Г. Судьба крестьянского сословия

§ 214. ХVIII столетие застало крестьян в самых различных видах. Крепостное право, установленное первоначально государственными мерами, прикрепило крестьян к тем землям, на которых они сидели до того времени. Сообразно различию этих земель и сами крестьяне получили разные наименования; мы встречаем крестьян дворцовых, черносошных (государственных), монастырских, помещичьих, вoтчинных и т. д. Кроме того, были разного рода приписанные крестьяне, количество которых возросло в особенности с XVIII столетия, когда Петр Великий стал приписывать поселян к горному делу, фабрикам и т. д. Словом, крестьяне обращаются в тяглую силу, несущую все государственные повинности. Рядом с этим ухудшается и юридическое их положение. Они постепенно теряют и те права, которые в прежнее время предоставлялись всем крестьянам, не исключая помещичьих, крепостных.

Ревизия 1719 г., даже независимо от намерений Петра Великого, имела решительное влияние на усиление крепостного права, и пространственно и качественно. Частное крепостное право распространилось на большее количество лиц, и затем само положение крепостных сделалось хуже, чем оно было до ревизии*(532).

Ближайшие последствия ревизии заключались в том, что она уничтожила различие между двумя разрядами лиц, строго различавшихся еще по Уложению царя Алексея Михайловича, именно между крепостными крестьянами и полными и кабальными холопами. Ревизия как бы приравняла крестьян к холопам, и этим содействовала развитию помещичьей власти. Правда, через это бывшие холопы возвысились до положения крестьян, следовательно ревизия уничтожила существование полного рабства в России. Но дальнейшее развитие одного из этих двух последствий зависело от условий времени, а они были таковы, что дали возможность развиться именно дурным последствиям.

Пространственное развитие крепостного права вытекало, кроме того, из общего стремления правительства уничтожить разряд тех людей, которые не были записаны ни в какое определенное тягло; таковы государевы вольные гулящие люди и кабальные холопы, т. е. полусвободные лица, не принадлежащие ни к холопству, ни к крестьянству, но временно ограниченные в правах своего состояния в видах обеспечения долга. Нуждаясь в тяглом народонаселении, стремясь к тому, чтобы подушная подать легла по возможности на всех, еще Петр Великий начал борьбу с вольными гулящими людьми.

Указом 1722 г. велено было всех гулящих писать в солдаты; негодные к службе должны были искать себе какого-нибудь определенного занятия; иначе им грозили галерные работы*(533). Дальнейшие меры закрепощения явились в последующие царствования. В 1729 г. отменено прежнее кабальное холопство. Правительство издало распоряжение: всех кабальных людей вместе с их детьми немедленно писать в подушный оклад за теми помещиками, к которым они приняты в услужение*(534). Та же участь постигла и так называемых государевых вольных гулящих людей. Через несколько месяцев после издания только что приведенного указа о кабальных людях последовало предписание, чтобы вольные гулящие люди или поступали в военную службу, или, за негодностью, записывались за кого-либо в подушный оклад; в противном случае их ссылали в Сибирь на поселение*(535). То же самое подтверждено и при второй ревизии*(536). Таким образом, закрепощение идет чрезвычайно быстро. Прежние вольные гулящие люди и полусвободные уже не признаются законом. Самое их имя исчезает из законодательства. Остаются только крестьяне, записанные в подушный оклад.

§ 215. Вместе с распространением крепостного права количественным происходило ограничение прав крестьян, как помещичьих, так и непомещичьих. Во-первых, вообще всем крестьянам было запрещено приобретать недвижимые имения, даже ненаселенные. В 1730 г. 25 октября вышел указ, подтверждающий старое правило, которое запрещало боярским людям, монастырским слугам и крестьянам приобретать недвижимые имения, как в городах, так и в уездах*(537). В 1746 г. это постановление было обобщено*(538). Межевая инструкция 1754 г. воспрещает владеть землями разночинцам. В 1758 г. предписывалось тем владельцам, которым запрещено иметь недвижимости, продать их в полугодовой срок*(539). ж во владении, такие недвижимые отписать на Ее Императорское Величество". (Беляев, 284 - 285)" Воспрещение крестьянам приобретать недвижимые имения отменено только в царствование Александра I*(540).

Затем, регламентом каммер-коллегии 1731 г. крестьяне лишены права вступать в подряды и откупа*(541). Это ограничение просуществовало до 1774 г.*(542). Нечего говорить о том, что наше законодательство постоянно подтверждало ограничения для всех свободных людей, кроме дворян, относительно права покупки крестьян для каких бы то ни было целей. Между крестьянством со времени Петра Великого было в обычае покупать людей для поставки за себя в рекруты. С 1739 г. у всех монастырских и дворцовых крестьян отнято это право.

Затем, крестьянам всех наименований безусловно запрещено обязываться векселями*(543). Но ограничения гражданских прав наиболее коснулись крестьян крепостных. Должно заметить, что еще по Уложению царя Алексея Михайловича крепостные крестьяне отличены от холопов как полных, так и кабальных. Отличие это состояло в том, что за крестьянами признавались известные гражданские права. Крестьяне до Петра Великого были поставлены в крепостную зависимость от помещика ради обеспечения доходов последнего, чтобы помещик мог бездоимочно отбывать государеву службу.

Следовательно, помещик имел право на известные доходы с крестьян. Но для крестьянства не вытекало отсюда лишения каких бы то ни было гражданских прав. Поэтому уложение 1649 г. признает за крестьянами собственность, право вступать в различные подряды от своего имени или имени общества и т. д. Мало того, так как поместья и вотчины рассматривались государством как тяглые участки, с которых помещик должен отбывать государеву службу, так как исправное отбывание крестьянством тех повинностей, которые оно несло по отношению к государству, обусловливалось благосостоянием крестьян, то само правительство было заинтересовано в том, чтобы помещики не пустошили свои поместья, не разоряли их. По свидетельству Котошихина, правительство строго следило за тем, чтобы помещики не грабили своих крестьян. В случае злоупотреблений помещичьей власти, оно отбирало от них поместья и "отдавало добрым людям, а не таким разорителям"*(544). Крестьяне имели возможность подавать жалобы на злоупотребления со стороны помещиков*(545). Следовательно, правительство не прерывало связи с крестьянством.

§ 216. С введением подушной подати отношение крестьян к правительству видоизменилось коренным образом. Причина этого изменения заключалась в перенесении ответственности за исправное отбывание податей с крестьян на помещика. Правительство как бы договорилось с помещиком, что если он будет исправно вносить в государственную казну все подати, причитающиеся с его имения, то остается полным хозяином своей земли и крестьян и правительство не имеет никакого основания вступаться в его дела*(546). При таком условии должны были быстро ограничиться права крестьянства и по закону и в особенности на практике.

Правда, de jure, еще во времена Петра Великого крестьяне пользовались некоторыми правами и преимуществами. Петр Великий неоднократно и резко восставал против злоупотреблений помещичьей власти, например против продажи крестьян без земли и враздробь. Крепостные могли самостоятельно заниматься различными крестьянскими промыслами, вступать в подряды с казною и т. д. Но на практике злоупотребления помещичьей власти развились чрезвычайно сильно*(547). Петр Великий, нуждаясь в армии, оставил крестьянам одну льготу - право поступать на военную службу. Ввиду злоупотреблений помещичьей власти эта льгота была очень важна для крестьян. Указ 1742 г. отменяет ее*(548). В 1747 г. разрешено помещикам продавать своих крестьян в рекруты*(549); следовательно, дано право на продажу людей врознь, против чего восставал Петр Великий.

Чтобы еще более укрепить власть помещиков, в 1760 г. им предоставлено право ссылать крестьян на поселение в Сибирь*(550). Затем, на основании указа 17 января 1765 г., помещики получили право отдавать своих крепостных людей в каторжные работы*(551). Наконец, в 1767 г. у крестьян отнято единственное средство оградить себя от произвола помещичьей власти - право подавать челобитные на помещиков*(552).

§ 217. Говоря об усилении крепостного права при Екатерине II, нельзя не обратить внимания на постановку этого вопроса в знаменитой "Комиссии для составления нового уложения" 1767 г. Мнения, высказанные здесь, могут служить довольно верным мерилом политического миросозерцания тогдашнего русского общества в лице влиятeльнейших его представителей.

Сама императрица довольно прозрачно высказала свои мнения о крепостных крестьянах в своем "Наказе". Можно безошибочно сказать, что она была против освобождения крестьян в той форме, как оно совершилось в 1861 г., т. е. в виде одновременной эманципации крепостных, посредством общей законодательной меры. "Не должно, - говорит "Наказ", - вдруг и через узаконение общее делать великого числа освобожденных"*(553). "Но, - продолжает императрица, - законы могут учредить нечто полезное для собственного рабов имущества*(554). Французский подлинник "Наказа" объясняет нам смысл этого "собственного рабов имущества"; во французском подлиннике помещено выражение pecule, равное латинскому peculium.

Это место "Наказа" наводит на то заключение, что императрица желала возбудить реакцию против неограниченности помещичьей власти, в силу которой крестьянин утратил всякие имущественные права, всякую возможность работать на себя, иметь что-нибудь свое. Правильность такого заключения подтверждается другими местами "Наказа".

Императрица возражает против имущественной бесправности земледельцев, во-первых, по общим экономическим соображениям. "Не может быть, - говорит она, - хорошо обработанных земель там, где земледелец не имеет ничего собственного"*(555). "Это, - продолжает "Наказ", -основано на очень простом правиле: "каждый человек заботится о том, что принадлежит ему, больше, чем о том, что принадлежит другому, и он вовсе не заботится о том, в чем опасаться может, что другой у него отнимет"*(556). Подобное же мнение высказывает императрица и при рассмотрении условий размножения народонаселения в государстве. По ее мнению, система оброков, налагаемых помещиками на своих крестьян, гибельно отражается и на интересах земледелия, и на росте народонаселения*(557). "Весьма было бы нужно", говорит "Наказ", "предписать помещикам законом, чтобы они с большим рассмотрением располагали свои поборы и те бы поборы брали, которые менее мужика отлучают от его дома и семейства: тем бы распространилось больше земледелие, и число бы народа в государстве умножилось"*(558). "Наказ" говорит на эту тему довольно долго и в тоне грозного предостережения законодательной комиссии. Нельзя не привести здесь этих превосходных замечаний, тем более что они вряд ли когда-нибудь потеряют свое значение.

"Везде, - говорит "Наказ", - где есть место, в котором можно выгодно жить, тут люди размножаются. Но страна, которая податями столь отягчена, что рачением и трудолюбием своим люди с великою нуждою могут найти себе пропитание, со временем должна обезлюдеть. Где люди не для чего иного убоги, как только что живут под тяжкими законами, а земли свои почитают не столько за основание к содержанию своему, как за предлог к удручению, в таких местах люди не размножаются... Многие, пользуясь удобностию говорить, но не будучи в силах испытать в тонкость о том, о чем говорят, сказывают: "Чем в большем подданные живут убожестве, тем многочисленнее их семьи". Так же и то: "Чем большия на них наложены дани, тем больше они приходят в состояние платить оные". Сии суть два мудрования (sophismes), которые всегда пагубу наносили и всегда будут причинять погибель монархиям"*(559).

§ 218. Но эти идеи "Наказа" не произвели должного впечатления на "Комиссию", члены которой боролись главным образом за привилегии высших сословий. Немногие голоса раздались здесь в пользу крепостных. Таково мнение депутата*(560) Михаила Тошкевича, предлагавшего воспретить продажу крестьян без земли, как несогласную с достоинством европейского государства*(561). Затем депутат Алейников*(562) внес в комиссию предложение о воспрещении, по крайней мере, купцам, приказным и казакам владеть дворовыми людьми*(563). Алейников имел в виду, главным образом, предотвратить распространение крепостного права в Малороссии. По поводу сделанных ему возражений*(564), он нашел повод высказаться вообще против крепостного права в следующих красноречивых словах: "Хотя помянутые господа депутаты и представляют, что казачьим войсковым атаманам и полковым командирам без крестьян быть предосудительно; но это они показывают напрасно; ибо мы видим целую Европу, которая в крепостных крестьянах никакой нужды не имеет*(565). И не большее ли будет предосуждение всем господам депутатам и всему нашему государству перед другими европейскими странами, когда, по окончании сей высокославной комиссии, узаконено будет покупать и продавать крестьян как скотину, да еще таких же христиан, как мы сами?"

Оратор напомнил, затем, некоторые статьи "Наказа" о цели государства, о равенстве пред законом и т.д.*(566), и продолжал: "Вникая в данный от ее императорского величества "Наказ", мне кажется, что прошения господ депутатов о крестьянах противны приведенным мною правилам, потому что их желание клонится не к государственной и не к общественной пользе, а к собственной их шляхетской и старшинской корысти"*(567).

Большинство комиссии не только не говорило ничего против крепостного права, но даже явно стремилось к его распространению. Купечество энергически настаивало на сообщении ему права владеть крепостными людьми, в особенности для выгод заводского и фабричного дела*(568). Затем оно всемерно старалось отнять у крестьян вообще право торговли, даже в самых скромных размерах.

§ 219. По прекращении собраний Большой Комиссии в Москве (14 декабря 1767 г.) она была переведена в Петербург*(569). Здесь депутат Коробьин*(570), сославшись на известные нам статьи "Наказа"*(571), предложил ограничить власть помещиков над имением их крестьян и оградить законом собственность последних. Мнение Коробьина было подано по поводу рассмотрения вопроса о бегстве помещичьих крестьян и о мерах к его прекращению. Депутат объяснял, "что есть много таких помещиков, которые берут с крестьян большие подати, чем бы следовало; есть и такие, которые, войдя в значительные долги, отдают людей своих для зарабатывания денег на уплату одних процентов и через то отлучают их от земледелия; находятся, наконец, и такие, которые, увидев у крестьян какое-либо небольшое, своим трудом добытое имущество, его отнимают. Все эти случаи, по мнению депутата, и бывают причиною, что крестьяне, желая избавиться от отягощения, оставляют и свои дома, и помещика"*(572).

По поводу мнения Коробьина высказалось двадцать депутатов, из которых 18 было против его предложения, а только 3 за. Большинство признавало предлагаемую меру вредною государству. Кроме того, они напали на действительно слабую сторону проекта, грешившего тем, чем вообще грешат все полумеры. Именно Коробьин, полагая нужным ограничить власть помещика над имуществом крестьянина, полагал, однако, нужным сохранить владельческие права на личность крепостных. Большинство полагало невозможным разъединить эти два вида прав. "Один из возражателей, депутат Протасов*(573), сказал, между прочим, что если принять мнение Коробьина, то не останется другого способа, как сделать крестьян свободными, если бы на то монаршее было соизволение; но и в таком случае, по его мнению, это нужно сделать исподволь"*(574).

После знаменитой "Комиссии" правительство осталось на почве полумер.

§ 220. Итак, чем сильнее развивались привилегии сословий, построенных на понятии особой, западноевропейской чести, тем туже и туже завязывался узел крепостного права. Эта политика правительства не замедлила сказаться повсеместными волнениями крестьян, поставившими государство на край гибели. Правда, впоследствии Екатерина II принимала некоторые меры для обуздания произвола помещичьей власти. Так, можно привести немалое количество указов, где императрица с негодованием говорит о злоупотреблениях помещиков, предписывая надлежащим властям обуздывать виновных. В учреждении о губерниях наместникам повелевалось наистрожайше следить за тем, чтобы тиранства и жестокости во вверенных им областях не было. Но все эти меры имели более нравственный, чем юридический характер.

Манифест императора Павла I, от 5 апреля 1797 г., изданный им в день коронации, впервые положил некоторую границу власти помещика над трудом крестьянина. Манифест воспрещал принуждать крестьян к работе в воскресные дни, а остальные дни недели разделял поровну между помещиком и крестьянином*(575). Конечно, исполнение закона о трехдневной работе, равно как и других правил, ограничивающих власть помещика, обусловливалось бдительным надзором со стороны правительства и правом жалоб со стороны крестьян. Ни то ни другое условие не было, однако, обеспечено как следует. Долгое время еще реакция против крепостного права выражалась в виде пресечения отдельных случаев вопиющего злоупотребления власти помещиков.

При тогдашних условиях должно было считать весьма важным успехом появление небольшого кружка людей, открыто выступивших против крепостного права, в самом его принципе. Сначала эти протесты исходили от отдельных лиц. Таков был Радищев*(576). При Александре I, оппозиция приняла более правильный, систематический характер*(577). Сам император от души ненавидел это учреждение. Противники и защитники крепостного права высказывали свои мнения открыто и письменно*(578). Нельзя не признать благотворного влияния этой полемики на развитие общества. Но она не привела пока к серьезным практическим результатам. Немногие в то время понимали, что единственное средство против крепостного права есть полная его отмена актом законодательной власти. Еще меньшее число лиц понимало, что возможность общественного развития России обусловливается предварительным освобождением крестьян. Либеральное большинство времен Александра I добивалось прежде всего политических вольностей для высших классов*(579). Едва ли не одни братья Тургеневы видели в отмене крепостного права краеугольный камень будущих реформ*(580). Но и эти аболиционисты видели в занимавшей их реформе только ее юридическую, так сказать, сторону, т. е. освобождение личности крестьянина. Экономическая сторона вопроса, т. е. наделение крестьян землею, осталась пока в стороне. Наконец, огромное большинство тогдашней либеральной партии настаивало на постепенности и величайшей осторожности, с какими, по его мнению, должно было освободить крестьян*(581).

§ 221. Под влиянием таких воззрений, при оппозиции таких сильных защитников крепостного права, император Александр I не решился приступить к его уничтожению определенными, активными мерами. Он пожелал вызвать реакцию против этого института в среде самого дворянства. Инициатива в деле постепенного освобождения крестьян должна была принадлежать помещикам: закон должен был только указать к тому способы. Такой смысл имел известный закон о свободных хлебопашцах*(582), 20 февраля 1803 г.*(583).

Указ 1803 г. состоялся по поводу записки графа Румянцева, пожелавшего освободить своих крестьян на известных условиях, выраженных в форме договора между владельцем и крестьянами. Утвердив представление Румянцева, император предоставил делать то же и другим владельцам, находя, "что утверждение таковое земель в собственность (крестьянам) может во многих случаях представить помещикам разные выгоды и иметь полезное действие на ободрение земледелия и других частей государственного хозяйства". Но помещики туго пользовались этим правом. До 1855 г., следовательно в 52 года, уволено в разряд свободных хлебопашцев всего 115,734 души 384 владельцами*(584). Понятно, что не с этой стороны можно было ждать отмены крепостного права. Кроме малоплодотворного Указа 1803 г., при Александре I последовала эманципация крестьян в Остзейском крае (1819 г.). Но освобождение здесь состоялось без земли, что и привело местных крестьян в неудовлетворительное положение.

Испытав неудачу в деле совершенной отмены крепостного права, правительство Александра I решилось остаться на почве паллиативных мер - ограничения прав помещичьей власти и пресечения жестокого обращения с крестьянами. Еще Екатерина II, в своем учреждении о губерниях, возложила на государева наместника обязанность "пресекать всякого рода злоупотребления, а наипаче роскошь безмерную и разорительную, обуздывать излишества, банкротство, беспутство, мотовство, тиранство и жестокости"*(585). Мало того, еще Петр Великий предписывал брать в опеку ("под-начал") лиц, мучающих и разоряющих своих крестьян*(586). Но это предписание осталось без действия, как это видно из 256 ст. "Наказа" Екатерины II: "Петр I узаконил в 1722 г., чтобы безумные и подданных своих мучащие были под смотрением опекунов. По первой статье сего указа чинится исполнение; а последняя для чего без действа осталось - неизвестно"*(587). Ho и учреждение о губерниях не открыло прямых способов для приведения "в действо" закона Петра. Александр I в начале своего царствования обуздывал жестокости экстралегальными мерами. Так, некто Яцына был признан недостойным владеть имением во всю свою жизнь, и имение его было разделено между его детьми*(588). Позже, в 1817 г. были установлены общие, недостаточные впрочем, правила о наложении опек за жестокое обращение с крестьянами*(589). Понятно, само собою, что эти меры не достигали цели. Не говоря уже о том, что местная администрация неохотно боролась с дворянством, самое понятие крепостного права было до такой степени неопределенно, что отыскать в действиях помещика признаки злоупотребления своею властью было довольно трудно*(590).

§ 222. Царствование императора Николая I началось при неблагоприятных политических условиях. Новый император встретился с вооруженным восстанием; в связи с этим движением находились и народные толки о скором освобождении крестьян. Подавив восстание, император счел необходимым положить конец и слухам о свободе крестьян. В 1826 г. был издан манифест, торжественно объявивший, что "всякие толки о свободе казенных крестьян от платежа податей, а помещичьих крестьян и дворцовых людей от повиновения их господам, суть слухи ложные, выдуманные и разглаженные злонамеренными людьми из одного корыстолюбия, с тем, чтобы посредством сих слухов обогатиться на счет крестьян, по их простодушию"*(591). Манифест велено было читать в воскресные и праздничные дни по церквам, на торгах и ярмарках в течение шести месяцев со дня его получения. Начальникам же губерний и полиции предписано принимать строгие меры против лиц, распускающих ложные слухи.

Но из этого никак не следует, чтобы император Николай не имел серьезного намерения облегчить участь крестьян. Напротив, в его царствование издано столько распоряжений об ограждении крестьян против помещиков, как ни в одно из предшествующих царствований. Всего, с 1826 по 1855 г., издано до 108 различных постановлений*(592). Деятельность правительства за это время еще ждет подробной исторической оценки. Но, насколько позволяют судить известные уже факты, можно придти к следующему заключению. Правительство решилось не ставить вопроса об освобождении крестьян открыто и принципиально, как это сделано в нынешнее царствование. Но, затем, вопрос о положении крепостных был постоянным предметом негласного суждения особых комитетов, учреждавшихся по высочайшим повелениям*(593). Результатом этих совещаний были постановления различного содержания: одни из них клонились к определению порядка наблюдения за жестокими помещиками и взыскания с них; другие - к ограничению прав помещика в частностях; третьи - имели в виду открыть дворянству возможность, по доброй его воле, вступить на путь постепенного улучшения быта крестьян и их освобождения от крепостной зависимости.

История этих мер представляет два периода, раздельным пунктом которых служит вступление в дело графа Киселева, то есть 1835 год. До 1835 г. правительство ограничивалось изданием некоторых мер для ограничения помещичьей власти и контроля над нею. Первая из них явилась почти одновременно с упомянутым выше манифестом императора Николая. Именно 19 июня и 6 сентября 1826 г. изданы были два рескрипта на имя министра внутренних дел. Поводом к рескрипту 19 июня были сведения, дошедшие до государя о поступках некоторых помещиков, "несогласных с примерами, которыми помещики должны быть руководимы, их обязанностями христиан и верноподданных". Рескрипт предписывает дворянам "христианское и законное обращение с крестьянами"; наблюдение за этим возлагалось на предводителей дворянства, под строгою их ответственностью. Рескрипт 6 сентября посвящен подробному определению порядка наблюдения за действиями помещиков*(594). В том же году, 6 декабря, был учрежден, под непосредственным ведением государя, негласный комитет с весьма широкою задачею: пересмотра законов о всех государственных состояниях, в том числе и о крепостных крестьянах*(595). В этот комитет поступила, между прочим, записка графа Сперанского о крепостном состоянии. Комитет действовал до 1830 г. Сохранилось известие, что он выработал целое положение о новом устройстве всех состояний в государстве. Но, вследствие оппозиции великого князя Константина Павловича, событий польской и французской революций, проект остался без утверждения и дальнейшего движения. Насколько известно его содержание, он не обещал никакого коренного изменения в быте крестьян. Он заключал в себе 1) облегчительные правила для отпуска крестьян на волю, т. е. дальнейшее развитие начал известного нам указа 1803 г., и 2) некоторые ограничения помещичьей власти, например воспрещение продажи крестьян без земли, на своз и т. д. Несмотря на неудачу этого комитета, в период времени от 1826 по 1834 г. издано несколько узаконений, направленных к ограничению власти помещиков. Таковы: новые правила о наложении на дворян опеки за жестокое обращение с крестьянами; запрещение принимать крепостных без земли в обеспечение и удовлетворение частных долгов и отчуждать их по купчим и дарственным записям отдельно от семейств их и т. д.

§ 223. Второй период в истории законодательных мер по крестьянскому делу открывается прибытием графа Киселева из княжеств Молдавии и Валахии, которыми он управлял несколько лет и где ему удалось устроить быт сельского состояния. Граф явился в Россию с обширными замыслами о коренном преобразовании крестьянского быта. Прежде всего его идеи была применены к устройству быта государственных крестьян. Положение этой обширной отрасли русского крестьянства, находившейся в заведывании министерства финансов и органов полиции, было действительно жалко. Правительство пришло к мысли подчинить их особому ведомству, облеченному обязанностью попечительства над государственными крестьянами, на твердом основании специальных законов. Результатом этого плана было образование сначала V Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, а затем, 26 декабря 1837 г., министерства государственных имуществ*(596). Таким образом, крестьянский вопрос был поднят с иной стороны, и деятельность нового управления должна была отразиться и на судьбе крестьян владельческих. В 1839 г. был составлен второй секретный комитет для пересмотра известного закона о свободных хлебопашцах*(597). Основанием для всех суждений названного комитета был проект графа Киселева об обязанных поселянах, составленный им применительно к началам, принятым уже при устройстве сельского сословия в Валахии. Цель, указанная комитету, была двоякая: 1) определить, на каком основании можно впредь дозволять помещикам увольнять своих крестьян, и 2) рассмотреть, какие меры будут признаны решительнейшими для составления инвентарей по каждой губернии. Прежде всего, конечно, возник вопрос, должно ли новое положение о крестьянах быть общим и обязательным законом или же должно остаться на почве указа 1803 года, т. е. предоставить установление новых отношений доброй воле владельцев? Мнения в комитете разделились. В 1841 г. государь объявил. что он не имел намерения дать предполагаемому дополнению к указу 1803 г. силу обязательного закона, и повелел принять главным его основанием собственное желание помещиков. Результатом деятельности комитета был указ 2 апреля 1842 г. об обязанных поселянах*(598), которым предоставлено помещикам заключать с крестьянами договоры на отдачу им участков земли в пользование за условные повинности, с принятием крестьянами, заключавшими договор, название обязанных крестьян. Но им воспользовалось всего три лица*(599).

В последний раз вопрос о крепостном праве, в общем его объеме, был поднят в 1846 г., когда был составлен пятый, по счету, комитет для рассмотрения записки министра внутренних дел Перовского об уничтожении крепостного права в России*(600). Основные положения проекта заключались в следующем. Освобождение крестьян должно быть осуществлено через постепенное ограничение прав владельца, но, во всяком случае эта свобода не может быть полной. Крестьянин должен быть привязан к земле, а помещик сохранит над ним известную степень "политической" власти. Комитет имел всего одно заседание, и постановления его остались без последствий.

Остальные комитеты (2, 3 и 6) были учреждаемы для отдельных вопросов. Именно 2-й и 3-й комитеты имели целью обсуждение мер к улучшению быта дворовых людей и уменьшению их числа*(601). Суждение всех означенных комитетов, как общих, так и специальных, не остались без полезных практических последствий. Власть помещиков потерпела некоторые ограничения. Так, в 1841 г. воспрещено продавать крепостных людей отдельно от семейств, а в 1843 г. без земли. С другой стороны, несколько расширены права крестьян. Закон старался, во-первых, облегчить им выход из крепостного состояния. Так, в 1847 г. крестьянам имений, продающихся с публичных торгов за долги, предоставлено право выкупать себя с землею. По выкупе они имели право поступить в разряд государственных крестьян и приобретали право собственности на землю. Это начало подтверждено и развито в положении о порядке описи, оценки и публичной продажи имуществ, изданном в 1849 г. Мера эта грозила сделаться весьма серьезной, так как, кроме дозволения крестьянам выкупать себя при продаже имения, 11-го августа 1847 г. министерству государственных имуществ было предоставлено покупать на счет правительства продающиеся с публичных торгов частные населенные имения*(602). Но эта мера продержалась недолго. Тульский губернский предводитель дворянства представил государю о вреде "кредиту дворянства", причиняемом означенным постановлением. Записка предводителя послужила поводом к образованию шестого комитета (1848), который положил отменить правила 1847 г.*(603).

Затем, по истечении многих лет, за крестьянами была признана некоторая доля имущественной правоспособности. В 1848 г. крепостным крестьянам предоставлено покупать и приобретать, с согласия их помещиков, в собственность недвижимые имущества (кроме населенных).

Узаконения сороковых годов были последними важными мерами времен императора Николая. Февральская революция, политическое брожение в Германии и несчастная Крымская война отвлекли внимание правительства от внутренних дел. Крепостное право перешло в новое царствование несколько ограниченное, подчиненное известному контролю, но не потрясенное в своих основах. Оглядываясь в настоящее время назад, нельзя, быть может, не радоваться, что освобождение крестьян не совершилось при господстве тогдашних воззрений. Во-первых, ни один из государственных людей того времени не помышлял об освобождении крестьян с землею. Понятие крестьянина-собственника было чуждо тогдашним воззрениям. Во-вторых, если бы даже освобождение крестьян и совершилось, если не с выкупом их надела в собственность, а с наделом в пользование, то и в этом случае возникал серьезный вопрос об устройстве быта освобожденных, об организации их управления. Принципы, господствовавшие в то время, внушали серьезные опасения, как это доказал опыт. Идеи одного из либеральнейших людей той эпохи, графа Киселева, воплотились в устройстве управления государственными крестьянами. Трудно найти образчик большей государственной регламентации не только начал общего благочиния, но и сельской промышленности, даже домашней жизни крестьянина. Применение этой системы было предоставлено всемогущей администрации, под влиянием которой государственные крестьяне пришли в положение, мало отличавшееся от положения крепостных крестьян. Нельзя не радоваться, что не это положение послужило образцом для устройства быта крестьян помещичьих, а, напротив, положение 1861 г. послужило образчиком для преобразования управления государственными крестьянами.

§ 224. В несколько иные условия было поставлено крестьянское дело в северо-западном и юго-западном краях. В этих, возвращенных от Польши, губерниях общая важность крестьянского вопроса увеличивалась политическими соображениями. Православный крестьянин-малоросс или белорус был здесь естественным союзником русского правительства против католических шляхты и духовенства. Поддержать крестьянина - значило создать надежный оплот против всегда возможного здесь мятежа. Важность крестьянского вопроса в этих местностях сознавалась, но, к сожалению, практическое выражение этого сознания не везде было удовлетворительно. По усмирении польского мятежа признано было необходимым ослабить в западном крае влияние дворянства и, с этою целью, точнее определить взаимные отношения крестьян и владельцев. С этою целью правительство решилось восстановить в этих местностях старую систему инвентарей. В юго-западном крае, находившемся в управлении энергического генерал-губернатора Д. Г. Бибикова, означенное намерение осуществилось в 1848 г. Но в Белоруссии и Литве, несмотря на страшное положение крестьян, несмотря на энергические настояния Бибикова, сделавшегося с 1852 г. министром внутренних дел, вопрос затянулся. Приведение в действие правил, составленных уже в 1842 г., было приостановлено; дело длилось до 1855 г., когда, 14 мая, было предписано составить новые инвентарные правила. Но эта работа также не имела успеха. Высочайшее повеление 14 мая имеет, однако, важный исторический интерес по связи этого дела со всеобщим крестьянского вопроса в 1857 г. Об этом будет сказано ниже.

§ 225. Император Николай I сошел в могилу в самый разгар несчастной Крымской войны. Преемнику его предстояла задача вывести Россию из ее трудного положения. Конечно, до окончания войны нечего было и думать о внутренних реформах, как бы настоятельны они ни были. Но настоятельность крестьянской реформы была такова, что ее необходимо было ожидать в ближайшем будущем. Еще во время войны слухи о близком освобождении были распространены в массе крестьянства. Манифест о народном ополчении (29 января 1855 г.) дал результаты довольно грозного характера. "По прочтении его в церквах и после особого воззвания Синода в народе распространился слух, что помещичьи крестьяне, которые добровольно пойдут в ополчение, получат через это волю с их семействами". Слух этот усердно поддерживался и распространялся разными неблагонамеренными людьми. Он сделался источником многочисленных волнений в разных местностях России.

Ничто, однако, не предвещало не только близкой развязки вопроса, но и возбуждения его. По отзыву современников, масса дворянства была убеждена, что в новое царствование крепостное право будет крепче, чем когда-нибудь. Уверенность эта продолжалась довольно долго, ибо никто не знал истинных намерений нового государя. Нужно, однако, заметить, что дворянство не осталось без некоторого предварения. По заключении Парижского мира*(604), в дворянство начали проникать слухи о намерении государя отменить крепостное право. Слухи эти сопровождались разными нелепыми и обидными для чести России комментариями; утверждали, что отмена крепостного права предписана одною секретною статьею Парижского трактата.

Прибыв в конце марта 1856 г. в Москву, государь обратился к местным предводителям дворянства с следующими знаменательными словами: "Я узнал, господа, что между вами разнеслись слухи о намерении моем уничтожить крепостное право. В отвращение разных неосновательных толков по предмету столь важному, я считаю нужным объявить вам, что я не имею намерения сделать это теперь. Но, конечно, и сами вы знаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собою начнет отменяться снизу. Прошу вас, господа, думать о том, как бы привести это в исполнение. Передайте мои слова дворянству для соображения".

Нельзя было не видеть в этих словах доказательства бесповоротного намерения государя не только улучшить быт крестьян, но отменить крепостное право. Между тем прошло еще полтора года, прежде чем общество поняло всю их силу. Остаток 1856 г. посвящен был необходимым приготовительным действиям*(605). В начале 1857 г. (3 января), открыты были, под личным председательством Государя, заседания особого комитета по крестьянскому делу*(606). Появились и частные проекты об отмене крепостного права*(607). В течение 1857 г. их набралось до 100. Благодаря настойчивости великого князя Константина Николаевича, в комитете выработались определенные воззрения на крепостное право, хотя срок, с которого должно было приступить к улучшению быта крестьян*(608), еще не был назначен. Но решительный толчок дан был делу побочным, по-видимому, обстоятельством.

§ 226. Еще во время коронации министр внутренних дел вел негласные переговоры с предводителями дворянства о предстоящей реформе. Наиболее склонными к этому делу оказались предводители северо-западных губерний. Вследствие этого виленский генерал-губернатор Назимов получил секретную инструкцию войти в соглашение с местным дворянством по данному вопросу. Осенью 1857 г. Назимов явился в Петербург с результатами довольно неудовлетворительными в отношении начала Крестьянской реформы, предложенных дворянством*(609), но удовлетворительными в том смысле, что правительство могло призвать местное дворянство к более официальному и гласному обсуждению вопроса. Этого случая оно и не упустило. 20 ноября 1857 г. последовал на имя Назимова высочайший рескрипт следующего содержания: "Убедившись, что намерения представителей дворянства губерний Ковенской, Виленской и Гродненской соответствуют видам правительства", государь разрешил дворянским сословиям приступить к составлению проектов об улучшении быта крестьян. В каждой губернии должен быть открыт приуготовительный комитет*(610), работы которого, по окончании их, передаются в общую комиссию в г. Вильне*(611). При работах своих комитеты должны руководиться следующими началами: 1) помещикам сохраняется право собственности на всю землю, но крестьянам оставляется их усадебная оседлость, которую они, в течение определенного времени, приобретают в собственность посредством выкупа. Сверх того, им предоставляется в пользование определенное количество полевой земли, за которую они платят оброк или отбывают работу помещику; 2) крестьяне должны быть распределены на сельские общества, помещикам же предоставляется вотчинная полиция, и 3) при устройстве крестьян должно быть обеспечено исправное отбывание ими податей и повинностей*(612). Этот оборот дела был неожиданностью для общества. Но не прошло месяца, как эта частная, по-видимому, мера сделалась общею. Правительство сочло полезным, при особом циркуляре министра внутренних дел*(613), препроводить ко всем начальникам губерний копию с рескрипта Назимову и дополнявшего его министерского циркуляра "на случай, если бы дворянство N губернии изъявило желание", подобное желаниям дворянства виленского. Вместе с тем правительство деликатно, но ясно показало, что означенные копии посылаются не для одного "сведения" дворянства. Во-первых, Государь, в разговоре с представлявшимся ему воронежским губернатором Синельниковым*(614), упомянув о своем рескрипте Назимову, присовокупил: "Я решился привести это дело к концу и надеюсь, что вы уговорите ваших дворян мне в этом помочь"*(615). Затем поступило ходатайство от петербургского дворянства о дозволении ему приступить к составлению предположений об улучшении быта крестьян*(616). Оно послужило поводом к образованию комитета дворян С.-Петербургской губернии, которому дан был наказ, сходный с началами, изложенными в рескрипте Назимову*(617).

После этих мер нельзя было уже сомневаться в исходе дела. Освобождение крестьян сделалось как бы фактом совершившимся. Не все ему радовались, но почти никто в нем не сомневался. Литература и общество оживились после долгого сна. Журналы, старые и вновь основавшиеся*(618) получили возможность обсуждать все стороны предстоявшей реформы, и все*(619) сошлись на следующих началах: необходимости немедленной отмены крепостного права, наделении крестьян усадебною и полевою землею, организации мирского самоуправлении и совершенном устранении помещичьей власти.

§ 227. Дворянские общества также не могли медлить. Первым отозвалось на призыв государя нижегородское дворянство*(620). За ним последовало московское, хотя с довольно странною оговоркою*(621). Прочие дворянские общества присоединились к ним в течение 1858 г. По получении ответных рескриптов государя повсеместно были открыты предварительные губернские комитеты, а 21 апреля 1858 г. к начальникам губерний препровождена была подробная программа занятий комитетов, составленная и одобренная в главном комитете по крестьянскому делу*(622). Сущность этой программы состояла в следующем. На губернские комитеты первоначально возлагались обязанности: 1) изыскать способы к улучшению быта помещичьих крестьян на основаниях, указанных в высочайших рескриптах, и 2) начертать общее об этом положение. Засим в программе говорилось, что по исполнении этой работы и по высочайшем утверждении положений комитеты будут призваны к приведению их в действие; наконец, им же, но в уменьшенном составе, предполагалось поручить составление общего сельского устава. Ввиду этих задач деятельность губернских комитетов должна была разделиться на три периода: 1) определение в особом проекте главных начал для улучшения быта помещичьих крестьян; 2) действительное исполнение этого положения по высочайшем его утверждении; 3) составление сельского устава*(623).

Но комитеты пережили только первый период и выполнили первую часть предположенной задачи. Приведение в действие положения возложено было на другие учреждения*(624). Но первая часть работы была выполнена весьма быстро. Шесть комитетов кончили свои работы к 1 января 1859 г. Последний комитет, пермский, был закрыт 4 сентября 1859 г.*(625).

§ 228. "Положения", выработанные в комитетах, должны были подвергнуться пересмотру в главном комитете по крестьянскому делу. Предварительное рассмотрение их положено было возложить на особую комиссию, составленную из 4 лиц*(626). В тот момент, когда одни губернские комитеты уже представили свои работы, а другие доканчивали их, 18 октября 1858 г., под личным председательством государя, состоялось первое заседание главного комитета, имевшее целью определить порядок занятий как самого комитета, так и комиссии. Заседания 19, 24 и 29 ноября того же года замечательны тем, что комиссии указаны были основания, которыми она должна была руководствоваться при рассмотрении проектов губернских комитетов. Они важны в том отношении, что из них видно, к каким воззрениям пришло правительство после годового размышления и предварительного ознакомления с предметом. Главные из этих начал суть следующие: 1) крестьяне по освобождении их должны перейти в разряд свободных сельских обывателей; 2) они распределяются в сельские общества с своим мирским управлением; 3) власть над личностью крестьянина сосредоточивается в мире и его избранных; 4) необходимо стараться, чтобы крестьяне постепенно делались поземельными собственниками. Для этого следует: а) сообразить, какие именно способы могут быть предоставлены со стороны правительства для содействия крестьянам к выкупу поземельных их угодий, и б) определить условия прекращения срочно-обязанного положения крестьян*(627).

Вместе с утверждением этих начал, обнаружилось одно важное обстоятельство. Работы, представленные губернскими комитетами, по несогласию основных своих положений*(628) и по неудовлетворительности начал, выставленных во многих из них, не могли служить основанием для составления общего положения*(629). Для приведения их в систему, для изготовления общего положения, нужны были труды, которых нельзя было возложить на комитет и состоявшую при нем комиссию. Посему для этой особой цели 17 февраля 1859 г. положено было учредить редакционные комиссии*(630). Это обстоятельство открывало широкий простор для деятельности человека, искренно преданного крестьянскому делу, - Якову Ивановичу Ростовцеву*(631). Он был назначен председателем комиссий и сразу окружил себя лучшими силами того времени, в числе которых достаточно назвать Н. А. Милютина, Ю. Ф. Самарина, кн. Б. А. Черкасского и других. Составленная из таких лиц, опираясь на горячо преданного делу и пользовавшегося заслуженным доверием государя председателя, комиссии могли действовать прямо и смело. По существу различных вопросов, подлежавших рассмотрению комиссий, они были вновь разделены следующим образом: первая комиссия разделена на отделения юридическое*(632) и административное*(633); вторая комиссия получила название хозяйственной*(634).

Я. И. Ростовцев не успел довести возложенной на него задачи до конца. Он скончался, после тяжкой болезни, 7 февраля 1860 г. Место его занял граф В. Н. Панин*(635). Комиссии работали при довольно трудных обстоятельствах; кроме объема и сложности своей задачи, им приходилось преодолевать много внешних препятствий, отражать разные интриги, иногда хитро и искусно направленные. Несмотря на это, в сентябре 1860 г. комиссии кончили свои предварительные работы и приступили к кодификации нового "Положения". Для этой, чисто, впрочем, внешней цели к редакционным комиссиям был прикомандирован от II Отд. Соб. Е. И. В. канцерии A. H. Попов. В начале октября задача комиссий была окончена, и 10 этого месяца последовало их закрытие.

Заседания Главного комитета, на рассмотрение которого должны были поступить работы редакционных комиссий, начались 10 октября, т. е. в день, назначенный для закрытия комиссий. Видно, что правительство решилось не терять ни одного дня. Председателем комитета, за болезнью кн. Орлова, сделался В. кн. Константин Николаевич, энергии которого крестьянское дело было многим обязано в самом начале. Ta же энергия была обнаружена им и теперь. Заседания комитета происходили почти ежедневно до января 1861 г. Журнал Главного комитета, в окончательном его виде, был подписан 14 января и поступил в государственный совет. Рассмотрение "Положений" началось здесь 28 января, под личным председательством государя. Февраля 16 работы были окончены, а 19 февраля Государственный секретарь поднес к подписи государя знаменитый и всем памятный манифест. Наконец, 5 марта, в воскресенье, Манифест был прочтен в церквах столицы, и русский народ узнал, что крепостное право, существовавшее у нас двести шестьдесят восемь лет, отменено навсегда и для всех.

§ 229. Новые начала, проведенные в "Положении" о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, имели решительное влияние и на крестьян других наименований. Во-первых, еще до освобождения крепостных крестьян, указом 20 июня 1858 г. удельные крестьяне были сравнены в личных и имущественных правах со всеми свободными сельскими обывателями. Затем, 26 августа 1859 г. эти права распространены на крестьян государевых и дворцовых имений. С изданием "Положения" 1861 года преобразования пошли еще глубже. Административное и экономическое устройство вновь освобожденных крестьян сделалось типом для переустройства быта всех других поселян. Правительство заявило, что устройство и управление всего сельского или крестьянского состояния в государстве должно быть приведено к одним общим началам. С этою целью в составе Государственного совета был учрежден в 1861 г. Главный комитет об устройстве сельского состояния*(636). Плоды этой политики не замедлили обнаружиться. Так, 18 января 1866 г. состоялся указ о передаче управления государственными крестьянами в ведомство общих учреждений. Затем, 24 ноября 1866 г. повелено было приступить к поземельной реформе государственных крестьян, на началах, сходных с положением бывших крепостных крестьян*(637).

Е. Духовенство

а) Черное духовенство

§ 230. Русское духовенство разделяется на монашествующее, или черное, и приходское, или белое. Мы уже видели, в каком неопределенном положении застала духовенство реформа Петра Великого. Стремясь к строгой организации сословий, преобразователь так или иначе должен был покончить с этой неопределенностью. Определить юридически положение черного духовенства не представлялось затруднительным, потому что это состояние не наследственно. Монашествующее духовенство в отдельности не получало никаких особенных привилегий: на него распространялись те же права, которые были даруемы духовенству белому (напр., свобода от личных податей, изъятие от телесного наказания и т. д.). Для законодательства имел значение только вопрос о приобретении прав монашествующего духовенства. Важность этого вопроса определялась чисто финансовыми соображениями. Правительство заботилось о том, чтобы никто из тягла своею волею не выходил, чтобы в податях и службе государству ни в чем убыли не было. Поэтому все указы, касавшиеся монашествующего духовенства, в сущности имели один смысл - подчинить процесс поступления в черное духовенство строжайшему контролю правительства, и не только правительства местного, напр. местной епархиальной власти, но власти центральной, облеченной почти законодательными правами, Синода. Так, еще в 1723 г., 28 января, вышел указ, которым запрещалось поступать в монашество лицам всех состояний*(638). Этот указ, в сильно измененном виде, был подтвержден в 1725 г. Екатериною I. Новым указом воспрещалось лицам всех состояний (за исключением вдовых священников и дьяконов) поступать в монашество без разрешения Синода*(639). В царствование Анны Ивановны ограничения права поступать в монашество сделались еще сильнее. Правительство, по-видимому , возвратилось к мысли Петра Великого - искоренить монашество. На основании указа 1734 г.*(640) постановлено не постригать в монашество никого, кроме вдовых священников и дьяконов и отставных солдат. Воспрещение это было подкреплено угрозой ссылки и конфискации имущества, Для большего контроля в местностях повелевалось самый обряд пострижения производить не иначе, как настоятелями и соборно, ввиду того что до правительства дошли слухи, будто иеромонахи постригают в монашество собственною властью, отчего происходят многие злоупотребления. В 1738 г., специально по отношению к Киево-Печерскому монастырю, дозволено принимать в монашество с разрешения кабинета ее величества и Синода. В царствование императрицы Екатерины II, именно с 1762 г.*(641), возвратились к прежней системе, т. е. лицам всех состояний дозволено поступать в черное духовенство под условием синодского разрешения*(642). Указ 1778 г. воспретил постригать в монашество несовершеннолетних, ввиду того, что вследствие излишнего благочестия зачастую отдавались в монастыри лица самого юного возраста.

Все эти указы в сущности выражали ту же мысль, которая впоследствии формулирована в Своде законов, т. е. что никто не может поступить в монашествующее духовенство: во-1-х, без разрешения Святейшего Синода, во-2-х, без дозволения своего начальства или разрешительного приговора своего общества, и в-3-х, не достигнув совершеннолетнего возраста. Эти постановления, как увидим ниже, изменены в последнее время.

Таким образом, история собственно монашествующего духовенства не представляется и не могла представиться особенно пространною. Правительство не имело тех сложных мотивов, которые бы побуждали его более строго следить за условиями приобретения монашеского сана.

б) Духовенство белое, или приходское

§ 231. В иное положение было поставлено белое духовенство*(643). Во-1-х, оно имело потомство, положение которого нуждалось в определении ввиду начавшегося разбора сословий и строгого разграничения сословных обязанностей. Во-2-х, в среде самого духовенства насчитывалось очень много лиц, не отнесенных законом к духовному званию; таковы, например, церковнослужители, причетники. С точки зрения государства, организующего сословия, представлялось чрезвычайно важным решить вопрос о том положении, которое должно занять белое духовенство с своим потомством в ряду других состояний. В этом случае правительство руководилось, прежде всего, финансовыми интересами, обеспечением доходов казны.

Мы рассмотрим, прежде всего, порядок приобретения духовных должностей; затем - вопрос о наследственности духовного звания и условиях выхода из этого сословия и, наконец, развитие гражданских прав духовенства.

§ 232. Относительно порядка замещения духовных должностей в допетровской Руси не было никаких строго установившихся правил. Это было время борьбы самых различных начал выборного, наследственного и, наконец, в виде исключения, назначения со стороны местной иерархии. Тот и другой порядок определения в церковные должности, по выбору прихожан и по праву наследственному, перешли и в XVIII век. "Трудно сказать, который из них был употребительнее и сильнее в практике; на огромном пространстве России, в различных местностях, под влиянием разнообразных местных условий, отношения между ними были чрезвычайно разнообразны. Все-таки к концу XVIII века уже ясно можно видеть, что наследственность церковных мест рано или поздно должна была непременно восторжествовать над выборным порядком"*(644). Действительно, возможность выборов фактически ограничивалась образованием тяглых сословий. Выбор прихожан, по самой необходимости, должен был падать на лиц духовного знания. К этому условию в XVIII веке присоединилось еще одно чрезвычайно важное обстоятельство - требование специального образования, получаемого в духовных школах. Духовные школы, в свою очередь, скоро обратились в замкнутое сословное установление*(645). Требование это повело к положительному воспрещению возводить на священнослужительские степени неученых, хотя бы об этом и били челом прихожане. Напротив, получивших образование в духовных школах дозволено ставить и помимо выбора прихожан. Таким образом, выборное начало должно было постепенно вымирать, хотя его и признает духовный регламент. Первоначально, в царствование Петра Великого, само правительство до известной степени поддерживало начало выбора, но не ради признания автономии прихода, а в силу чисто фискальных соображений*(646). В выборах первоначально видели гарантию против обмана со стороны лиц, которые, по выражению Духовного регламента, "желают водраться в духовный чин". Это начало подтверждено Духовным регламентом и признавалось еще и впоследствии*(647). Но иерархи постепенно ослабляют значение его, настаивая на праве поставлять священнослужителей своей властью, сообразно с достоинством и степенью образования каждого лица. Выборное начало еще более утратило свое значение в царствование императора Павла I. По поводу происходивших тогда волнений крестьян, в распространении которых были заподозрены и многие духовные лица, Святейший Синод получил именной указ, повелевавший духовному начальству наблюдать за тем, чтобы священнический сан получали люди совершенно надежные, учительные и благонравные; развратные в таком сане отнюдь терпимы не были*(648). На этом основании постановлено, чтобы назначение на священнические должности зависело исключительно от епархиального начальства. Мало того, Синод применил общее политическое запрещение подавать просьбы скопом и заговором и к заручным прошениям прихожан 24 июня 1797 г.*(649); все постановления духовного регламента о заручных выборах и челобитьях прихожан были отменены; прошения об определении на церковные места велено было подавать за подписанием одних только желающих поступить в священно- и церковнослужительские чины, с приложением от прихожан одобрений о честном их поведении. Впоследствии и самые одобрения как со стороны прихожан, так и местного землевладельца потеряли всякое значение. Совокупность всех этих постановлений привела к 74 ст. Уст. консистории, где сказано, что "рукоположение в священнический сан есть дело, принадлежащее непосредственному рассмотрению и разрешению епархиального архиерея".

§ 288. Результат этого чисто духовно-административного назначения на священнические и дьяконские должности выразился в установлении наследственности духовного звания, но наследственности весьма условной. Потомство священно- и церковно-служителей долгое время не получало каких бы то ни было особенных гражданских прав, и положение его в обществе было крайне неопределенно.

Собственно законодательство Петра Великого не признавало наследственности мест в том виде, как она развивалась первоначально*(650). Как Духовный регламент, так и основанные на нем указы противодействовали началу наследственности духовных должностей ввиду недостойности тех лиц, к которым часто переходили эти должности. Правительство хотело, чтобы они замещались людьми учеными, в пении и чтении искусными, и, ввиду этого, узаконяло право выборов прихожан. Но принцип личного достоинства, за который стояло законодательство, противоречил финансовым интересам государства. Он не мог иметь широкого применения, потому что доступ в духовное звание был закрыт, по крайней мере, для лиц податного класса. Так, в 1744 г. сам Св. Синод ходатайствовал пред сенатом, чтобы праздные места в приходах велено было замещать только духовными людьми. С другой стороны, правительство воспрещало выход из податного состояния. Единственным сословием, из которого могло еще пополняться духовенство, оставалось дворянское сословие. Но это последнее считало для себя унизительным принадлежать к духовному чину*(651). Отсюда понятно, что самый контингент тех лиц, из которых могли выбираться духовные, был очень невелик. Развитию наследственности духовных мест много способствовало фактическое укрепление их за сиротами духовного звания, т. е. за дочерями тех лиц, которые были священниками или дьяконами в известном приходе*(652). Это была одна из мер общественного призрения*(653).

§ 234. Несмотря на замкнутость духовного сословия, вопрос о том, могли ли быть уверены все те лица, которые находились в духовном звании и из которых замещались церковнические и священнослужительские места, что они и их дети навсегда останутся в священстве, был в высшей степени спорен в ХVIII столетии. Первоначально церковнослужители не считались даже духовными лицами. На них распространялось бритье бороды (1705 г.), они состояли в окладах наравне с другими светскими лицами. Церковники были утверждены в духовном звании только в 1722 г. Затем, вследствие того, что еще не были изданы надлежащие церковные штаты, которые бы привели в соответствие число духовных лиц с действительными церковными нуждами, самое юридическое положение духовенства, имевшего священнический или дьяконский сан, было далеко неопределенно. Отсутствие штатов повело к тому, что при многих церквах состояло излишнее количество духовных лиц. Священники без мест образовали многочисленный класс, так называемый "волочащихся", "крестовых попов". Излишнее накопление людей в духовном чине вело ко многим злоупотреблениям, обращавшим серьезное внимание правительства*(654). Оно установило принципом, что только действительная служба дает право принадлежать к духовному званию. Этот принцип логически вел к необходимости определить, сколько должно состоять притом или другом приходе священников и церковников, т. е. установить штаты*(655). Издание штатов мотивировалось при Петре Великом тем, чтобы "государеве службе в настоящих нуждах не было умаления", В 1718 г. вышло высочайшее повеление, "чтобы быть церквам определенным у скольких дворов". Это повеление получило силу только в 1722 г., когда вышли первые приходские штаты.

Штатные разборы духовенства сошлись с другим, более серьезным разбором, именно ревизией 1719 г. При этом правительство преследовало две цели: во-1-х, записать как можно большее количество лиц в подушный оклад, во-2-х, всех лиц, которые не были приписаны к тяглу, завербовать в солдаты. Первая ревизия ясно показала всю неопределенность положения, с одной стороны, детей священно- и церковнослужителей, с другой - волочащихся попов, которые не были в действительной службе*(656).

По мысли Петра Великого, наличное духовенство, найденное ревизиею на действительной службе, и его потомство должно было составить единственный контингент для замещения церковных должностей. Все лишнее должно было поступить в подушный оклад. Для отделения этого необходимого от "лишнего" ревизоры должны были произвести строгий разбор духовенству. Ревность ревизоров увлекла их далеко за пределы указанной им цели, к очевидному ущербу даже служащего духовенства. Св. Синод вступился за его права. Он указывал правительству на то, что его разборы ведут к оскудению духовного чина. Синод имел основание ссылаться на это, потому что исполнители петровских указов записывали в подушный оклад даже духовных лиц, занимающих места. Разборы духовенства назначались и после Петра. Правительство не выработало никаких определенных правил о выходе из духовного звания; на службу дети священнослужителей и церковников принимались неохотно. Вследствие этого в среде духовного сословия накоплялось чрезвычайно много лишних людей. Противодействием этому накоплению и служили разборы. Особенно страшный разгром духовного чина произошел в царствование Анны Ивановны, суровость которого была вызвана не только финансовыми соображениями государства, но и политическими мотивами "бироновщины"*(657). Не менее тяжело отразилась на духовенстве и вторая ревизия, произведенная при императрице Елисавете, в 1743 г. Ревизорам велено было произвести строгий разбор между действительно служащим духовенством и его потомством, с одной стороны, и "мнимыми" церковниками, волочащимися попами и т. д., с другой стороны. Последних и велено положить в оклад.

§ 235. Несмотря на это стремление духовной администрации к обособлению подведомственного ей сословия, светская администрация, издавна, за великим недостатком людей, принуждена привлекать юношей из духовного состояния в другие школы и на иные поприща государственной службы. В особенности нуждалась в людях медицинская профессия. Случались "вызовы" и от других ведомств*(658). Императрица Екатерина II предоставила детям священнослужителей возможность выхода из духовного звания (16-го ноября 1779). С изданием учреждения о губерниях 1775 г. открылось множество новых мест, вместе с тем явилась крайняя нужда в лицах для замещения новых должностей. Вследствие этого, в 1779 г. вышел именной указ императрицы, предписывающий лишних церковнослужительских детей и семинаристов определять в наместнические канцелярии по сношению с одними епархиальными архиереями, с тем, однако, важным ограничением, что из семинаристов епархиальной власти дозволялось увольнять только тех, которые дошли до риторического класса*(659). Масса духовного юношества устремилась на эти вновь открытые должности. Затем, от времени до времени правительство приглашало лиц духовного звания поступать в медицинские факультеты и академию для замещения большого числа вакантных мест врачей в войсках.

Эти меры правительства в значительной степени парализовались нежеланием духовного начальства увольнять из своего ведомства учащееся юношество. Кроме того, даже за открытием возможности выхода в гражданскую службу, в среде духовенства все еще оставалась масса лиц, не принадлежащих собственно ни к какому званию*(660). Если разборы духовенства не грозили уже детям священнослужителей и церковникам в той мере, как это было прежде, но нечто вроде разборов встречается и после Екатерины II. Так, в царствование императора Павла I издаются распоряжения, снова ограничивающие выход из духовного звания. В 1797 г. у епархиального начальства отнято право увольнять церковников без разрешения Синода. Впрочем, это ограничение касалось, главным образом, студентов философии и богословия. Впоследствии, и Синод лишился права дозволять выход из духовного звания без разрешения верховной власти. Лишние церковники стали забираться в военную службу*(661). Внезапные наборы из лиц духовного звания предпринимались и в последующие царствования, до императора Николая I, когда был произведен последний такого рода набор*(662) (1831 г.). Прежние разборы духовенства заменились обязанностью уволенных из духовного звания людей избирать себе род жизни, под страхом известных невыгодных последствий за неисполнение этой обязанности*(663).

§ 236. Политику правительства до отношению к духовенству можно резюмировать следующим образом. Во-первых, право поступления в духовное звание ограничивалось тем, что никто не мог поступать в это звание из податных классов без увольнения от своего общества и разрешения епархиального архиерея, который мог дать это разрешение по соображении личных качеств просителя и потребностей в священно- и церковнослужителях. Во-вторых, выход из духовного звания был обставлен следующими условиями: 1) лица, обучающиеся в духовно-учебных заведениях, не могли быть уволены без особенного разрешения епархиального начальства; 2) лица, живущие при отцах своих праздно, а также исключенные из духовных училищ за тупость и нерадение, должны были избирать себе род жизни, т. е. поступать в одно из податных сословий, что, конечно, рассматривалось как невыгода для этих лиц*(664). Все эти начала оставались не тронутыми до Реформы 1869 г.

§ 237. Если при определении состава духовенства и условий принадлежности к нему законодательство наше часто колебалось, то при определении содержания его прав правительство держалось политики довольно однообразной. Начиная еще со времени Петра Вeликого, духовенство становится сословием привилегированным; на него распространяются некоторые права дворянского состояния*(665). Так, еще при Петре оно было избавлено от подушного оклада и рекрутства. Первоначально, при введении подушной подати и народной переписи, повелено было внести в оклад всех церковников и детей священнослужителей; самих же священников и дьяконов писать пока на особых списках*(666). В 1721 г. потребовалось, однако, окончательно решить вопрос о последних. По представлению военной коллегии, на вопрос: класть ли в оклад "градских и уездных протопопов, попов и дьяконов", сенат отвечал: "согласно в расположение на полки протопопов, попов и дьяконов в оклад до указа не класть, а доложить о том Царского Величества"*(667). Вопрос остался поэтому нерешенным окончательно, и действительно, служащее духовенство могло быть новым указом зачислено "в оклад". Синод, в том же году, представил сенату энергическое возражение, в котором полагал необходимым исключить из оклада не только служащих духовных лиц, но и их детей. С подобным же ходатайством Синод обратился и к государю*(668). Вследствие этого состоялся известный нам Указ 1722 г.*(669).

Означенное представление Синода замечательно еще в том отношении, что в нем весьма определенно проводится мысль о приравнении духовенства к "шляхетству", т. е. о причислении его к привилегированным сословиям. Но на первый раз Синоду удалось отстоять свободу духовенства только от подушного оклада. Оно продолжало нести еще некоторые повинности. К числу их принадлежал тяжелый воинский постой. Он был снят в 1724 г. по тому соображению, что "во время отправления правила к священнослужению такому постою быть неприлично"*(670). Не успело духовенство избавиться от постоя, как по поводу введения нового устройства полиции*(671) оно было обременено разными полицейскими службами. Так, еще в 1726 г. московское духовенство представляло своему начальству, что "московская полицеймейстерская канцелярия наряжает их как в ночное, так и в денное время, по караулам к рогаткам; окроме того, они должны являться с пожарными орудиями на пожары и исполнять обязаны вкупе с гражданством по полицеймейстерской инструкции все другие полицейские обязанности; потому в служениях во св. Божиих храмах и мирских требах бывает не без остановки и т. д. Московская дикастерия, препровождая это прошение в Синод, замечала: "За назначением священно- и церковнослужителей к рогаточным караулам в бытность попов, дьяконов и церковников в караулах чинится зазрение духовенству от инославных"*(672). Но прошло еще десять лет, прежде чем Синод успел выхлопотать освобождение духовенства по крайней мере от "дневок и ночевок" на съезжие дворы и "посылок к колодникам и к офицерам в домы для работ". Повинности же караульная и пожарная оставались на духовенстве до царствования Елисаветы*(673).

В течение этого времени развиваются постепенно различные привилегии духовенства по суду*(674). Но, несмотря на эти преимущества вопрос о сословном положении духовенства, в самом принципе, оставался неразрешенным и в таком виде перешел в царствование Екатерины II. Созванная ею "Комиссия для составления нового уложения" должна была, между прочим, рассуждать и о сословиях. Ей предстояло решить трудный вопрос: куда надлежит отнести духовенство? "Наказ" самой императрицы говорит об этом вопросе вскользь. Она, очевидно, имела намерение причислить духовенство к среднему роду людей, т. е. к городскому состоянию, как это видно, между прочим, из 381 ст. "Наказа"*(675). Мнения депутатов о жесте, приличном духовенству, сходились с воззрениями "Наказа". Специальная комиссия "О государственных родах"*(676) в проекте своем разделила всех жителей государства на три рода: благородный, средний, или мещанский, и нижний. В состав среднего рода должно было войти и белое духовенство*(677).

Но против этих воззрений восстал депутат от Синода, а вместе и от всего духовенства*(678), митрополит Гавриил*(679). Он, вместе с Синодом, требовал исключения духовенства из среднего класса и поставления его наряду с дворянством. Синод поддерживал свое требование теми соображениями, что "духовные, по самому званию своему, суть пастыри и учители народа, и потому должны пользоваться особым почетом и уважением; византийскими императорами духовные поставлены в число благородных и т. д.". К этим соображениям Гавриил прибавил от себя следующие: "Не честолюбие и не тщеславие заставляют духовенство добиваться общественных прав и преимуществ, а прямая, житейская необходимость. Как ни желательно, чтобы всякий помышлял о том, что он сын церкви и обязан чтить своих духовных пастырей, но опыт показывает, как далеки бывают люди от подобного настроения, особенно когда в них действует страсть, и духовному лицу, в ответ на слово увещания и назидания, не раз придется услышать: "Да ты то же, что кузнец, что рыболов и т. п.". Унижение, с которой стороны ни будь, всегда унижает, и подавленные духом теряют нравственную силу и не могут приносить обществу той пользы, которой она вправе была бы ожидать при других, более благоприятных условиях"*(680).

"Неблагоприятные условия", о которых говорил митрополит, очевидны. История XVIII века полна известиями о тех унижениях и оскорблениях, каким подвергалось духовенство. Многие из светских людей "отваживаются попам и дьяконам не только словами причинять бесчестье, но и бить их немилосердо, но и многие чинить ругательства, как-то неоднократно таковые экземпели по делам оказались", гласили мнения некоторых членов Синода*(681). Ради ограждения духовенства от подобных "экземпелев" духовно-гражданская комиссия предлагала даже сравнить, в отношении взысканий за обиды, митрополитов с фельдмаршалами, архиепископов с генерал-аншефами, епископов с генерал-поручиками, иеромонахов и протопопов соборных с секунд-майорами, белых священников с поручиками, дьяконов с прапорщиками и т.д.*(682).

Вопрос, поднятый в комиссии, остался без определенного разрешения, но привилегии духовенства продолжали расти. За избавлением от личных податей и повинностей последовало избавление иеромонахов и священников от телесного наказания. На первый раз эти лица были ограждены от телесного наказания со стороны своего собственного, духовного начальства, в 1767 г. Именно Синод, усмотрев, "что во многих епархиях и монастырях священнослужителям за происходящие от них проступки, от духовных командиров, как бы и в светских командах подлому народу, телесные чинятся наказания и пристрастные расспросы, через что духовенство, а особливо священнослужители, теряют должное по характеру своему от общества почтение, пастве же их подается немалый соблазн и причина к презрению", воспретил чинить телесные наказания означенным лицам*(683). В 1771 г. это запрещение было распространено и на дьяконов*(684). Но духовенство не избавилось через это от телесных наказаний по приговорам светских судов, не избавилось даже после издания жалованной грамоты городам, по которой именитые граждане и купцы освобождались от него. Уже при Павле I Синод представил государю ходатайство об избавлении священников и дьяконов от кнута, "ибо чинимое им наказание в виду самых тех прихожан, кои получают от них спасительные тайны, располагает народные мысли к презрению священства"*(685). Павел утвердил это представление, но оно не было приведено в исполнение, так как вскоре после того телесное наказание было восстановлено и для дворянства*(686). Окончательное освобождение священников и дьяконов от телесного наказания последовало при императоре Александре I в 1801 г.*(687). В 1808 г. льгота эта распространена и на их семейства*(688). Но церковнослужители не воспользовались привилегиею старшего духовенства. Она не распространена на них и Св. зак. изд. 1857 г.*(689). Только в 1863 г. церковники и дети их отнесены к лицам, избавленным от телесного наказания*(690).

При Павле I установилась и новая привилегия духовенства - право получать ордена. Привилегия эта была весьма важна в том отношении, что пожалование ордена сообщало потомственное дворянство, а следовательно, и право владеть населенными имениями. Совокупность преимуществ духовного состояния, в ее целости, по ныне действующему праву, будет рассмотрена ниже. Но и из приведенных фактов ясна причина, по которой духовенство, в Своде законов, поставлено непосредственно после дворянства и выше остальных сословий.