Раздел второй. Вторая четверть XIX века _ 26. Общая характеристика

Основным стержнем, вокруг которого вращалась вся внешняя политика царизма во второй четверти XIX в., был Восточный вопрос. Им вызваны войны с Турцией в начале периода (1828-1829) и в конце его (1853-1856). Война с Ираном (1826-1828) кончилась выгодным для России миром в Туркманчае 10 (22) февраля 1828 г.; поход в Хиву 1829 г. потерпел полную неудачу. Кроме того, войны Россия вела в Польше в 1830-1831 гг. и на Кавказе (война против Шамиля). Польша лишилась своего государственного существования, вошла в состав единого русского государства как автономная провинция, которая управлялась на основании "Органического устава" 1832 г.

":За Россией, - говорил В.И. Ленин, - прочно укреплена была слава международного жандарма. Наше самодержавие в течение прошлого века сделало не мало для поддержки всяческой реакции в Европе и даже для прямого военного подавления революционных движений в соседних странах. Достаточно вспомнить хотя бы венгерский поход Николая I и неоднократные расправы с Польшей, чтобы понять, почему вожди международного социалистического пролетариата, начиная с 40-х годов, неоднократно указывали европейским рабочим и европейской демократии на царизм, как на главный оплот реакции во всем цивилизованном мире"*(728).

Восточный вопрос заставил Николая I отступить от начал Священного союза и оказать совместно с Англией поддержку восставшим против своего "законного государя" грекам. Петербургским протоколом 23 марта (4 апреля) 1826 г. Россия и Англия согласились совместно добиваться автономии Греции; 24 июня (6 июля) 1827 г. по Лондонской конвенции к ним примкнула и Франция. Воспользовавшись выгодной обстановкой, Россия потребовала от Турции гарантии автономии Молдавии, Валахии и Сербии. Турция дала на это согласие в Аккерманской конвенции 25 сентября (7 октября) 1826 г., но от уступок в пользу Греции отказалась. Это повело к совместному выступлению союзников, разгромивших в Наваринской битве 1827 г. турецкий флот, и к русско-турецкой войне 1828-1829 гг., окончившейся занятием русскими войсками Адрианополя и заключением 2(14) сентября 1829 г. Адрианопольского мира. По условиям этого мира дана была полная автономия, под сюзеренитетом Турции и покровительством России, Молдавии и Валахии (ст.5) и Сербии (ст.6). Что касается Греции, Турция согласилась с постановлением Лондонской конвенции трех держав 1827 г. и акта 1829 г., разнившего постановления об автономии Греции. Независимость была признана в 1830 г.

Когда в 1833 г. армия восставшего против султана правителя Египта Мухаммеда-Али двинулась на Константинополь, султан обратился за помощью к Николаю I. Русский флот стал на входе в Босфор, сухопутные войска разместились около Константинополя, близ Ункяр-Искелеси. Здесь 26 июня (8 июля) 1833 г. заключен был знаменитый Ункяр-Искелесийский договор об оборонительном союзе между Россией и Турцией сроком на восемь лет: Россия предоставляла в помощь Турции морские и сухопутные силы. Турция обязалась закрыть для иностранных судов Дарданелльский пролив.

Русское влияние в Турции достигло своего апогея. Но Россия оказалась совершенно изолированной и вынуждена была согласиться заменить свою одностороннюю оборону Турции коллективной обороной всех руководящих держав. Лондонская конвенция 1 (13) июля 1841 г. заменила собой Ункяр-Искелесийский договор: проливы были закрыты для военных судов всех государств, кроме Турции.

В годы революций, имевших отклик в Молдавии и Валахии, 19 апреля 1849 г., Николай I заключил с султаном соглашение в Балта-Лимане, которым, в виду "революционных и анархических переворотов", значительно урезана была автономия этих стран, а территория их была занята русскими и турецкими войсками.

Вскоре затем, 14(26) июня 1853 г., началась русско-турецкая война, в которой в 1854 г. приняли участие в качестве союзников Турции, Англия и Франция, а позднее еще Сардиния. Когда после героической обороны пал Севастополь, продолжать войну при отсталости России в военном и хозяйственном отношении было невозможно. После смерти Николая I преемник его Александр II принял с некоторыми смягчениями предложенные ему союзниками условия. Созванный в Париже Конгресс участников войны закончился подписанием 18(30) марта 1856 г. тяжелого для России Парижского мирного трактата. Наиболее тяжелым условием для России была нейтрализация Черного моря, от которой она освободилась лишь в 1871 г. Русское покровительство христианскому населению Турции было заменено коллективным всех руководящих держав Европы.

Внутри государства после расправы над декабристами еще более усилилась реакция.

Однако, несмотря на тяжелые политические условия, оказалось возможным возобновление научной деятельности университетов, хотя им и трудно было оправиться от перенесенных потрясений в период деятельности Магницкого и Рунича. О "летаргии нашего ученого сословия" свидетельствует помощник попечителя Харьковского учебного округа граф Панин. Говоря о заседании Совета университета, созванного для сообщения "о средствах, удобнейших к восстановлению увядшего достоинства университетов", он, констатируя эту летаргию, приписывает ее постоянному примеру "бездействия и страха к науке, поданного прежде бывшими министрами и попечителями, примера, заслужившего им вечную лидийскую улыбку современников и карающего потомства"*(729). В 1828 г. создан был профессорский институт при Дерптском университете. В нем будущие профессора должны были обучаться три года, после чего они на два года отправлялись за границу, в Берлин и Париж*(730).

Новый университетский устав 1835 г.*(731) усилил контроль за студентами. Специальный инспектор должен был осуществлять за ними "наблюдение". Автономия университетов, установленная уставом 1804 г. и уничтоженная после 1817 г., была восстановлена лишь в урезанном виде. Однако университеты вновь получили право избирать ректора, деканов и профессоров.

По уставу 1835 г. преподавание на юридическом факультете, заменившем прежнее отделение или факультет нравственных и политических наук, было совершенно преобразовано. Международное право впервые было выделено в особую дисциплину, для которой создана специальная кафедра "Начал общенародного правоведения (Jus gentium)". Гонение, которому подверглось с конца десятых годов естественное право, завершилось исключением его из дисциплин, преподаваемых в университетах. Его заменила Энциклопедия права.

Рационалистическое, естественноправовое направление сменяется теперь направлением историческим. О преподавании общественных наук на основе естественного права вспоминают как о былом заблуждении ума человеческого.

Мысли эти обстоятельно развивают профессор Петербургского университета по кафедре философии А. А. Фишер*(732) и профессор Московского университета Петр Иовский*(733).

Естественное право пугало правительство главным образом применением его к праву политическому, государственному. Поэтому-то и нападки на естественное право в литературе направлены были именно в эту сторону. Применение естественного права к междугосударственным отношениям, как мы увидим дальше, не представлялось опасным и рассматривалось как безвредное, но зато и бесполезное мечтание.

Программа нового министра народного просвещения Уварова была намечена в его обращении к попечителям учебных округов при вступлении в должность. "Общая наша обязанность, - сказано было в этом обращении, - состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединенном духе православия, самодержавия и народности". Это те три устоя, на которых, по мнению определенных кругов, держалась русская государственность; они, по их мнению, завещаны России ее прошлым, ее историей.

Эта теория "официальной народности" была направлена на то, чтобы обосновать незыблемость самодержавия и крепостного строя. "Народность" понималась как беспредельная преданность самодержавию. Прошлое России должно было свидетельствовать об исконной приверженности русского народа к крепостному строю.

Прошлое и настоящее якобы "неустойчивой" крепостной России противопоставлялось Западной Европе с ее революциями и потрясениями. Программа Уварова нашла поддержку и в университетах.

"В звуках слова народность, - заявляет в своей речи "О народности в литературе" профессор Плетнев*(734), - есть еще для слуха нашего что-то свежее и, так сказать, необносившееся"*(735), успехи народности, усовершенствуя гражданственность, устремляют ум нации на историческое изучение всех частей государства"*(736).

Своего рода пояснением к программе Уварова может служить речь, сказанная в Московском университете 12 января 1832 г. профессором М. Максимовичем "О русском просвещении"*(737). "Там нет жизни, - говорит он, - где нет самобытнаго развития". "Быть европейцами - сделалось почти господствующею страстию Русских: Европейским стали почитать иностранное и забыли свое народное". "Мы должны стремиться собственное наше, Русское возвысить до той же степени"; "идея космополитизма, столько свойственная некоторым другим народам, совершенно чужда Русскому". "Россия должна будет явить собою новое, самое высокое, полное и прочное, самое жизненное образование человеческого духа и составить средоточие просвещенного мира"; ей, поэтому, и отведена седьмая часть всего мира. "Для умственного просвещения России должно обратить особенное внимание на распространение положительных знаний:", "истории природы и человека: послужат к развитию и утверждению основательнаго, здравого и плодоноснаго мышления русскаго:"*(738).

Пять лет спустя мы слышим те же слова в речи киевского профессора философии Новицкого, произнесенной им 15 июля 1837 г.*(739) "У нас, - говорит он, - повсюду начали теперь сознавать высокое требование народности"; но для развития "народного самопознания" необходимо изучить свою прошедшую жизнь.

В 1835 г. появляется перевод статьи известного немецкого историка-философа Ансильона "Рассуждение о пользе истории"*(740), а несколько лет спустя выходит в русском переводе и его двухтомное сочинение: "Изображение переворотов в политической системе Европейских государств" (СПб., 1839).

В конце рассматриваемого периода еще более усиливается реакционность во внешней и внутренней политике царизма, что было вызвано страхом перед революцией, волной пронесшейся по Европе. "Запад Европы, - говорилось в манифесте Николая I от 27 февраля 1848 г., - внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественнаго устройства". "Разрушительный сей поток" необходимо остановить. С этой целью создан был "Негласный комитет 2 апреля". Редакторам журналов предписывалось содействовать "правительству в охранении публики от заражения идеями, вредными нравственности и общественному порядку".

Реакция коснулась всех университетов, кроме Дерптского, но больше всего отразилась она на недавно основанном университете св. Владимира в Киеве. Университет этот был основан в 1833 г. с целью залечить раны, нанесенные крутыми мерами при подавлении польского восстания в 1831 г., для сближения русского и польского населения Юго-Западного края. Как отзвук западных волнений среди студентов началось брожение "украино-словенистов". В 1839 г. университет был закрыт. Министру Уварову пришлось разъяснять, что следует разуметь под понятием "народность". В циркуляре попечителям учебных округов, разосланном в 1847 г., говорилось, что "название словянства: употребляется во зло под личиною чистаго братства". Понятие "народности" надо выводить не из "словянства, игрою фантазии созданнаго, а из начала русскаго", "под личиною словянства легко может укрыться мятежный дух польский"; профессора должны быть проникнуты "чувством истинно-руским", и чуждаться "ложных понятий мнимаго словянства"*(741).

Последовал ряд мер, ограничивавших автономию университетов и сильно стеснявших свободу университетского преподавания. Отменена была выборность ректора и деканов: ректор назначался министром из лиц, имеющих ученые степени, и утверждался верховною властью; деканы назначались министром из наличных профессоров. Установлена была строгая регламентация учебных программ и преподавания. Согласно циркуляру от 1 января 1850 г. профессор обязан был представлять декану программу своих лекций с указанием руководств, которыми он пользовался; декан должен был "наблюдать, чтобы в программе не укрывалось ничего несогласного с учением православной церкви, с образом правления и с духом учреждений наших". Декану вменялось в обязанность посещать лекции профессоров своего факультета, наблюдать, чтоб не было отступления от программы и рассуждений, не имеющих прямого отношения к ней, и доносить обо всем ректору; ректор доносил попечителю, попечитель - министру.

Приняты были также меры, направленные к ограничению свободного прежде контакта с научною мыслью Западной Европы: приостановлены были заграничные командировки, и профессора лишались права получать зарубежную литературу, минуя цензуру. Из других мер, стеснивших свободу преподавания, следует указать на запрещение преподавания государственного права иностранных держав и на присоединение преподавания философии к кафедре богословия, причем преподавание должно было вестись по руководству архимандрита Гавриила.

Несмотря на тяжелые условия, в которых в конце сороковых годов находились университеты, научная работа в них не прекращалась. Можно даже констатировать заметный подъем интереса к международному праву и к дипломатии. Появляется целый ряд университетских диссертаций. Плодовитость в этом отношении поразительна. Никогда раньше такого наплыва молодых сил не замечалось. Диссертации по международному праву представили: Заремба (1849), Бобровский (1850), Спасович (1851), Витте (1852), Капустин (1852), Каченовский (1855), Андреевский (1855), Лохвицкий (1855). Подготовляются новые кадры для занятия кафедр международного права. На поприще преподавания в это именно время выступают прославившиеся впоследствии своими работами в области международного права профессора: Д.И. Каченовский в Харькове (с 1849 г.), М.Н. Капустин в Москве (с 1852 г.), В.А. Незабитовский в Киеве (с 1853 г.)*(742).

Все они получили университетское образование и представили диссертации в сороковые - пятидесятые годы, поэтому о них будет речь в настоящем очерке.