logo
Уголовное право РФ (книга Наумова А

2. Классическая школа

Классическая школа в уголовном праве сформировалась в кон­це XVIII — начале XIX в. после Французской революции 1789 г. Она охватывает различные уголовно-правовые учения, в том числе уголовно-правовые концепции немецких философов Канта и Гегеля, и взгляды крупнейшего немецкого криминалиста — «клас­сика» Ансельма Фейербаха.

Родоначальник немецкой классической философии Имману­ил Кант (1724 — 1804) оказал серьезное влияние на современную ему уголовно-правовую теорию, в частности предложив свое ре­шение проблемы оснований уголовной ответственности и разра­ботав собственную концепцию наказания. Первая проблема им решалась на основании созданного им учения о нравственности, стержнем которого было учение о «категорическом императиве», в соответствии с которым нравственными являются те поступки людей, которые совершены не ради достижения, допустим, благо­родных целей, а из сознания необходимости подчиниться безус­ловному предписанию — «категорическому императиву» нрав­ственного закона. Последний же, т. е. «нравственный закон» Канта, гласил: поступай только согласно такому правилу (максиме), по поводу которого ты в то же время можешь пожелать, чтобы оно стало всеобщим моральным законом, т. е. чтобы все другие могли ему следовать. Свой категорический императив Кант отличал от условного императива, содержащегося в правиле: если хочешь достичь какой-либо цели, ты должен совершать определенные поступки в качестве средства. Тем самым он отвергал толкование нравственности в соответствии с принципом «цель оправдывает средства». Из категорического императива Кант выводил «прак­тический императив» («действуй так, чтобы ты никогда не отно­сился к человечеству как в твоем лице, так и в лице всякого друго­го только как к средству, но всегда в то же время и как к цели»). Эти философские конструкции Кант переносил на уголовно-пра­вовую материю, например на преступления против личности и собственности (частной). По мнению Канта, в этих случаях пре­ступник намеревается воспользоваться личностью других только как средством, не принимая во внимание, что они (другие), как разумные существа, должны быть ценимы всегда в то же время как цели. Таким образом, в этих случаях преступник нарушает нрав­ственный императив.

Кант считал, что выдвинутый им категорический императив в области права заключается в свободе человека поступать как угод­но, если это не ограничивает свободу другого человека. Это пра­вило пережило своего автора на столетия, оно является одним из основополагающих для современного понимания соотношения свободы и прав человека. Исходя из этих философских посылок основанием уголовной ответственности Кант считал свободную волю правонарушителя как разумного существа. Кантовская идея о свободе воли преступника как основания уголовной ответствен­ности явилась философским обоснованием учения классической школы как о причинах преступного поведения, так и следующих за ним уголовно-правовых последствий такого поведения — уго­ловной ответственности и наказания. Фактически же эта концеп­ция приводила к отказу от исследования проблемы причин пре­ступности, что следует признать одним из самых слабых мест в учении классической школы уголовного права.

В своей концепции наказания Кант исходил из принципа та­лиона — возмездия равным за равное («око за око, зуб за зуб»). Кант считал, что категорический императив требует наказывать убийство смертной казнью, изнасилование — кастрацией, оскор­бление — публичным целованием обидчиком руки потерпевшего и т. д. Конечно, следует признать, что в вопросе о смертной казни Кантом был сделан значительный шаг назад по сравнению с кон­цепциями просветительно-гуманистического направления (в пер­вую очередь Беккариа).

Среди теоретических учений в уголовном праве, объединяе­мых понятием классической школы, особое место, как уже отме­чалось, занимают уголовно-правовые воззрения немецкого фи­лософа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770 — 1831)1, вошедшего в историю как основоположник философского диалек­тического метода мышления. Диалектическое развитие, по Геге­лю, происходит в форме триады: тезис, его отрицание — антите­зис, отрицание этого отрицания — синтез. Антитезис означает отрицание предыдущего развития. Синтез — не только отрицание антитезиса, но и восстановление всего ценного, что было в пред­шествующем развитии. Применительно к учению о преступлении и наказании Гегель конкретизировал свою триаду следующим об­разом. Тезис — это существование абстрактного права, выражаю­щего всеобщую волю. Индивидуальная воля, выраженная в пре­ступлении, есть отрицание абстрактного права, т. е. антитезис. Наказание, назначаемое преступнику, есть синтез, т. е. отрицание преступления и восстановление нарушенного им права. В соответ­ствии с этим право государства на наказание выводится Гегелем не из тех или иных целей наказания (устрашение, исправление и т. п.), а из логической справедливости и неизбежности наказания, необходимого для восстановления права1. Как тут не вспомнить, что через два с половиной века в Уголовном кодексе России 1995 г. среди целей наказания впервые в отечественном уголовном праве сформулирована и поставлена на первое место цель восстановле­ния социальной справедливости, основным содержанием которой является, конечно же, восстановление нарушенных преступлени­ем прав потерпевшего (ст. 43 УК РФ).

Вслед за представителями просветительно-гуманистического направления Гегель исходил из того, что человек может подлежать уголовной ответственности лишь за совершенное им преступле­ние, но не за преступное намерение или мысли. При этом Гегель исходил из своего тезиса, что сущность человека проявляется не в его желаниях или намерениях, а в его деятельности: «субъект есть ряд его поступков»2. Именно этот тезис был развит впоследствии Марксом в строгие формулы оснований юридической ответствен­ности: «Законы, которые делают главным критерием не действия как таковые, а образ мыслей действующего лица, — это не что иное, как позитивные санкции беззакония...

Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, поскольку я всту­паю в область действительности, — я вступаю в сферу, подвласт­ную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не су­ществую для закона, совершенно не являюсь его объектом. Мои действия — это единственная область, где я сталкиваюсь с зако­ном...»3 Маркс ныне не только не моден, но и в значительной сте­пени «упразднен» новыми идеологами. Оставим, однако, в сторо­не судьбу его политических и экономических теорий. Следует признать, что в правовом аспекте его трактовка оснований юри­дической ответственности остается самой безупречной и с точки зрения сегодняшней правовой идеологии — идеологии общечело­веческих ценностей.

Гегель являлся самым решительным противником объективно­го вменения, т. е. уголовной ответственности за один лишь резуль­тат деяния, независимо от вины лица, его причинившего. Им был сделан прогрессивный для своего времени вывод о невменяемос­ти как обстоятельстве, исключающем уголовную ответственность. Гегель выступал за гуманное обращение с душевнобольными, а по отношению к лицам, признанным невменяемыми, он категоричес­ки возражал против применения уголовного наказания, настаивая на замене его медицинским лечением. В вопросе о крайней необ­ходимости как обстоятельстве, исключающем уголовную ответ­ственность, Гегель отстаивал право умирающего с голода посяг­нуть на чужую собственность, что противоречило феодальному праву. Велики заслуги Гегеля и в формулировании и развитии прин­ципа справедливости наказания, в отрицании кантовского пони­мания возмездия как материального равенства между преступле­нием и наказанием («око за око, зуб за зуб»), в трактовке наказания как последствия уже совершенного преступления, как отрицания уже произведенного самим преступником отрицания права и ут­верждения права судом и поэтому как собственного права преступ­ника, толкуемого как «снятие» преступления.

Заслуга Гегеля состояла в том, что он выступал решительным сторонником кодифицированного уголовного законодательства, считая его более развитой формой права, чем собрание норм обычного права или судебных решений по типу английской системы правосудия, сторонником ограничения законом пределов судей­ского усмотрения. Гегель выступал за учреждение суда присяж­ных.

В наиболее концентрированном виде уголовно-правовые идеи «классической» школы представлены в теоретическом наследстве Ансельма Фейербаха (1775—1833) — одного из крупнейших евро­пейских криминалистов XIX в., создавшего собственную уголов­но-правовую теорию. По справедливому мнению Ф. М. Решетни­кова, именно Ансельма Фейербаха следует считать наиболее типичным представителем «классической» школы в уголовном праве1. Ф. М. Решетников видит заслугу Фейербаха в том, что имен­но тот сформулировал основной принцип современного уголов­ного права, не подлежавшего, по словам автора, «никакому исклю­чению», сумев облечь принципы, выдвинутые Беккариа, в строгие латинские формулы:

Известно, что со временем эти фейербаховские формулы све­лись к комбинированному принципу nullum crimen, nulla poena sine lege. И именно эта формула послужила основой для создания уго­ловных кодексов многих стран, и по сей день она является важной гарантией демократии и законности в сфере правосудия по уго­ловным делам.

Вслед за Беккариа и Гегелем Фейербах отстаивал требование об установлении уголовной ответственности лишь за преступное деяние, а не за намерение или мысли. Он выступал за установле­ние в уголовном законодательстве лишь определенных санкций, ограничивающих произвол суда. По справедливому мнению Ф. М. Решетникова, основная заслуга А. Фейербаха состоит в том, что тот в своих произведениях создал прочную основу для разра­ботки в рамках «классической» школы таких важнейших инсти­тутов уголовного права, как состав преступления, вина, покуше­ние, соучастие и некоторые другие. Так, именно Фейербах указал на необходимость различать объективное (преступное деяние, за­прещенное уголовным законом) и субъективное основание уго­ловной ответственности. Он же обратил внимание на необходи­мость различать злой умысел (dolus) и неосторожность (culpa) как основные формы вины. Им отстаивались объективные кри­терии в вопросе об ответственности за покушение на преступле­ние (меньшая степень ответственности, чем за оконченное пре­ступление) и за соучастие в преступлении (наказуемость действий подстрекателей и пособников в зависимости от их роли в совер­шении преступления). Нельзя не отметить заслуги А. Фейербаха и как составителя проекта баварского Уголовного кодекса 1813 г. В этом отношении следует признать строгую логическую после­довательность в расположении статей, точное описание составов преступлений, сужение круга уголовно наказуемых деяний по сравнению с предшествовавшим и современным ему германским законодательством (в основном за счет так называемых религи­озных преступлений), детальное изложение в Кодексе многих вопросов Общей части. В целом баварский Кодекс 1813 г. оцени­вается как прогрессивное явление в развитии уголовного права XIX в., так как вслед за французским Уголовным кодексом 1810 г. (последний явился наиболее характерным и последовательным проявлением в законодательстве идей «классической» школы) он нанес ощутимый удар остаткам феодального законодательства и стал одним из этапов на пути к созданию нового уголовного законодательства, основанного на прогрессивных принципах уго­ловного права1.

В целом «классическая» школа была выразителем так называ­емого юридического мировоззрения, выводившего содержание правовых норм не столько из условий жизни общества (полити­ческих, экономических, духовных), сколько из воли законодателя. Такой подход имел и свои достоинства, и свои же недостатки и пороки. «Классики» разрабатывали основные уголовно-правовые институты, конструировали и комментировали уголовно-правовые нормы обычно в отрыве от конкретных исторических условий. Отсюда вытекало и формально-юридическое понимание основных вопросов уголовного права. В связи с этим «классическое» направ­ление достигло вершин уголовно-правовой науки в исследовании догмы уголовного права, в изучении уголовно-правовой нормы и других категорий уголовного права как юридических понятий. С другой стороны, отрыв проблемы преступления и преступности от социально-экономических условий жизни общества, обоснование причин преступности безусловной и ничем не обусловленной сво­бодой воли преступника привели к тому, что представители этого направления не смогли дать ответа на вопрос о причинах резкого роста преступности в развитых государствах в конце XIX в. Они оказались не способными дать теоретические объяснения фено­мену тенденции роста преступности и разработать адекватные уго­ловно-правовые меры борьбы с ним. В связи с этим «классичес­кое» направление и подверглось самым ожесточенным нападкам новых направлений в науке уголовного права — антропологичес­кого и социологического. Название «классическое» было дано сто­ронниками этих направлений, вкладывавших в его значение смысл устарелости теоретических воззрений «классиков», не соответству­ющих современным потребностям общества.

Следует отметить, что «классическое» направление в лучшем своем проявлении получило развитие в российском уголовном праве (Н.С. Таганцев, Н.Д. Сергеевский и др.). Особо следует выделить труды Н.С. Таганцева, создавшего, как уже отмечалось, один из лучших в европейской юридической литературе курсов уголовного права. В нем этот выдающийся русский криминалист сделал успешную попытку выйти за устаревшие рамки методоло­гических подходов к разрешению проблем уголовного права, свя­зывая их решение с жизненными потребностями правотворческой и судебной деятельности.

В теории уголовного права выделяется так называемое нео­классическое направление уголовного права, явившееся модифи­кацией некоторых принципов «классической» школы. Для него характерно:

  1. модификация доктрины свободной воли, на которую, согласно по­ложениям этого направления, могли влиять как патология, недееспо­собность, умственная неполноценность и другие обстоятельства, так и преднамеренность (т. е. определенное отступление от абсолютиза­ции свободной воли);

  2. признание смягчающих вину обстоятельств;

  3. модификация доктрины ответственности с целью смягчения наказа­ния в случаях душевных заболеваний, возрастных и других особен­ностей, «влияющих на знания и намерения человека в момент совер­шения преступления»;

  4. использование в судопроизводстве заключений экспертов о степени ответственности (положения эти нашли отражение в изменениях и дополнениях УК Франции 1810 г.)1.

В целом «неоклассическое» направление развивалось в сторо­ну большей индивидуализации наказаний и их постепенного смяг­чения.