассматривает себя как временное и переходное и состоит из ряда исключительных и не всегда согласованных между собой постановлений, внушенных то национальными, то вероисповедными, то экономическими соображениями, правильность которых может быть оспорена. Национальный характер нашего законодательства о евреях восходит ко времени основания России, так как уже при вел. кн. Владимире евреи рассматриваются как иностранцы и допускаются к жительству и поселению в городах. Сюда присоединяются вскоре и вероисповедные элементы, угрожающие евреям такими же мерами "очищения" огнем, которые были столь обычны в соответствующую эпоху и на Западе. Но наша государственная власть предписывает и в XVIII в. "жидов высылать, которые в Украине и в других городах Империи Российской поселились, и впредь ни под каким образом в Россию не впускать, а золота им с собой из России не вывозить, и менять золотые их деньги на медные" (Полное Собр. Зак., N 5063), а церковь внушает требование смерти еретикам и лишения "басурман" владения населенными (православными) имениями, если эти "бусурманы" не примут св. крещения (там же, NN 1103, 2778) *(412). Однако, в общем, евреев в России было немного, и "еврейского вопроса" не существовало у нас до первого раздела Польши в 1772 г., когда состоялось присоединение к нам части Польши и Белоруссии с многочисленным еврейским населением. И именно в этой нынешней западной окраине мы встречаем повторение тех же явлений, которые характеризуют историю евреев на всем Западе Европы: ту же изолированность от всего остального населения, то же бесправие и те же привилегии неприкосновенности жизни и имущества, временно предоставляемые отдельным евреям или их общинам предержащими властями.

Русское правительство приняло "еврейский вопрос" вместе с универсальным преемством своей западной окраины, но разрешило ли оно его по западному образцу? К сожалению, мы не можем сказать, чтобы вопрос о равноправии евреев с другими русскими подданными был даже в наши дни для нашего законодательства утвердительно решенн, хотя бы, в принципе. Но мы не сомневаемся, что, несмотря на все колебания правительства и общественного мнения, он ближе к решению в этом смысле, чем в противоположном. На этом пути уже стояло не только законодательство эпохи реформ царствования Александра II, но и законодательство времени Александра I и Николая I, которое - если и подтвердило законами 1804 и 1835 гг. так наз. "черту оседлости" для постоянного местожительства евреев - то целым рядом мер, направленных на улучшение культурного быта евреев и приобщение их к условиям общерусской жизни, показало, что в вопросе о гражданской правоспособности евреев оно готово принять скорее уравнительный, чем ограничительный принцип. В следующее царствование за чисто временное значение всех ограничительных против евреев мер высказывается не только Комитет о евреях, председательствуемый гр. Блудовым, но и сам император Александр II. До 1859 г. не существовало ни одной категории евреев, которая имела бы право постоянного местожительства вне черты оседлости. Выходит ряд законов, а именно, законы 1859, 1861, 1865 и 1867 гг., предоставляющие право постоянного жительства следующим категориям евреев: купцам 1-ой гильдии, лицам, получившим высшее образование, и, наконец, ремесленникам и солдатам.

С начала 80-х годов начинается, однако, поворот нашей законодательной политики по еврейскому вопросу в сторону не только ограничительного толкования всех признанных до того за евреями прав, но и введения ряда новых ограничений их правоспособности. Важнейшее из этих ограничений вводится "Временными Правилами" 3 мая 1882 г., которые воспрещают евреям как водворение вновь, так и приобретение недвижимой собственности и связанных с ней прав вне городов и местечек даже тех 15 губерний, которые входят в черту их оседлости и в которых за ними было признано право приобретения недвижимой собственности еще Положением 1835 г. (ст. 789 т. IX). Почти одновременно с изданием этих "Временных Правил" была образована под председательством гр. Паллена комиссия для общего пересмотра законов о евреях, и хотя эта комиссия, распущенная через 4 года, пришла к убеждению о необходимости, в общем, постепенного расширения прав евреев, это убеждение осталось без осуществления. На деле последовали новые ограничения правоспособности евреев и такое применение прежних ограничительных законов, которое стоит недалеко от полного бесправия *(413).

Таково положение "еврейского вопроса" при настоящем состоянии нашего законодательства, и если оно неутешительно, то его нельзя считать и отчаянным, так как ничто не позволяет думать, чтобы Россия была исключена из общего хода развития культурных народов и осуждена именно по еврейскому вопросу на упорное отстаивание состояний права, давно пережитых и сданных в архив другими культурными народами.

После приведенных исторических данных мы можем обратиться к характеристике нашего законодательства о евреях, сделанной Дювернуа в его "Чтениях по гражданскому праву". В этой характеристике правильно все, кроме несколько преувеличенного оптимизма и смешения слов закона с его действием. Наше законодательство о евреях характеризуется, по мнению Дювернуа, следующими чертами:

Во-первых, стремлением не нарушать насильственно старых основ обособленного еврейского быта. Закон признает так наз. кагальную организацию евреев и допускает внутри ее обязательные денежные сборы (напр., коробочный, предназначенный для общественных потребностей евреев); с этой же организацией связан чисто исповедный характер еврейских институтов брачного права, особое ведение метрик, семейный и родственный строй, особенности прав наследования (т. IX, ст. 913-921 и т. XI Уст. иностр. испов., с измен. и прод. 1890 г., прилож. к ст. 980). Но, за этими специально предусмотренными исключениями, евреи подлежат действию общего права (т. IX, ст. 952) со следующим, однако, важным ограничением: право местожительства ограничено для них так наз. "чертой оседлости" (губерния Царства Польского, северо- и юго-западного края, Бессарабия, Курляндия с некоторыми изъятиями отдельных городов (Киев) и особыми правилами для других (Севастополь, Николаев и Область Войска Донского). Все это делает правоспособность евреев если не всегда приниженной, то во всяком случае неполной, и от этой неполноты правоспособности русский еврей не может освободиться иначе, как разорвав связи с тем союзом, которому он принадлежит, - разрывом, который достигается переходом в одно из христианских исповеданий.

Во-вторых, обозначается определенно и другая, эмансипационная тенденция: вывести отдельных евреев и некоторые группы их из устаревшей исповедно племенной организации, ставя этих евреев в непосредственную связь с общегосударственной жизнью. К этой цели наше законодательство идет не абстрактным провозглашением еврейского равноправия, как это имело место на Западе, а распространением на евреев в той или другой степени общей правоспособности, причем это распространение происходит по исследовании признаков надежности такого приобщения отдельных евреев или отдельных групп евреев к общегосударственной жизни. Евреям-подданным дозволено селиться вне черты оседлости, если они принадлежат в течение указанного срока к купцам первой гильдии; то же самое, если они оканчивают курс высших учебных заведений или являются фельдшерами, повивальными бабками, учащимися-фармацевтами и т. п. Евреям-иностранцам, не допускаемым вообще ко вступлению в русское подданство, предоставляется право пребывания на более или менее льготных условиях в России каждый раз по особому усмотрению подлежащего начальства. Временное пребывание вне черты оседлости дозволяется на различных основаниях и обыкновенно на короткие сроки или для достижения известной цели, напр., обучения или упражнения в мастерстве. Запрещение браков между евреями и христианами составляет не умаление правоспособности первых, а последствие религиозного характера брака как в нашем, так и в еврейском праве. Но если уже образовавшаяся семья подвергается изменениям исповедания, - как это может быть, напр., в том случае, если один из супругов-евреев принимает православие, - то брак расторгается лишь при том условии, если этого потребует другой супруг (ст. 81 т. Х ч. I). При переходе в христианство обоих супругов, креститься должны и все дети моложе 7 лет; если же крестится лишь отец или мать, то в первом случае подвергаются крещению сыновья, во втором - дочери (т. IX, ст. 965).

В-третьих, имеется в виду противодействовать всем попыткам евреев к освобождению себя, в обход закона, от тех стеснительных условий правоспособности, в которые они поставлены. С этой целью, напр., на новокрещенного супруга, пока его брак с лицом еврейского вероисповедания не расторгнут, распространяются все законы о черте оседлости (ч. I Х т., ст. 103 и 81, конец); усыновление для евреев возможно только между единоверцами, причем усыновление евреями, пользующимися свободой местожительства, действительно по отношению к тем только единоверцам, которые сами имеют право проживать по всей империи (т. IX, ст. 954, пр. 2).

Ограничения евреев в праве держать у себя прислугу из лиц, исповедующих христианскую веру и, особенно, женщин, теперь отменены, но имели и во время своего действия только вероисповедный характер, доказываемый, между прочим, сенатскими разъяснениями, придававшими этим ограничениям самое тесное значение. Именно в тех случаях, когда наем совершался евреем не для личных домашних услуг, а, напр., для работ земледельческих или практики какого-нибудь ремесла, мастерства или работы на фабриках и заводах, и также для всех вообще занятий, приносящих выгоды христианскому населению, - во всех этих случаях евреям дозволялось руководствоваться общими положениями о договоре личного найма. Указанное ограничение продолжает действовать в отношении к секте молокан, будучи рассчитано как в этом последнем случае, так и в отношении к евреям - только на то, чтобы защитить лиц православного исповедания от всякой попытки совращения их в иудейство или молоканство. Высочайшее Повеление 28 апреля 1887 г. устранило стеснительные для найма евреями христиан меры и заменило их простым запрещением нанимателю-еврею препятствовать нанятым христианам чествовать праздники и выполнять религиозные обязанности под страхом денежного взыскания не свыше 50 руб. Вопрос о силе договора поставлен врозь от вопроса о запрещенном действии, и это дает возможность расширить действие общей нормы договорного права на круг лиц, не связанных ни племенем, ни исповеданием *(414).