1. Понятие уголовного права, его предмет, метод и система

Вначале несколько слов о названии уголовного права. На языке некоторых европейских народов оно нередко имеет двойное назва­ние, в зависимости от того, какая идея лежит в основе уголовного права. Если идея преступления, то его называют criminal law (англ.), droit criminel (франц.), criminalrecht (нем.) — от лат. crimen (пре­ступление), т. е. право о преступлении. Если же на первое место выдвигается идея наказания за преступление, то его называют иначе — penal law (code), droit penal, strafrecht — от лат. роепа (наказание), т. е. право о наказании.

В русском языке такой двойственности в названии нет. И в этом смысле понятие уголовного права как бы объединяет обе идеи (и преступления, и наказания), не отдавая предпочтения ни одной из них. В то же время точное происхождение названия «уголовное право» в русском языке до сих пор не выяснено. Обычно считается, что уголовными стали называться такие законы, в которых речь шла об ответственности головой, т. е. жизнью. Учитывая же, что в ранних правовых памятниках Древней Руси ответственность голо­вой вообще связывалась с ответственностью субъекта за те или иные поступки и что истоки такой ответственности можно отыс­кать в кровной мести, подобное объяснение следует считать впол­не правдоподобным. Так или иначе понятие уголовного права всегда связывалось с правом (законом), определяющим наказание за преступное поведение.

Известно, что система права любого современного государст­ва состоит из ряда отраслей: конституционное право, администра­тивное, гражданское и т. д. В ряду этих и других отраслей находит­ся и уголовное право. Будучи составной частью системы права, уго­ловное право является одной из его отраслей, которой присущи все признаки, свойственные праву в целом (нормативность, обя­зательность для исполнения и т. д.), а также специфические от­раслевые признаки. От других отраслей оно отличается в первую очередь предметом, т. е. кругом регулируемых общественных от­ношений. Правда, в общей теории права получила распространение точка зрения, в соответствии с которой уголовное право ли­шено самостоятельного предмета регулирования; общественные отношения регулируют другие отрасли права (государственное, ад­министративное, гражданское и т. д.), уголовное же право лишь охраняет эти отношения, являясь своеобразным средством их обес­печения¹. Такие взгляды высказаны и в уголовно-правовой лите­ратуре. Так, А. А. Пионтковский считал, что «уголовные законы с их карательными санкциями за правонарушения придают особую силу уже существующим нормам других отраслей права (и соот­ветствующим им правоотношениям), нарушение которых призна­ется преступлением»². В. Г. Смирнов также считает, что нормы уголовного законодательства не регулируют отношений, но охра­няют общественный порядок³.

Отрицание самостоятельного предмета регулирования уголов­ного права не так уж и оригинально. Еще во второй половине XIX в. немецкий криминалист К. Биндинг считал, что уголовная противоправность выражается в санкции уголовного закона за нарушение нормы права, содержащейся в других отраслях права⁴. Однако такое понимание уголовно-правовой нормы вызывало обос­нованную критику еще у выдающихся представителей «классичес­кой» школы. Н. С. Таганцев показал несостоятельность теории Биндинга, ссылаясь на принятие государством нового уголовного кодекса, в котором всегда будут нормы, не нашедшие своего выра­жения в других отраслях права и обладающие самостоятельной юридической природой⁵. Аналогичный довод приводил и Н. Д. Дурманов, указавший на существование ряда уголовно-правовых запретов, являющихся «чисто» уголовно-правовыми и не дублиру­ющими запреты других отраслей права (например, запрет многих

посягательств против личности, не предусмотренных ни в одной отрасли права, кроме уголовного)⁶.

Поскольку право диктует исходящие от государства обще­обязательные правила, оно есть регулятор поведения людей в обществе. В этом смысле не является исключением и право уголов­ное. Поэтому неверно представлять дело таким образом, что нор­мы уголовного права лишь охраняют общественные отношения, регулируемые нормами иных отраслей права. В действительности нормы каждой отрасли права обычно сами охраняют собственные предписания. Уголовно-правовая санкция в принципе не может применяться за нарушение, например, административно-правово­го запрета, касающегося специфических общественных отноше­ний. Такое правоприменение означало бы грубейшее нарушение законности.

Сведение функций уголовного права лишь к охранительной нередко приводит к расширению сферы охраняемых им общест­венных отношений. В юридической литературе встречаются утвер­ждения, что «нормы уголовного права являются средством охраны всех общественных отношений, регулируемых другими отраслями права»¹. Здесь налицо явное преувеличение охранительной роли уголовного права. Уголовно-правовые санкции призваны защищать наиболее важные права, свободы и интересы личности, общества и государства. Применение уголовно-правового «оружия» требует соответствующих «мишеней». Чрезмерное расширение сферы уго­ловного права может привести лишь к отрицательным последстви­ям как для общества, так и для личности.

При решении вопроса о наличии самостоятельного предмета регулирования и, следовательно, о самостоятельной юридической природе уголовного права следует учитывать и то, что еще в теории советского права наметился новый подход к соотношению регуля­тивных и охранительных моментов любых отраслей права. Так, в Курсе общей теории государства и права говорится: «Конечно, в системе права все нормы связаны между собой и взаимно обуслов­ливают друг друга, но выделять из них только правоохранительные нормы не представляется возможным. Одна и та же норма может быть регулятивной в одном отношении и правоохранительной в другом (например, нормы уголовного и процессуального права). Иными словами, каждая норма имеет как регулятивный характер (поскольку она предназначена регулировать поведение), так и правоохранительный (поскольку она, будучи оснащенной государ­ственной санкцией, охраняет возможность и необходимость опре­деленного поведения)»². Уголовное право регулирует обществен­ные отношения, направленные на охрану личности, ее прав и свобод, общества и государства от преступных посягательств. Как всякое право, оно может выполнить свою задачу только путем регулирования соответствующих отношений. В уголовном праве регулятивная функция есть проявление его охранительной функ­ции, есть форма и способ осуществления последней.

Вывод о самостоятельной природе уголовного права, выража­ющейся в существовании особого предмета уголовно-правового регулирования, вовсе не означает, как это иногда утверждается, что уголовно-правовая норма не воспроизводит каких-либо норм других отраслей права и что уголовная противоправность определя­ется уголовным законом независимо от других отраслей права¹. Данная точка зрения не учитывает системности норм права в целом. Поскольку самостоятельность норм любой отрасли права относительна, «в праве не может быть абсолютно изолированных друг от друга отраслей»². Это положение особенно ярко подтвер­ждается на примере взаимосвязи именно уголовно-правовых норм с нормами других отраслей права. Многие уголовно-правовые нормы включают нормы самых различных отраслей. Более того, анализ действующего уголовного законодательства позволяет ут­верждать, что вообще нет такой отрасли права, нормы которой не входили бы органически в уголовно-правовые. Так, в содержание бланкетных диспозиций уголовного закона входят нормы и кон­ституционного (например, ст. 136 УК РФ), и административного (например, ст. 264 УК РФ), и гражданского (например, ст. 146 УК РФ), и других отраслей российского права. В этих случаях условия уголовной ответственности за совершение соответствую­щих общественно опасных деяний предусмотрены не только нор­мами уголовного права, но и нормами других отраслей. И это не противоречит самостоятельности уголовно-правового запрета, так как нормы других отраслей права, помещенные в оболочку уголовного закона, превращаются в «клеточку» уголовно-правовой нор­мы, образуя вместе с последними уголовно-правовую материю.

Любые правовые нормы и право в целом предназначены для воздействия на волевое поведение людей, а предметом правового регулирования являются общественные отношения. Содержание таких отношений, регулируемых уголовным правом, является, во-первых, вполне специфическим, а во вторых, сложным и неодно­значным. Можно выделить три основные разновидности этих отношений, образующих в совокупности предмет уголовно-правового регулирования.

Первым видом таких отношений являются так называ­емые охранительные уголовно-правовые отношения (в их традиционном понимании), возникающие в связи с совершением преступления. Это отношения между лицом, совершившим запре­щенное уголовным законом преступное деяние, и государством в лице суда, следователя, прокурора, органа дознания. Каждый из субъектов этого правоотношения обладает определенными права­ми и несет корреспондирующие им обязанности. Так, первый обязан претерпеть неблагоприятные последствия, которые уго­ловный закон связывает с совершением преступления, в конечном счете понести наказание, предусмотренное той уголовно-право­вой нормой, которую он нарушил. Другой субъект — суд (с по­мощью следственных, прокурорских органов и органов дозна­ния) — вправе принудить первого к исполнению этой обязаннос­ти. Но это право сопровождает обязанность тех же органов привлекать лицо к уголовной ответственности, а суда — назначать наказание или меру, его заменяющую, в соответствии с тем, как уголовный закон формулирует особенности условий уголовной ответственности лица, совершившего определенное преступле­ние. Таким образом, предметом охранительных уголовно-право­вых отношений является реализация уголовной ответственности и наказания, связанная как с установлением события преступления, так и с назначением наказания, освобождением от уголовной от­ветственности и наказания (включая и применение принудитель­ных мер медицинского и воспитательного характера).

Вторым видом отношений, которые входят в предмет уголовного права, являются отношения, связанные с удержанием лица от совершения преступления посредством угрозы наказания, содержащейся в уголовно-правовых нормах. Отрицать за уголов­но-правовыми запретами роль праворегулирующего начала — зна­чит утверждать, что они не упорядочивают поведение Людей в обществе. В действительности это не так. Установление уголовно-правового запрета есть выражение принудительной силы государ­ства. Нарушение запрета предполагает применение наказания к лицу, совершившему преступление. В этом заключается специфи­ка обязанности, устанавливаемой уголовным законом (обязаннос­ти не совершать преступления), и ее отличие от обязанностей морально-нравственного порядка. Уголовный запрет налагает на граждан обязанность воздержаться от совершения преступления и потому регулирует поведение людей в обществе.

По характеру воздействия на граждан запрета, содержащегося в уголовно-правовых нормах, все общество условно можно разде­лить на три группы. Одну составляют те граждане, поведение которых не вызывает необходимости установления уголовно-пра­вовых запретов. Они не совершают преступлений в силу осознания того, что преступление противоречит не только интересам других лиц, общества и государства, но и их личным нравственным пред­ставлениям о добре и зле. Другую группу образуют лица, для которых существование угрозы наказания недостаточно и которые все же совершают преступления, несмотря на наличие уголовно-правовых запретов. Именно поэтому даже самые строгие уголов­но-правовые санкции далеко не всех побуждают воздержаться от совершения преступных деяний. Любопытные в этом отношении данные приводил еще в прошлом веке Ч. Диккенс. Опровергая мнение о предупредительном значении смертной казни, он писал, что «из ста шестидесяти семи человек, на протяжении многих лет приговоренных в Англии к смерти, только трое ответили «нет» на вопрос напутствовавшего их священника, видели ли они смертную казнь»¹.

«Промежуточную» группу составляют граждане, которые не совершают преступлений именно потому, что опасаются уголов­ного наказания. О предупредительном воздействии на эту группу угрозы, содержащейся в санкциях уголовно-правовых норм, хоро­шо сказал М. Д. Шаргородский: «Достаточно только поставить вопрос, увеличилось ли бы число преступлений, если бы были отменены нормы уголовного права, чтобы всякий понял, что число преступлений в таком случае, безусловно, возросло бы. Отсюда следует сделать вывод, что рост преступлений имел бы место за счет категории неустойчивых и склонных к совершению преступ­лений лиц, которые боятся наказания и поэтому не совершают преступлений»².

М. Д. Шаргородский (1903—1973) — профессор, доктор юридических наук, один из крупных советских криминалистов, автор многих работ по . уголовному праву, криминологии, теории и истории права. В уголовно-правовой науке особое место занимают его труды по проблемам уголов­ного закона, наказания, ответственности за преступления против личнос­ти, уголовно-правовым аспектам научно-технического прогресса. Творческая деятельность М. Д. Шаргородского была тесно связана с Ле­нинградским университетом (декан, заведующий кафедрой уголовного права, главный редактор журнала «Правоведение»). Основные работы:

Уголовный закон. М., 1948;

Преступления против жизни и здоровья. Л., 1948;

Вопросы обшей части уголовного права (законодательство и судебная практика). Л., 1955;

Наказание по уголовному праву эксплуататорских обществ. М., 1957;

Наказание по советскому уголовному праву. М., 1958;

Наказание, его цели и эффективность. Л., 1973.

Разумеется, ни одна страна не пойдет на постановку экспери­мента по отмене уголовного кодекса, чтобы выяснить, как это по­влияет на рост совершения общественно опасных деяний. Однако история «подбрасывала» и незапланированные эксперименты, фактически означавшие приостановление действия уголовного законодательства. Например, забастовка ливерпульских полицей­ских в Англии в 1919 г., сопровождавшаяся внезапной вспышкой грабежей и погромов, или арест национальной полиции Дании немецкими оккупационными властями в 1944 г., вследствие чего резко возросла преступность в стране, или нью-йоркское «затем­нение» 1977 г., когда на 25 часов было парализовано снабжение города электричеством, что вызвало волну насилия и грабежей¹. К великому сожалению, список таких незапланированных экспери­ментов можно пополнить за счет резкой вспышки преступности на территориях бывшего Союза ССР, где распад союзного госу­дарства сопровождался (или сопровождается и сейчас) вооружен­ными конфликтами, в том числе и на почве межнациональных от­ношений (например, в Кавказском регионе).

Таким образом, уголовно-правовой запрет фактически регули­рует поведение не всех членов общества, а некоторой его части. Криминологи неоднократно предпринимали попытки установить примерную (относительную) численность этой группы. По данным М. М. Исаева, полученным в 20-х гг., страх перед наказанием удержал от совершения преступления около 20% опрашиваемых. По результатам аналогичного опроса, проведенного в 70-х гг. бол­гарскими криминологами, этот показатель составил 6%; советски­ми — 9% для городских и 21% для сельских жителей; польскими (выяснялось действие уголовно-правового запрета кражи имуще­ства)— примерно 20%². В 1981 г. по специально разработанной анкете было опрошено свыше 400 рабочих и служащих нескольких предприятий Москвы. На вопрос: «Почему, по Вашему мнению, большинство людей не совершают преступлений?» — 17,4% опра­шиваемых ответили: «Из-за страха перед наказанием»³. Конечно же, приведенные данные исследований дают лишь ориентировоч­ное представление о числе лиц, на которых оказывает предупреди­тельное воздействие уголовный закон. Однако они позволяют сде­лать вывод о том, что такое воздействие существует и размеры его нельзя ни преуменьшать, ни преувеличивать. Таким образом, от­ношения по поводу воздержания лиц от совершения преступле­ния, вытекающие из уголовно-правового запрета (назовем их общепредупредительными уголовно-правовыми отношениями), также входят в предмет уголовно-правового регу­лирования.

Третья разновидность общественных отношений, входя­щих в предмет уголовного права, регулируется уголовно-правовы­ми нормами, которые наделяют граждан правами на причинение вреда при защите от опасных посягательств при необходимой обороне, а также при крайней необходимости и других обстоятель­ствах, исключающих преступность деяния. Эти отношения специ­фичны, в частности, по своему субъектному составу. Осуществля­ющий, например, свое право на необходимую оборону вступает в правовые отношения, с одной стороны, с лицом, посягающим на интересы личности, общества или государства и обычно нарушаю­щим соответствующий уголовно-правовой запрет (приобретает право на причинение вреда посягающему). С другой стороны, поведение обороняющегося компетентны признать правомерным только суд и прокурорско-следственные органы. В каждом случае именно они обязаны всесторонне рассмотреть событие, связанное с причинением вреда при защите от опасного посягательства, и подтвердить правомерность действий обороняющегося, офици­ально освободив его от ответственности за причиненный им вред. Таким образом, обороняющийся вступает в правовые отношения и с государством в лице суда, прокурорско-следственных органов. Эти отношения можно именовать регулятивными уго­ловно-правовыми отношениями (в отличие от охранительных уго­ловно-правовых отношений), так как они складываются на основе регулятивных (управомочивающих) норм и регулируют пра­вомерное поведение лица, являющееся одновременно и социально полезным.

Выделенным разновидностям общественных отношений, об­разующих предмет уголовного права, соответствуют специфичес­кие методы их регулирования¹. Метод как совокупность право­вых средств воздействия на общественные отношения с целью их урегулирования является важной характеристикой отрасли права, выступает в качестве дополнительного основания деления права на отрасли (главный критерий, как известно, — предмет правового регулирования). Проблема метода правового регулирования — одна из сложных и малоразработанных в юридической науке. В уголовно-правовой науке на уровне вводных глав курсов и учебни­ков он обычно сводится к применению наказания за нарушение уголовно-правового запрета². На самом деле метод правового регу­лирования — весьма емкое понятие, характеризующееся множе­ством компонентов. Среди них можно назвать:

1. порядок установления прав и юридических обязанностей;

2. степень определенности предоставленных прав и автономности действий их субъектов;

3. подбор юридических фактов, влекущих правоотношения;

4. характер взаимоотношения сторон в правоотношениях, в которых реализуются нормы;

5. пути и средства обеспечения субъективных прав¹.

В зависимости от сочетания указанных характеристик в общей теории права обычно выделяют три метода (типа) правового регу­лирования:

• дозволение,

• предписание и

• запрет.

Первый связывается с гражданско-правовым регулированием, дозволительная направленность которого выражается главным образом в «первичности управомочивающих норм» (нормы, опре­деляющие круг субъектов гражданского права, содержание их пра­воспособности, основание возникновения гражданско-правовых связей, способы защиты гражданских прав и т. д.)². Предписание выступает как административно-правовой тип регулирования (ма­териальное административное право в основном закрепляет юри­дические обязанности, носящие характер предписания). Запрет как метод правового регулирования связывается с уголовным правом (учитывается, что уголовное право призвано определять преступ­ность и наказуемость деяний, опасных для личности, общества и государства, и формулировать модели запрещенного обществен­но опасного поведения).

Из подобной традиционной классификации типов правового регулирования вовсе не вытекает, что дозволение присуще только гражданскому праву, предписание — административному, а за­прет — уголовному. Все три типа правового регулирования мож­но обнаружить в различных отраслях права, но в одних отраслях решающим является дозволение, в других — предписание, в треть­их — запрет³. Так, гражданское право, будучи в основном управомочивающим, содержит и запретительные (охранительные) нор­мы, однако, по сравнению с дозволяющими, они в этой отрасли носят вспомогательный характер. Значителен удельный вес запре­тительных норм в административном праве (существует даже Ко­декс Российской Федерации об административных правонаруше­ниях). Уголовно-правовой метод регулирования также не может быть сведен только к запрету. Например, как отмечалось, нормы уголовного закона о необходимой обороне носят управомочивающий характер, что позволяет говорить в этих случаях о дозволе­нии как разновидности уголовно-правового метода.

Три названных типа правового регулирования в каждой отрас­ли права могут иметь дополнительные характеристики, выступать в виде специфических методов, представляющих конкретизацию методов межотраслевых.

Так, охранительные уголовно-правовые отношения регламен­тируются следующими методами:

1. применение санкций уголовно-правовых норм (уголовного наказания);

2. освобождение от уголовной ответственности и наказания (включая применение принудительных мер воспитательного воздействия к не­совершеннолетним, совершившим преступления);

3. применение принудительных мер медицинского характера к лицам, в состоянии невменяемости совершившим общественно опасные дея­ния, запрещенные уголовным законом, и к лицам, у которых после совершения преступления наступило психическое расстройство, де­лающее невозможным назначение или исполнение наказания; к ли­цам, совершившим преступления и страдающим психическими рас­стройствами, не исключающими вменяемости; к лицам, совершившим преступления и признанным нуждающимися в лечении от алкоголиз­ма или наркомании.

Фактически все три метода в той или иной степени имеют ана­логи в других отраслях права. Применение, например, санкций при­суще и административному, и гражданскому праву; эти отрасли предусматривают и возможности освобождения от ответственнос­ти за правонарушения. Но, несмотря на внешнее сходство, эти ме­тоды в уголовном праве являются сугубо специфическими по со­держанию. Возьмем, к примеру, тот же метод применения санкций. Уголовное наказание как реализация уголовно-правовых санкций является самым суровым видом государственного принуждения. Строгость наказания соответствует тяжести содеянного и степени общественной опасности лица, совершившего преступление. По этому поводу очень образно выразился М. И. Ковалев: «Фемида не должна выступать в образе немощной старухи, которая только и может, что грозить пальцем непослушному внуку, приговаривая при этом: «Ах, ты, негодник!»¹ Административное право знает близкие по форме взыскания (административный арест, исправительные работы, штраф), но карательное их содержание лишь приблизи­тельно напоминает уголовно-правовые аналоги.

В связи с этим охранительные уголовно-правовые отношения, регулируемые специфическими уголовно-правовыми методами, ста­вятся законом в рамки строжайшей правовой регламентации. Так, преступление, совершение которого представляет собой юриди­ческий факт и с которым связывается возникновение охранитель­ных уголовно-правовых отношений, определяется конкретными признаками, непосредственно указанными только в уголовном законе. Никакие другие правовые акты не должны определять преступность и наказуемость деяний (ст. 1 УК РФ). Установление этого юридического факта (совершение преступления), а также реализация прав и обязанностей субъектов охранительного уго­ловно-правового отношения осуществляются в строго определен­ном законом порядке. Окончательный вывод о виновности лица в совершении преступления, о его ответственности и применении к нему наказания делается только судом (ст. 49 Конституции РФ). Освобождение от уголовной ответственности и наказания, яв­ляясь специфическим методом регулирования охранительных уго­ловно-правовых отношений, применяется, когда и задача исправ­ления лица, совершившего преступление, и задачи общего и частно­го предупреждения могут быть выполнены без привлечения лица к уголовной ответственности, назначения и исполнения наказания. Ос­вобождение от столь серьезных последствий, предусмотренных зако­ном, требует жесткой правовой регламентации этого института, поэтому основания его применения сформулированы в самом уго­ловном законе, служащем гарантией обеспечения прав и выполне­ния обязанностей субъектов уголовно-правового отношения. Общественные отношения, вытекающие из уголовно-правово­го запрета, регулируются путем установления этого запрета. Его специфика проявляется в том, что запрещаются наиболее обще­ственно опасные деяния, а также в тяжести правовых последствий, которые наступают для лица, нарушившего уголовно-правовой запрет (неисполнение его сопряжено, как было отмечено, с угро­зой применения самого строгого государственного принуждения — уголовного наказания).

Выделенные регулятивные уголовно-правовые отношения свя­заны с методом наделения граждан правами на активную защиту от общественно опасных деяний и предупреждение общественно опасных последствий (например, право на необходимую оборону, причинение вреда при задержании преступника и крайней необхо­димости).

Дозволение как обобщающий способ наделения субъектов пра­вомочиями присуще и другим отраслям права (в наиболее завершенной форме — гражданскому праву), но в уголовном праве его содержание является также специфическим. Уголовное право при реализации указанных прав допускает причинение самых тяжких последствий (наступление смерти, причинение тяжкого вреда здо­ровью других лиц, причинение тяжких имущественных последст­вий), что опять-таки обусловлено высоким уровнем опасности дея­ний, запрещенных уголовным законом. Нормы никакой другой отрасли не представляют субъектам права в соответствующих ситу­ациях возможности причинять серьезный вред личным или общест­венным интересам. Хотя в административном праве также имеются институты необходимой обороны и крайней необходимости, однако причинение вреда при этом допускается в значительно меньшей степени, чем в аналогичных случаях, регулируемых уголовным пра­вом. Это связано с различным уровнем общественной опасности преступлений и административных правонарушений. Первый на порядок выше второго, поэтому необходимая оборона и крайняя необходимость в уголовном праве не совпадают по содержанию с аналогичными обстоятельствами в административном праве. Ин­ституты необходимой обороны (самозащита гражданских прав) и крайней необходимости известны и гражданскому праву, однако если, например, в уголовном праве крайняя необходимость исклю­чает уголовную ответственность, то в гражданском праве, исходя из специфики гражданско-правовых отношений, при наличии крайней необходимости соответствующие гражданско-правовые санкции могут и применяться.

Анализ предмета и метода уголовного права позволяет сформу­лировать понятие уголовного права как отрасли права.

Уголовное право — это отрасль права, объединяющая правовые нормы, которые устанавливают, какие деяния являются преступлениями и какие наказания, а также иные меры уголовно-правового воздействия применяются к лицам, их совершившим, определяют основания уголовной ответственности и освобождения от уголовной ответственности и наказания.

Крайне непростые реалии нашего весьма противоречивого сегодняшнего общественного бытия заставляют внимательнее от­носиться к бесценному опыту, накопленному в истории полити­ческой и правовой мысли, без какой-либо идеологической пред­взятости вновь обращаться к известным теориям и пытаться переосмыслить их применительно к современным проблемам и си­туациям. И в этом отношении и сейчас имеют непреходящее значение гегелевские идеи о праве и правосудии. Думается, что, очи­щенные от налета известных идеологических предубеждений ор­тодоксально-

Предмет уголовного права

Охранительные уголовно-правовые отношения

марксистского порядка, многие из них вполне при­менимы для поиска методологических подходов к решению тех задач, которые стоят перед отечественной юридической наукой и правоприменительной практикой, в том числе и в сфере уголовно­го права и его реализации. И главной из них, на мой взгляд, явля­ется последовательно и всесторонне развитая Гегелем философ­ская идея права как свободы¹. По своей сущности она является именно философской, отвлекающейся как от нормативной фор­мы права, так и от какого-либо нормативно-юридического подхо­да к определению содержания права. «Наука о праве,— утверждал Гегель,— есть часть философии. Поэтому она должна развить из понятия идею, представляющую собой разум предмета, или, что то же самое, наблюдать имманентное развитие самого предмета... Поэтому понятие права по своему становлению трактуется вне науки права...»² Идеей права, по Гегелю, является свобода: «Идея права есть свобода, и истинное ее понимание достигается лишь тогда, когда она познается в ее понятии и наличном бытие этого понятия»³. Думается, что такое определение права как нель­зя лучше соответствует отказу отечественного правоведения от приоритета классового подхода к государственно-правовой мате­рии, признанию им приоритета общечеловеческих ценностей, ка­ковыми в первую очередь являются права и свободы человека.

Конечно же, этой гегелевской идее было, мягко говоря, не совсем «уютно» в рамках марксистско-правовой идеологии. Одна­ко, к чести отдельных советских ученых-юристов, и в доперестро­ечное время эта идея, находившаяся вовсе не на столбовой дороге социалистической юриспруденции, получила свое освещение и определенное развитие¹.

К сожалению, еще меньшей популярностью гегелевская идея права как свободы пользовалась (и пользуется в настоящее время) в отечественной уголовно-правовой науке. По крайней мере ни в курсах, ни в учебниках советского уголовного права эта идея даже не упоминается (едва ли не единственным исключением в этом отношении являются работы крупнейшего советского кримина­листа А. А. Пионтковского)². Конечно же, на то были и есть специфические причины доктринального характера и соответствующие им объяснения. В первую очередь это связано с тем, что уголовное право в своей основе есть запретительное право, как бы высоко мы ни оценивали позитивно-стимулирующие аспекты его содержа­ния. По сути дела, вся особенная часть любого уголовного кодекса (любых времен и народов) есть система уголовно-правовых запре­тов. И в этом смысле получается, что, хотя уголовно-правовые запреты направлены на ограничение свободы преступника, тем не менее сама идея свободы как бы исчезает из уголовного права, а последнее едва ли не превращается в право ограничения свободы, в право несвободы.

Однако указанные препятствия для приложения гегелевской идеи права к уголовному праву являются не только преодолимыми, но и в значительной степени мнимыми. Во-первых, уголовное наказание, являясь главным атрибутом любого уголовно-правово­го запрета (без которого, как известно, не существует и самого запрета как такового), по Гегелю, есть также проявление свободы преступника: «Наказание, карающее преступника... есть вместе с тем его в себе сущая воля, наличное бытие его свободы, его право,— но есть также право, положенное в самом преступнике, т. е. в его налично сущей воле, в его поступке. Ибо в его поступке разумного существа заключено, что он нечто всеобщее, что им устанавливается закон, который преступ­ник в этом поступке признал для себя, под который он, следова­тельно, может быть подведен как под свое право»¹.

Второй довод, подтверждающий возможность применить геге­левскую идею права к уголовному праву, состоит в следующем. 'Бесспорно, что преступление является, пожалуй, самым серьез­ным отрицанием свободы, самой ее субстанции, включая жизнь и здоровье человека. Но именно поэтому уголовное право, категори­чески запрещающее совершение преступления, можно и нужно считать одним из важнейших инструментов той же свободы (хотя сам Гегель рассматривал последнее несколько иначе). Инструмен­том, без которого не способно обойтись никакое общество. Имен­но уголовное право защищает наиболее значимые проявления свободы человека. И существуют такие посягательства на свобо­ду, от которых вообще охраняет лишь уголовное право (например, умышленные посягательства на жизнь и здоровье, на половую свободу).

Вместе с тем очевидно, что уголовно-правовая защита свобо­ды — это своего рода «идеал» уголовного права, подчас расходя­щийся с реальным его воплощением в жизнь (например, нынешнее состояние охраны правопорядка, прав и интересов граждан в Рос­сии является печальным, но достаточно убедительным подтвер­ждением этого). Издержки его практической реализации могут быть больше или меньше в зависимости от политических, социаль­но-экономических условий и нравственных устоев общества.

Для характеристики охранительного (уголовно-правового) ас­пекта свободы важное значение имеет определение степени кри­минализации поведения человека как степени ограничения его свободы. Следует согласиться с Н. Ф. Кузнецовой в том, что рас­пространенность или массовость того или иного антиобщественного поведения является скорее всего доводом против возведения его в «ранг» преступления². Дело в том, что содержащий чрезмерное число уголовно-правовых запретов уголовный кодекс превращает свободу в свою собственную противоположность, в несвободу, поскольку во имя защиты свободы ее же серьезно и ограничивает. Такой кодекс есть не что иное, как своеобразное проявление тоталитаризма, хотя бы и с помощью внешне законных средств. И в этом смысле количество уголовно-правовых запретов должно определяться разумным компромиссом между законодательным (в виде системы уголовно-правовых запретов) ограничением сво­боды и определенной дозволенностью с точки зрения его же (уго­ловного права) некоторых форм антиобщественного поведения (например, мелкие хищения имущества), т. е. компромиссом сво­боды и ее ограничения.

С этим же едва ли не напрямую связан и вопрос о степени жесткости уголовно-правовых санкций и особенно об их реализа­ции в деятельности пенитенциарных учреждений. Здесь следует сказать о нашем традиционном «переборе» с такой мерой наказа­ния, как лишение свободы (причем этот «перебор» характерен не только для советской эпохи). Вряд ли кто будет отрицать необходи­мость применения этого вида наказания к лицам, виновным в насильственных преступлениях. Увы, человечество не изобрело других уголовно-правовых мер реагирования на них. Однако по действующему уголовному законодательству лишение свободы довольно широко применяется и к виновным в должностных и хозяйственных преступлениях, хотя во многих случаях это лише­ние свободы является, очевидно, завышенным (а главное, неэф­фективным) пределом ее ограничения. Точно так же ничем не могут быть оправданы подчас нечеловеческие условия содержания лиц, осужденных к лишению свободы, в исправительных учрежде­ниях. Уголовный закон и приговор суда призваны именно лишить преступника свободы, а не ставить его в условия, способные причи­нить вред его здоровью или нравственно унижающие его.

Приложение рассматриваемой гегелевской идеи права к уго­ловно-правовой сфере может быть достаточно широкое. Это и соответствующие аспекты правотворчества и правоприменения, и обоснование механизма преступного поведения, и проблемы вины, ответственности и наказания. Разумеется, немецкий философ не рассматривал непосредственно большинство этих вопросов, а не­которые из них в его трудах даже не были обозначены. И тем не менее их трактовка вполне уместна именно с позиции гегелевской идеи права как свободы.

Как уже отмечалось, по предмету и методу правового регулиро­вания уголовное право отличается от других отраслей права. Вмес­те с тем по сфере своего действия оно тесно сближается с некото­рыми другими отраслями, прежде всего с административным, уго­ловно-процессуальным и уголовно-исполнительным правом.

Так, административное право регулирует общественные отно­шения в сфере государственного управления и отношения управ­ленческого характера, возникающие при осуществлении иных форм государственной деятельности (в том числе и правосудия). Осо­бенно близко нормы уголовного права соприкасаются с теми нор­мами административного права, которые определяют, какие дея­ния являются административными правонарушениями (проступ­ками) и какие меры административного взыскания применяются к лицам, их совершившим. В ряде случаев границы между уголовно наказуемыми деяниями и соответствующими административными правонарушениями подвижны и при определенных обстоятель­ствах и условиях отдельные административные правонарушения могут «перерастать» в преступления и наоборот. Речь идет, напри­мер, об административно наказуемых контрабанде, мелком хище­нии чужого имущества, хулиганстве и т. д.

Уголовно-процессуальное право определяет порядок и формы деятельности суда, прокурора, следователя, органа дознания при расследовании преступлений и рассмотрении уголовных дел в суде, гарантирующие права граждан и соблюдение законности в сфере уголовной юстиции. Тесная связь уголовного и уголовно-процессуального права проявляется, в частности, в том, что нормы уго­ловного права во многом определяют предмет доказывания при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел (в первую очередь уголовно-правовое содержание состава соответствующе­го преступления). Нормы же уголовно-процессуального права обусловливают порядок официального признания установленных фактов как основания их уголовно-правовой оценки. И в этом смысле уголовно-правовое значение приобретают не все установ­ленные, например, следователем и судом факты и обстоятельства, а лишь те, которые установлены в соответствии с требованиями уголовно-процессуальных норм. В связи с этим и по сей день не устарело следующее определение немодного нынче Маркса: «Один и тот же дух должен одушевлять судебный процесс и законы, ибо процесс есть только форма жизни закона»¹.

Уголовно-исполнительное право регламентирует порядок ис­полнения наказания, и результаты его применения дают представ­ление об эффективности уголовно-правовых норм о наказании и освобождении от наказания.

Уголовное право разделяется на две части: Общую и Особен­ную. Общая часть включает нормы уголовного права, в которых закрепляются его общие принципы, институты и понятия, а также основные положения, определяющие основания и пределы уголов­ной ответственности и применения наказания, порядок и условия освобождения от уголовной ответственности и наказания. В нор­мах Общей части регламентируются наиболее важные вопросы, относящиеся к основным понятиям уголовного права — уголов­ному закону, преступлению и наказанию.

Особенная часть уголовного права включает нормы, в кото­рых определяются конкретные преступления по родам и видам, а также наказания, установленные за их совершение.

Общая и Особенная части уголовного права органически свя­заны и лишь в единстве представляют собой уголовное право как систему уголовно-правовых норм.