logo search
Уголовное право РФ (книга Наумова А

Советское социалистическое уголовное право

В соответствии с изданным 24 ноября 1917 г. Декретом СНК «О суде» № 1 судам разрешалось руководствоваться в своей деятель­ности «законами свергнутых правительств лишь постольку, по­скольку таковые не отменены революцией и не противоречат рево­люционной совести и революционному правосознанию». В дей­ствительности же дореволюционное уголовное законодательство было полностью отброшено.

Процесс создания нового уголовного законодательства начал­ся, что было вполне естественно, не с создания каких-либо крупных кодифицированных актов, а с принятия отдельных актов, устанав­ливавших уголовную ответственность за наиболее опасные для нового строя нарушения. В первых декретах Советской власти, принятых II Всероссийским съездом Советов, устанавливалась уго­ловная ответственность за порчу конфискуемого помещичьего имущества (Декрет о земле от 26 октября 1917 г.); такие действия, как продолжение империалистической войны, признавались «ве­личайшим преступлением против человечества» (Декрет о мире от28 октября 1917 г.). 29 октября 1917 г. был принят Декрет СНК о восьмичасовом рабочем дне, который содержал норму об уголов­ной ответственности за нарушение этого закона. В ноябре 1917 г. была установлена уголовная ответственность владельцев предпри­ятий за сокрытие корреспонденции от органов рабочего контроля, а также ответственность рабочих и служащих, осуществляющих контроль, за допущенные ими злоупотребления.

Уголовно-правовые нормы содержались в Декретах СНК о борьбе со спекуляцией (от 15 ноября 1917г.), о революционном трибунале печати (от 18 декабря 1917 г. и от 28 января 1918 г.), о взяточничестве (от 8 мая 1918 г.), о спекуляции (от 22 июля 1918 г.), о набатном звоне (от 30 июля 1918 г.) и др.

Следует отметить, что настоятельная и неотложная потреб­ность в новых законах привела в первые месяцы после революции к широкому местному правотворчеству, в том числе и в сфере уголовного права. Например, в Кузнецком районе Томской губер­нии в январе 1918 г. были приняты «Правила о временном народ­ном суде» и обязательное постановление Совета, в которых содер­жались нормы, касающиеся судоустройства, уголовного судопро­изводства, уголовного права, в том числе и двадцать конкретных составов уголовных правонарушений. И хотя действие этих норм распространялось лишь на один уезд, нельзя не признать наличия в данном случае своеобразного местного кодекса1.

В период революции и гражданской войны советское уголов­ное право было основано на идее «красного террора», на апологии диктатуры и революционного насилия. Цель оправдывала средст­ва. И законным было все, что являлось полезным для революции. Основы уголовной политики закладывались в первых декретах Советской власти, в решениях Коммунистической партии, в уста­новках основателя Коммунистической партии и Советского го­сударства В. И. Ленина. Так, в постановлении СНК РСФСР «О красном терроре» от 5 сентября 1918 г. террор провозглашался «прямой необходимостью». Этим постановлением вводились кон­центрационные лагеря для «изолирования» классовых врагов и учреждалась смертная казнь за прикосновенность к контрреволю­ционному преступлению. В «Руководящих началах по уголовному праву РСФСР» 1919 г. с редкой откровенностью определение раз­мера наказания ставилось в зависимость от принадлежности ви­новного к тому или иному классу. При этом необходимо учитывать, что в реальной практике требования законодательных актов реа­лизовывались со значительным «запасом» революционной жесто­кости. Так, один из руководителей ВЧК М. Лацис следующим образом излагал философию красного террора: «Мы уничтожаем класс буржуазии. Поэтому нет нужды доказывать, выступало ли то или иное лицо словом или делом против Советской власти. Первое, что вы должны спросить у арестованного, это следующее: «К какому классу он принадлежит, откуда он происходит, какое вос­питание он имел и какова его специальность. Эти вопросы должны решать судьбу арестованного. Это и есть квинтэссенция красного террора»1. По этому поводу можно привести и секретное письмо Ленина Молотову для членов Политбюро ЦК РКП(б) от 19 марта 1922 г., в котором говорилось: «На этом совещании2 провести сек­ретное решение съезда о том, чтобы изъятие ценностей, в особен­ности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни пе­ред чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем боль­шее число представителей реакционной буржуазии и реакционно­го духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»3.

Процесс создания новых уголовно-правовых актов в первые годы существования Советской власти шел столь интенсивно, что вскоре возникла необходимость систематизировать и кодифици­ровать эти акты. И первым таким кодифицированным актом были Руководящие начала по уголовному праву РСФСР.

Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г. Они представляли собой первое обобщение уголовного законодатель­ства и практики его применения первых лет Советской власти. Руководящие начала содержали только нормы Общей части и являлись прообразом Общей части будущего Уголовного кодекса. Они состояли из восьми разделов:

  1. об уголовном праве;

  2. об уголовном правосудии;

  3. о преступлении и наказании;

  4. о стадиях осуществления преступлений;

  5. о соучастии;

  6. виды наказания;

  7. об условном осуждении;

  8. о пространстве действия уголовного права.

В основе этого правового акта лежал откровенно классовый подход, особенно выразившийся в определении понятия преступ­ления и задач уголовного права. Так, в ст. 2 определялось: «Уго­ловное право имеет своим содержанием правовые нормы и другие правовые меры, которыми система общественных отношений дан­ного классового общества охраняется от нарушения (преступле­ния) посредством репрессии (наказания)». В ст. 3 определялось, что советское уголовное право «имеет задачей посредством реп­рессии охранять систему общественных отношений, соответству­ющую интересам трудящихся масс, организовавшихся в господ­ствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата».

Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. Это был первый советский Уголовный кодекс, построенный на принципах социалистического уголовного права. Он состоял уже из Общей и Особенной частей. Кодекс сохранял откровенно классовый подход к определению оснований уголовной ответственности. Так, в ст. 5 было установле­но: «Преступлением признается всякое общественно опасное дей­ствие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени». С уче­том же допущенной Уголовным кодексом возможности примене­ния уголовного закона по аналогии (ст. 10) правоприменительные органы имели практически безграничные права в части признания того или иного деяния преступным и наказуемым.

Первые общесоюзные уголовные законы. После образования в 1922 г. Союза ССР в соответствии с Конституцией СССР 1924 г. был издан ряд общесоюзных уголовных законов:

В Основных началах были сформулированы задачи уголовно­го законодательства Союза ССР и союзных республик, определе­ны территориальные пределы действия этого законодательства, проведено разграничение компетенции в области уголовного за­конодательства между Союзом ССР и союзными республиками. Основные начала отступили от принципа осуждения лица лишь за конкретно совершенное преступление (принципа хотя и ограни­ченного аналогией, но все-таки провозглашенного УК РСФСР 1922 г.). В них была предусмотрена возможность применения ссыл­ки и высылки в отношении не только лиц, осужденных за совер­шение конкретного преступления, но и лиц, признанных обще­ственно опасными «по связи с преступной средой в данной местности» (ст. 22).

УК РСФСР 1926 г. и последующие уголовно-правовые акты. После издания Основных начал возникла необходимость приведе­ния Уголовного кодекса республики в соответствие с общесоюз­ным уголовным законодательством. Новый УК РСФСР был при­нят 22 ноября 1926 г. и введен в действие с января 1927 г. В основу Общей части УК были положены Основные начала 1924 г., боль­шинство положений которых почти текстуально были включены в Кодекс. Вместе с тем ряд положений Основных начал был конкре­тизирован и дополнен. Так, в УК дано определение преступления, отсутствовавшее в Основных началах. Оно определялось следую­щим образом: «Общественно опасным признается всякое действие или бездействие, направленное против советского строя или нару­шающее правопорядок, установленный рабоче-крестьянской вла­стью на переходный к коммунистическому строю период времени» (ст. 6). Как видно, определение почти текстуально воспроизводи­ло определение преступления, даваемое в УК РСФСР 1922 г. с его резко выраженной классовой направленностью. Как и в предыду­щем УК, в УК 1926 г. закреплялось применение уголовного закона по аналогии. Правда, следует отметить, что в какой-то степени применение аналогии ограничивалось уголовно-правовой нормой о том, что «не является преступлением действие, которое хотя формально и подпадает под признаки какой-либо статьи Особен­ной части настоящего Кодекса, но в силу явной малозначительнос­ти и отсутствия вредных последствий лишено характера обще­ственно опасного» (примечание к ст. 6).

Нормы УК РСФСР 1926 г. с многочисленными изменениями действовали в течение 35 лет, до 1 января 1961 г., когда вступил в силу УК РФ 1960 г. В 1927—1935 гг. в союзных республиках были приняты свои, новые для того времени уголовные кодексы, являвшиеся в значительной степени вариацией УК РСФСР, но и имев­шие некоторые отличия, вызывавшиеся особенностями нацио­нального и местного характера.

УК РСФСР 1926 г., даже при том, что в нем сохранялись клас­совые начала уголовного права и возможность применения уголов­ного закона по аналогии, все-таки оказался для правящей партий­ной верхушки недостаточно жестким и в дальнейшем подвергался многочисленным изменениям антидемократического характера. В первую очередь следует указать на отступление от принципа личной ответственности виновного и вообще на расширение осно­ваний и пределов уголовной ответственности. Так, в соответствии со ст. 581в, включенной в УК в 1934 г., несовершеннолетние члены семьи осужденного за измену Родине, совместно с ним проживав­шие к моменту совершения преступления, подлежали лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные районы Сибири на пять лет. В печально известном постановлении ЦИК и СНК СССР «Об особом совещании при Народном комиссаре внутренних дел СССР» 1934 г. была предусмотрена возможность применения в отноше­нии лиц, признанных общественно опасными, заключения в испра­вительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет. Такое понимание оснований уголовной ответственности существенно облегчало миссию обвинителей и судей в довоенных и послевоенных тайных и гласных процессах, придавало им видимость законности.

Сталинское уголовное право сыграло свою роль и в трагедии, связанной с насильственной коллективизацией сельского хозяйст­ва. Массовый голод 1931—1932 гг. вынудил многих новоиспечен­ных колхозников, чаще всего женщин, выносить с поля хлебные колоски, а при работе по обмолоту — и зерно. 7 августа 1932 г. появляется закон «Об охране имущества государственных пред­приятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (со­циалистической) собственности». За его нарушение независимо от размера похищенного предусматривался расстрел с конфискацией .имущества, а при смягчающих обстоятельствах — лишение свобо­ды на срок не ниже десяти лет. Поскольку «за колосками» колхоз­ники часто посылали детей, постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью несовершенно­летних» за ряд преступлений, в том числе и за кражу, была установ­лена уголовная ответственность с 12-летнего возраста, причем на детей распространялись все меры уголовного наказания, включая и смертную казнь. По сути дела, эти так называемые законы огра­ничивали самое важное право человека — право на жизнь.

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. были приняты в период так называемой хрущев­ской оттепели и явились значительным шагом вперед в направле­нии демократизации уголовной политики и уголовного законода­тельства, знаменуя собой отказ от самого тяжкого наследия стали­низма в этой сфере. Это выразилось в первую очередь в отказе от применения уголовного закона по аналогии и в переходе советско­го уголовного права на принцип «нет преступления без указания о том в законе». Одновременно с Основами были приняты Закон «Об уголовной ответственности за государственные преступле­ния» и Закон «Об уголовной ответственности за воинские преступ­ления». Они также в известной мере отражали демократические перемены в обществе, однако, как и Основы, оставались на пози­ции провозглашения классовых начал советского уголовного пра­ва, его мнимой противоположности буржуазному уголовному пра­ву, исходили из приоритета принципа партийности (единственной Коммунистической партии).

Уголовный кодекс Российской Федерации 1960г. Он, как и принятые в 1959—1961 гг. кодексы других союзных республик, полностью соответствовал Основам уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, в связи с чем к нему относятся все отмеченные выше достоинства и недостатки Основ. Серьезной антидемократической чертой этого Кодекса было его несоответст­вие общепризнанным международным нормам о правах и свобо­дах человека1. Целый ряд его норм серьезно ограничивал и духов­ную свободу советских граждан (ст. 70 — об ответственности за антисоветскую пропаганду и агитацию; ст. 142 — о нарушении законов об отделении церкви от государства и школы от церкви и др.), выбор места жительства и рода занятий (ст. 198 — о наруше­нии правил паспортной системы, ст. 209 — о занятии бродяжни­чеством или попрошайничеством либо ведении иного паразити­ческого образа жизни, ст. 153 — о частнопредпринимательской деятельности и коммерческом посредничестве) и другие права и свободы. Эти положения противоречили Всеобщей декларации прав человека, принятой 10 декабря 1948 г. Генеральной Ассам­блеей ООН, и Международному пакту о гражданских и политичес­ких правах 1966 г., а также последующим международно-правовым документам о правах и свободах человека.

Как известно, в 1985 г. в Советском Союзе начались демократи­ческие процессы перестройки и обновления социалистического общества. Определенные изменения коснулись и уголовного зако­нодательства. Первым шагом на этом пути была отмена уголовной ответственности за так называемую антисоветскую агитацию и пропаганду. В соответствии с уголовным законом под ней понима­лось распространение или хранение в целях подрыва или ослабле­ния Советской власти в письменной, печатной или иной форме произведений, порочащих советский государственный или обще­ственный строй (ст. 70 УК РСФСР 1960 г.). Масштабы репрессий по этой статье были огромны. Во времена сталинизма обвинение в контрреволюционной пропаганде и агитации было одним из самых распространенных для лиц, населявших тогда переполненные ла­геря. Осуждались по обвинению в этом преступлении и в относи­тельно недавних 60—80-х гг.

Фактически существование уголовной ответственности за ан­тисоветскую (контрреволюционную) агитацию и пропаганду огра­ничивало право советских людей на духовную свободу, их право самостоятельно мыслить и читать по своему усмотрению. В тече­ние десятилетий судебная практика доказательство наличия анти­советской (контрреволюционной) цели связывала с установление ем предмета этого преступления: признание, допустим, хранящей­ся литературы по своему содержанию контрреволюционной (антисоветской) презюмировало и наличие у лица контрреволю­ционной цели. Но кто и как оценивал хранящуюся у человека литературу как контрреволюционную? Во времена сталинских репрессий вопрос решался предельно просто. Если, например, вчера автор соответствующей книги объявлялся «врагом народа», то завтра все написанное им объявлялось контрреволюционным, и поэтому обнаружение при обыске соответствующей книги превра­щало ее читателя в субъекта контрреволюционного преступления. Недавняя история борьбы с особо опасными государственными преступлениями 60—70-х гг. (и даже начала 80-х) свидетельствует о том, что никаких существенных изменений в этом плане не происходило/Менялись лишь авторы, но не подход к признанию литературы антисоветской.

Понятно, что в пору перестройки и демократического обновле­ния общества старая редакция ст. 70 УК РСФСР должна была быть отменена, так как вступала в резкое противоречие с гласностью, развитием демократии, идеей правового государства. Она была отменена в 1989 г.

Однако одновременно в общесоюзный Закон «Об уголовной ответственности за государственные преступления» была введена ст. II1, предусмотревшая уголовную ответственность за оскорбле­ние или дискредитацию государственных органов, должностных лиц и общественных организаций, что вызвало много справедливых нареканий в печати. Недостаток ее заключался прежде всего в установлении неоправданно широкого круга должностных лиц, чье достоинство должно было охраняться этой статьей. Явно завы­шено было и наказание за это преступление — лишение свободы на срок до трех лет. Кроме того, понятие дискредитации юридичес­ки являлось довольно неопределенным, что давало в руки усердно­го правоприменителя большие возможности, и поэтому данный уголовно-правовой запрет вполне мог стать средством расправы с неугодными лицами. Все это послужило причиной отмены указан­ной уголовно-правовой нормы решением первого Съезда народ­ных депутатов СССР.

В 1989 г. из УК РСФСР была исключена и статья об уголовной ответственности за распространение заведомо ложных измышле­ний, порочащих советский общественный и государственный строй. Этот явно антидемократический состав преступления был сформу­лирован в 1966 г. для расправы с диссидентами и являлся своего рода «резервом» по отношению к составу антисоветской пропаган­ды и агитации (он применялся нередко тогда, когда не хватало доказательств наличия первого состава).

Строительство правового государства, провозглашенное в ка­честве одной из целей перестройки, связано с последовательным воплощением в жизнь известного принципа разделения властей — законодательной, исполнительной и судебной. Для Советского Союза, учитывая многолетние печальные традиции, серьезную трудность представляло наделение суда реальной властью. Изве­стно, что суд занимал подчиненное место в партократической структуре командно-административной системы. Поэтому одним из первых шагов на этом пути было принятие в ноябре 1989 г. Закона СССР «Об ответственности за неуважение к суду». В соот­ветствии с ним была установлена и уголовная ответственность за вмешательство в разрешение судебных дел, за угрозу по отноше­нию к судье или народному заседателю и за их оскорбление (впо­следствии эти нормы вошли и в УК РСФСР).

Основы уголовного законодательства Союза ССР и республик 1991 г. 2 июля 1991г. общесоюзный парламент принял один из своих последних законодательных актов — новые Основы уголов­ного законодательства, которые были призваны заменить Основы 1958 г., но в связи с последовавшим вскоре распадом Союза ССР так и не вступили в силу. К сожалению, принятие этого закона на фоне сложных и противоречивых процессов распада единой совет­ской государственности, сопровождавшихся острыми, а подчас и кровопролитными конфликтами на межнациональной почве, атакже в связи с последовавшими вскоре после их принятия печаль­но знаменитыми августовскими событиями того же года не вызва­ло особого интереса. Однако это событие заслуживает и внимания, и объективной оценки. Заслуживает хотя бы потому, что новые Основы значительно опередили последующие изменения УК Р.Ф по части сокращения его «расстрельных» статей. Кроме того, в Основы был включен ряд уголовно-правовых норм, направленных на усиление индивидуализации уголовной ответственности и нака­зания, их справедливости. Сформулирована, например, статья о классификации преступлений, в которой все преступления в зави­симости от характера и степени опасности подразделялись на четыре категории. И содержание, характер и тяжесть уголовно-правовых последствий для лиц, совершивших преступления, ста­вились в зависимость от того, к какой категории относилось пре­ступление.

Кратко назову другие позитивные новеллы: в Основы была включена норма об ограниченной вменяемости, в соответствии с которой учитывалось наличие у виновного психических отклоне­ний, не исключающих вменяемости; расширен круг обстоятельств, исключающих преступность деяния, за счет, например, отнесения к ним оправданного профессионального и хозяйственного риска; учтен феномен организованной преступности; расширен перечень наказаний, не связанных с лишением свободы. Следует отметить, что многие из этих новелл в силу их прогрессивного демократичес­кого характера несколькими годами позже были отражены и в новом УК РФ.