logo
03080413

2. Право средневекового Китая

Заметим, что среди европейских китаеведов (синологов) распространено убеждение, что китайские законы Средних веков имеют преимущественно карательную направ­ленность. Это не совсем так. Действительно, сами китайские слова «закон» (фа) и свод законов (люй) обычно подразумевают законы уголовные, и исторически сложилось так, что уголовные (ка­рательные) законы получили в Китае наибольшее развитие. Вместе с тем средневековые своды Поднебесной включали довольно широкий круг военных, граж­данских и административных правоотношений1.

Судебная система в средневековом Китае носила карательный характер и основы­валась на своеобразном праве, которое проистекало от учения Конфу­ция (Кун-цзы, 551–479 гг. до н.э.). Конфуций учил жить в рамках не­бесного закона, который дает человеку гармонию с космосом. Благодаря этой гармонии Земля и Небо правильно взаимодействуют, Солнце, Луна и Звезды не отклоня­ются от своего пути, течет поток воды и времени. Разделяются добро и зло, находят правильное выражение радость и гнев, проясняется высшее сознание, изменения не приводят к путанице. Светлое мужское начало (ян) и женское темное (инь) гармонично сливаются, что содействует космическому согласию. Последователи этого учения небесный закон рассматривали как вза­имодействие моральных норм ли (которые обычно переводят с китайского и как «ритуал», и как «этикет», и как «правила поведения», но более адекватным является перевод термина словосочетанием «мо­ральные устои и обусловленное ими поведение») и жестких правовых норм фа, дей­ствующих на основе священного принципа (сяо). Главная цель этого закона – не регулирование сферы свободы личности, а репрессии, сан­кции, устанавливающие безусловное повиновение старшим в широком смысле слова. Поэтому наказуемыми были не только преступления, но и нару­шения конфуцианской морали, даже если они носили абстрактный характер. На­пример, человек мог быть приговорен к битью палками за непочтитель­ную позу, вызывающий вид, дерзкий взгляд, усмешку и т.д.

Именно Конфуций сформулировал знаменитую древнекитайскую концепцию «десяти зол», на основе которой составлялись все последующие кодификации. Это: 1) заговор, измена; 2) неподчинение, непокорность; 3) несправедливость; 4) порочность; 5) великое непочтение; 6) сыновья непочтительность; 7) несогласие, разногласие; 8) неправедность; 9) кровосмешение; 10) мятеж против власти. Все лица, совершившие преступления, подпадавшие под эти «десять зол», а также члены их семей считались не исполнившими долг подданных. Доктрина китайского уголовного права почти без изменений просуществовала более 2 тыс. лет.

Отметим, что еще в период древней империи Цинь (221–207 гг. до н.э.) краткое господство легизма продемонстрировало ограниченность возможностей командной силы законов и связанного с ними контроля и принуждения. В этот период расхож­дения между конфуцианцами и легистами свелись к спору, что должно внедряться в обыденную жизнь при содействии государ­ственной власти – динамичные законы (фа), создаваемые для сиюминутной государственной пользы, или моральные устои (ли), фиксирующие сложную общественную структуру. Ли гораздо более неповоротливые, но зато гораздо более отвечающие исконному строю жизни китайцев. Первые шаги в этом направлении сделал конфуцианец Сюнь-цзы (ок. 298–238 до н.э.), который сблизил понимание (ли) с пониманием закона у легистов. Он обосновал возможность «поставить «фа» на службу «ли»», превратить законы в защиту моральных устоев, но в то же время дать определенные гарантии защиты от произвола законов, сделав противоречащие моральным устоям законы невозможными. Так была заложена новая основа для различения закона и морали (с сохранением верховенства роли последней), с од­новременным превращением конфуцианства в инструмент прими­рительного синтеза противоборствующих философско-правовых доктрин – легизма и кон­фуцианства1. В итоге при династии Хань легистские концепции окончательно трансформировались, в чем оказалась заинтересованной главным образом служилая бюрократия, противостоявшая произволу верховного правителя.

Для средневекового Китая характерно по­явление династических сводов законов. Как и в Византийской империи, здесь практиковалось заимствование из законодательства предшествующей царской династии. Весьма выразительно в этом плане напутствие императора минской эпохи Чжу Юань-чжана (XIV в.) законодатель­ной комиссии, в котором он высказывает свои пожелания относительно ясности и простоты положений кодифи­цируемых законов: «В законах ценятся простота и соответствие; необходимо сделать так, чтобы язык их был точным, основные положения ясными, и каждый че­ловек легко понимал их. Если статей слишком много, и одно дело можно толковать так и сяк, то возникает возможность облегчать и утяжелять наказания. В результате безнравственные и корысто­любивые чиновники могут плести интриги и совершать злоупотреб­ления, поэтому такие законы годны для тех, кто жесток и бесче­ловечен, и, наоборот, губительны для честных и добропорядочных людей. Это нехорошие законы. Нужно стремиться добиваться мак­симальной точности, чтобы таким образом устранить многочислен­ные злоупотребления».

Самыми разработанны­ми кодификациями начального периода средневековья оказались зако­ны династии Тан (618–907 гг.) и династии Сун (907–1279 гг.). Первым крупным сводом законов стал Танский уголовный кодекс с комментариями и разъяс­нениями. Составление Танского кодекса было завершено к 653 году, но обнародование состоялось только в 737 году. Кодекс династии Сун «Исправ­ленное и пересмотренное собрание уголовных законов» (составлен в 959 г., опубликован в 963 г.) во многом повторял Танский кодекс. А ди­настия монгольских правителей Юань (1280–1368 гг.) предпочла подражание издревле существующим порядкам и превратила в за­коны специально отобранную судебную практику.

В предисловии к «Законам Великой династии Мин» XIV века, ставшим крупнейшим законодательным памятником Минской эпохи, император Чжу Юань-чжан выразил свои ожидания и надежды относитель­но социального эффекта вводимых законов в следующих словах: «Я, владея Поднебесной, подражал древности в осуществлении управ­ления, постигал ритуалы, дабы руководить народом, устанавливал законы, дабы обуздывать непослушных, публиковал распоряжения в качестве декретов, проводил в жизнь все это уже в течение дол­гого времени, но что поделать, нарушители законов продолжали появляться один за другим. Отсюда возникли пять видов наказаний и жестокие законы, чтобы наказывать их (нарушителей)... Отредак­тировав написанные законы, мы составили книгу и отпечатали ее для распространения в столице и на местах, дабы сановники и на­род знали, чего придерживаться». В кодексе династии Мин 460 статьей законов, собранных в 30 главах, но параллельно эти законы также подразделяются соответственно тра­диционным для Китая шести ведомствам, названия которых указы­вают одновременно на отраслевой характер законодательного регу­лирования.

Впоследствии усилиями уже маньчжурских сановников и судей был создан кодекс 1647 г., во многом воспроизводив­ший законодательство династии Мин. Примечательно, что важную и своеобразную часть его составило законодательство административное, поскольку Китай всегда был страной централизованного управления делами государства.

Гражданское и семейное право средневекового Китая (а также другие отрасли частного права) базировались на принципах конфуцианской морали. Двумя основными формами собственности в праве Китая были государственная и частная. Однако особый вид собственности представляла цер­ковная (принадлежавшая буддийским и даосским мона­стырям). А коллективная собственность на землю имела форму семейной или родовой собственности, выделенной на поддержание культа предков и под общинные кладбища.

Договор купли-продажи занимал особое место в китайском обязательственном праве. Главным условием его действительности являлось со­глашение сторон. Купля-продажа обычных вещей, так же, как рабов и скота, требовала составления купчей, и ее отсутствие наказыва­лось битьем палками. При продаже людей необходимо было свидетельст­во, что продаваемый человек с рождения был лично несвободным.

Брак рассматривался как долг, выполнение которого должно служить интересам семьи, требованиям культа предков. Целью брака было по­явление мужского потомства. Браку обычно предшествовало устное соглашение семей жениха и невесты. Был распространен обычай помолвки еще не родившихся детей. Соглашение обяза­тельно предусматривало согласие отца и не требовало согласия вступающих в брак. Возраст брачного совершен­нолетия не закреплялся, но обычно он составлял 15–16 лет для муж­чин и 14–15 лет для женщин. Запрещались браки свободных с рабами, с родственниками по мужс­кой линии в любой степени родства, с лицом, носящим ту же фами­лию. Запрещалась полигамия: второй брак при жизни первой жены призна­вался недействительным. Однако у мужчин могло быть неограниченное число наложниц, права которых определялись обычаем.

Развод допускался по обоюдному согласию супругов – китайс­кий брак не носил священного, нерасторжимого характера. Муж мог требовать развода в случаях: бесплодия жены, проявления непочтения к мужу и его родителям, болтливости, склонности к во­ровству и других недостатков. Жена могла требовать развода, если муж покидал ее на срок более трех месяцев, продавал в рабство или принуждал к амо­ральному поведению.

Наследование имело признаки общего правопреемства, так как сопро­вождалось ответственностью наследников за долги умершего. Отдельно наследовались чин (титул, должность), если он передавался по наслед­ству, и имущество умершего, переходящее нисходящим родственни­кам по мужской линии. Чин мог быть унаследован только старшим сы­ном. Замужние дочери не имели права на наследство; незамужние получали половину доли братьев. Отец не имел права лишить сына наследства, а также увеличить долю одного сына за счет другого.

В области уголовного права Китая еще в эпоху Хань конфуцианство вызвало усиление мер наказания за проступки перед родителями и старшими в роде. Как отмечалось выше, идеология конфуци­анства возобладала над концепцией легистов, считавших, что все должны быть равны перед законом. Но неопределенность границ моральной конфуцианской нормы препятствовала разгра­ничению в праве форм вины, и поэтому при определении наказаний ис­пользовались такие категории, как неведение, неумышленность, не­брежность, забывчивость, ошибка. Законодательство Китая не знало института необходимой обороны, но оно осво­бождало от ответственности ближайших родственников, защищавших от нападения отца, мать, деда, бабку, объясняя негативные последствия этих действий (вплоть до убийства нападавшего) тем, что они не были продиктованы преступной волей. Классификация же преступлений в зависимости от их общественной опас­ности основывалась на упомянутой концепции «десяти зол»:

  1. первой, второй и третьей формами зла считались преступные посяга­тельства на императора – заговор о мятеже против государя, непо­корность и измена;

  2. четвертой – преступления против близких родственников: убийство или избиение деда, бабки, родителей, умысел убить их, убийство старших братьев, сестер, кровных родственников мужа;

  3. пятой – поведение, противоречащее естественному порядку вещей, и преступления, совершенные с особой жестокостью; сюда были отнесе­ны убийства в одной семье трех и более человек, совершение преступления с особой жестокостью, колдовские магические действия, приго­товление, хранение и передача другому лицу ядов;

  4. шестой – преступления, связанные с нарушением особо значимых зап­ретов, к числу которых были отнесены: кража предметов культа; кража вещей, используемых императором; оплошности, допущенные при приготовлении ему пищи, лекарства; злословие в адрес императора;

  5. седьмая, восьмая, девятая и десятая формы зла были связаны с защи­той нравственного порядка в семье как ос­новы социального порядка.

Преступники, их отцы и сыновья старше 16 лет пригова­ривались к смертной казни через обезглавливание. Женщины семьи (матери, незамужние дочери, жены, наложницы вместе со слугами) превращались в рабынь.

Судебный процесс, в сущности, был инквизиционным, поскольку дело обычно начиналось с письменной или устной жалобы потерпев­шего в уездный суд, составленной по определенной форме, причем суды исходили из презумпции виновности обвиняемого и ставили главной целью добиться признания последнего. Преследование преступника было обязанностью государства. Специаль­ные чиновники, ответственные за поиски преступника, должны были разыскать его в определенный срок. Кроме судей и чиновников, расследовавших преступление, в судах участвовали стряпчие, делопроизводители, посыльные, стражники, экзекуторы.

Если преступник не был найден, то чиновник наказывался палочными ударами. Это создавало условия для привлечения к ответственности даже невиновных людей. До суда преступника держали в тюрьме (женщин отдавали на поруки в дом мужа). Судьи проводили допросы, оч­ные ставки, назначали пытки. Если признание вины не было получено после троекратного допроса под пытками, то пытки могли быть приме­нены к обвинителю, чтобы уличить его в лжесвидетельстве. Обвиняемый мог быть оправдан, осужден или его дело при­знавалось сомнительным и требовало дополнительного дознания.