logo
Уголовное право РФ (книга Наумова А

3. Основания уголовной ответственности

Проблема оснований уголовной ответственности в теории уго­ловного права рассматривается обычно в двух аспектах: в фило­софском и юридическом. Первый связан с ответом на вопрос, ког­да и почему лицо способно отвечать за совершенное им преступление в уголовном порядке. Примерно с XVIII в. по этому поводу в философии и юриспруденции идут споры между детер­министами (детерминизм — учение о всеобщей закономерной свя­зи и причинной обусловленности всех явлений) и индетерминис­тами (отрицающими такие связи).

Индетерминизм как идеалистическое направление в филосо­фии исходил из признания полной (абсолютной) свободы воли, в конечном счете не зависящей от внешних условий и обстоятельств (Кант). И в этом смысле основанием уголовной ответственности признавалась злая воля преступника.

По-иному обосновывалось основание ответственности, в том числе и уголовной, представителями детерминистического направления в философии. Последнее проявлялось в двух разновиднос­тях: механистического и диалектического детерминизма. С пози­ций первого человек — слепая игрушка внешних обстоятельств. Человек никогда и ни в чем не бывает свободным, и его поступки всегда детерминированы внешними обстоятельствами.

Такие взгляды в наиболее полном виде были развиты пред­ставителями французского материализма XVIII в. К отрицанию свободы воли у человека их привело отождествление проблемы необходимости в природе и обществе. Они считали, что поведе­ние людей в обществе предопределено в такой же мере (такой же необходимостью), как и любые процессы в природе. Это приводи­ло их к отрицанию активной роли человеческого сознания и чело­веческой воли. Так, П. Гольбах писал, что «необходимость, управ­ляющая движением физического мира, управляет также движениями мира духовного, в котором, следовательно, все подчи­нено фатальности»1. Необходимость и свобода воли, по его мнению, являются взаимоисключающими понятиями и человек полностью находится во власти природы. «Человек не свободен ни одну мину­ту своей жизни... Он не властен поступать иначе, чем он поступает в тот момент, когда его воля определяется выбором»2. По сути дела точно так же об этом писал и Д. Дидро: «Воля не менее механична, чем разум. Все, как в природе, так и в обществе, полностью детер­минировано, что полностью исключает свободу воли»3.

Какие же выводы из этого делали французские материалисты применительно к проблеме оснований уголовной ответственнос­ти и наказания? Ведь если человек свободен в своих поступках (тот же преступник, совершая преступление), то какие принципы должны быть положены в основание его ответственности? В чем будут заключаться нравственные оправдания его наказания? Их выводы на этот счет также были обусловлены общей предпосыл­кой об отождествлении необходимости в природе и обществе. На действия преступников, причиняющих вред обществу, они смот­рели так же, как на причинение ему вреда в результате естествен­ных природных процессов (например, наводнения). В связи с этим общество, по их мнению, должно бороться с преступлениями, так же как со стихийными бедствиями. Общество поэтому и может и должно в целях самосохранения наказывать тех, кто пытается вре­дить ему. И как преступник фатально предрасположен средой к совершению преступления, так же общество неизбежно должно прибегать к защите своих интересов путем наказания преступни­ка. При этом французские материалисты не только не отвергали роли уголовного законодательства в определении порядка и усло­вий уголовной ответственности, но и развивали основы уголовной ответственности в демократическом направлении.

К иным выводам приходили представители другого направле­ния в детерминизме — представители так называемого вульгарно­го материализма (Молешот, Бюхнер), что предопределялось и их исходными философскими на этот счет посылками. По их мнению, решающее влияние на поведение личности оказывают факторы естественно-биологического цикла. Сюда они относили пищу, кли­мат, почву страны проживания, наследственность, характер, ока­зывающие решающее влияние на поведение личности. А среди них самыми решающими признавались наследственные начала. Все это привело их к мысли о существовании прирожденного преступни­ка. Так, Бюхнер обосновывал наличие атавизма в строении мозга у многих преступников. У них, писал он, мозг построен иначе, чем у честных людей. Мозг преступника соответствует состоянию мозга доисторического, первобытного, дикого человека; под влиянием атавизма дикие инстинкты первобытного человека (жестокость, страсть к разрушению, склонность к кровопролитию, убийствам, насилиям и т. п.) приводят к совершению преступлений. Эти фи­лософские взгляды впоследствии легли в основу антропологичес­кой школы уголовного права (и в известной мере социологичес­кой школы)1.

Диалектический материалистический детерминизм (Энгельс), признавая детерминирующую роль внешней среды, одновременно признавал и активную роль человеческого сознания, однако факти­чески отдавал предпочтение в конечном счете все-таки первому.

Известно, что марксистско-ленинская философия, применяя постулат о первичности материи и вторичности сознания, обосно­вывала один из своих исходных тезисов об отставании сознания от бытия (в том числе и общественного сознания от общественного бытия)2. В прокрустово ложе этого тезиса помещались и методологические основы уголовно-правовой и криминологической на­уки. Так, перспектива искоренения преступности связывалась с заменой капиталистической общественно-экономической форма­ции на коммунистическое общество. И ложность этих методоло­гических подходов приводила и приводит к серьезным практичес­ким просчетам. С одной стороны, это приводило к фактическому оправданию любого уровня преступности. С другой стороны, оцен­ка реальной картины состояния преступности всегда была связана с затушевыванием действительных противоречий социалистическо­го общества, внутренне присущих ему дефектов и несуразиц. Гло­бальные социально-экономические причины преступности трогать не рекомендовалось, так как из этого (по марксизму же) законо­мерно бы вытекал и крайне низкий уровень общественного бытия.

С марксистским тезисом об отставании сознания от бытия на­прямую было связано и популярное в советской юридической ли­тературе уголовно-правовое понимание свободы воли, длительное время служившее методологическим обоснованием уголовной от­ветственности. Речь идет о детерминистической концепции пре­ступного поведения. В соответствии с ней, с одной стороны, пове­дение людей в конечном счете детерминировано их общественным бытием, а с другой — последнее не исключает ответственности че­ловека за свои поступки. Подвергающийся воздействию внеш­них обстоятельств человек, в том числе и преступник, способен принимать решения и действовать определенным образом для до­стижения своих целей. Выбор лицом варианта своего поведения в каждом конкретном случае основан на знании и понимании им существующих связей между явлениями внешнего мира и на уче­те требований, предъявляемых к нему законом. Избирая опреде­ленное поведение, совершая, например, преступление, человек в сложившейся ситуации для достижения поставленных целей мо­жет эти требования сознательно игнорировать либо сообразовать с ними свои поступки. Способность преступника действовать «со знанием дела» и выступает обоснованием его уголовной ответ­ственности1.

Очевидно, что такое обоснование вписывалось лишь в рамки умышленной вины, так как ясно: интеллектуальный момент неосторожности, особенно преступной небрежности, как раз и харак­теризуется отсутствием сознания опасности совершаемого деяния и предвидения его последствий. Однако и эта разновидность субъ­ективной стороны преступления «подгонялась» под необходимые философские рамки. Так, А.А. Пионтковский доказывал: «При совершении преступления по неосторожности свобода воли в ука­занном понимании потому является основанием уголовной ответ­ственности, что у человека была возможность принять решение с пониманием характера своих действий и их последствий, но он, однако, вследствие проявленной невнимательности к охране госу­дарственных или общественных интересов или интересов отдель­ных граждан совершает общественно опасное деяние, нарушаю­щее социалистический правопорядок»1.

Разумеется, не следует выводись за скобки уголовной ответ­ственности преступное деяние, совершенное по небрежности, как разновидности неосторожной вины, однако очевидно, что обос­нование этой ответственности знанием преступником «своего дела» является по меньшей мере лукавством. В том-то и дело, что в этом случае преступник как раз и действует без «знания дела», так как он не предвидит наступления опасных последствий своего деяния.

Несмотря на то, что со ссылкой на классиков марксизма-лени­низма в советском уголовном праве всегда подчеркивалась актив­ная роль воли лица, а следовательно, и свободы в принятии им решения о совершении преступления, на самом деле такая трак­товка означала признание жесткого двойного детерминирования преступного поведения.

Во-первых, это детерминированность его условиями и обстоятельства­ми, в которых оказалось лицо, совершившее преступление.

Во-вторых, это детерминированность уровнем его сознания, нрав­ственными и другими личностными качествами субъекта.

Получалось, что всякий раз, хотя для преступника вроде бы и существовал выбор, на самом деле конечное его решение было «об­речено» в пользу выбора преступного поведения, т. е. жестко де­терминировано. С учетом же абсолютизации признания фактичес­кого отставания сознания от бытия эта концепция значительно обедняла идею свободы в генезисе преступного поведения. В кри­минологической науке такое понятие свободы воли преступника служило основанием для постановки вопроса о разработке про­гнозирования возможно-то преступного поведения конкретных лиц2. Однако в реальной практике, например, органов внутренних дел по индивидуальной профилактике преступлений такое про­гнозирование занимало и занимает весьма скромное место. Дума­ется, это вполне объяснимо явной механистичностью и упрощен­ностью подхода к рассматриваемой проблеме исключительно с позиций детерминистической концепции преступного поведения. В действительной жизни все намного сложнее. И соглашаясь с тем, что свобода воли, возможно, и является целиком детерминирован­ной, профессор Гарвардского университета, известный специалист в области биохимии и молекулярной биологии Д. Уолд все-таки считает эту свободу «до известной степени непредсказуемой»1.

Предсказуемость человека, в том числе и его преступного по­ведения, есть лишь частный случай многовариантности проявле­ния общественного бытия2. А поэтому возможность принятия ре­шения «со знанием дела» и само реальное знание — это различные вещи, в связи с чем и концепция диалектического детерминизма не может служить обоснованием уголовной ответственности за неосторожные преступления (особенно при преступной небреж­ности). В связи с этим следует признать, что обоснование уголов­ной ответственности за эти случаи преступного поведения оказы­вается ближе либо к индетерминистической позиции, либо к позиции механистического детерминизма.

Юридическое основание уголовной ответственности — это определение того поведения, которое влечет за собой эту ответственность. В ст. 8 У К РФ определяется, что основанием уголов­ной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного Уголовным кодексом. В этой формулировке проявляется тесная связь между понятием преступления и составом преступления. Как уже отме­чалось, уголовная противоправность всегда конкретна. Статья 14 УК РФ дает общее определение понятия преступления (его аб­стракции), которого в природе не существует. Нет преступления вообще, а есть кража, получение взятки, убийство и т. д. Чтобы установить, есть ли в конкретном случае преступление, необходи­мо установить, содержит ли деяние состав какого-либо преступле­ния. Состав преступления выступает в таком случае определите­лем деяния как преступления. В связи с этим принятие нового УК РФ знаменовало собой законодательное признание справедливо­сти распространенной в теории уголовного права точки зрения, в соответствии с которой единственным основанием уголовной от­ветственности является установление в деянии виновного состава преступления. При этом следует отметить, что и ранее такое по­нимание основания уголовной ответственности существовало в уголовно-процессуальном законодательстве (например, п. 2 ст. 5 УПК РСФСР).