Принципы уголовного права

Законности

(ст. 3 УК РФ)

равенства граждан перед законом

(ст. 4 УК РФ)

Принцип законности сформулирован в ст. 3 УК РФ:

«1. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом.

2. Применение уголовного закона по аналогии не допускается».

Принцип законности — конституционный принцип уголовно­го права. Статья 15 Конституции РФ гласит, что «органы государственной власти, органы местного самоуправления, должност­ные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Консти­туцию Российской Федерации и законы». Применительно к уго­ловному праву этот принцип трансформируется, в первую оче­редь, в принцип «нет преступления без указания о том в законе» (уголовном). Он означает, что к уголовной ответственности может быть привлечено лишь лицо, совершившее запрещенное уголов­ным законом общественно опасное деяние. Согласно данному принципу аналогия преступлений и наказаний в российском уго­ловном праве не допускается. Аналогией закона называется вос­полнение пробела в праве, когда закон применяется к случаям, прямо им не предусмотренным, но аналогичным тем, которые не­посредственно регулируются этим законом.

Принцип равенства граждан перед законом раскрывается в ст. 4 УК РФ: «Лица, совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности неза­висимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств». Этот принцип так­же является конституционным, так как основан на ст. 19 Конститу­ции РФ.

Данный принцип характеризуется специфическим уголовно-правовым содержанием. В этом случае равенство проявляется только в одном: в том, что все лица, совершившие преступления, независимо от указанных в ст. 4 УК характеристик, равным образом, т. е. одинаково, подлежат уголовной ответствен­ности. Вместе с тем этот принцип не означает их равной ответ­ственности и наказания, т. е. равных пределов и содержания уго­ловной ответственности и наказания. И это различие может заклю­чаться, например, и в поле или возрасте лица, и в его служебном положении. Так, например, к женщинам в отличие от мужчин не может быть применена смертная казнь (это наказание не может также применяться к мужчинам в возрасте старше шестидесяти пяти лет и к лицам, совершившим преступление в возрасте до восемнадцати лет — ст. 59 УК РФ). Совершение преступления лицом с использованием своего служебного положения может влечь повышенное наказание (например, п. «в» ч. 2 ст. 160 УК РФ).

Принцип вины (ст. 5) означает, что лицо подлежит уголов­ной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина (понятие вины, а также умысла и неосторожности как ее форм будет рассмотрено в теме «Субъективная сторона преступления»). Объективное вменение, т. е. уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается. Ни одно деяние, совершенное невиновно, какие бы тяжкие последствия оно ни причинило, не может рассматри­ваться как преступление. Вменение в вину невиновного деяния, т. е. такого, общественную опасность которого лицо не предвидело и не могло предвидеть, было бы лишено какого-либо воспитатель­ного и предупредительного значения и поэтому является неприем­лемым. Субъективное вменение есть элементарнейшее условие правильной социально-правовой оценки поведения человека во­обще и преступного в частности.

Принцип гуманизма раскрывается в ст. 7 УК: «1. Уголовное законодательство Российской Федерации обес­печивает безопасность человека.

2. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, при­меняемые к лицам, совершившим преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства».

Уголовная ответственность и наказание не преследуют цели отомстить лицу, совершившему преступление, причинить ему фи­зические страдания, унизить его человеческое достоинство. Осуж­дая виновного, применяя к нему наказание, государство стремится исправить лицо, совершившее преступление, вернуть его к общест­венно полезной деятельности, оказать предупредительное воздей­ствие на других лиц.

Гуманизм российского уголовного права проявляется также в отрицании жестоких, мучительных и позорящих наказаний¹. По­следнее отражено и в Конституции РФ: «Никто не должен подвер­гаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию» (ст. 21).

Принцип гуманизма в уголовном праве связан и с существова­нием института освобождения от уголовной ответственности и наказания. Случаи применения такого освобождения вовсе не означают какого-то снисхождения к преступникам или попусти­тельства им. Нет, уголовно-правовое проявление гуманизма имеет вполне практический характер и в отдельных случаях может иметь большее значение, чем меры карательные. Например, в соответствии с примечанием к ст. 205 УК лицо, участвовавшее в подготовке акта терроризма, освобождается от уголовной ответ­ственности, если оно своевременным предупреждением органов власти или иным способом способствовало предотвращению акта терроризма и при условии, что в действиях этого лица не содержит­ся иного состава преступления. Очевидно, что существование та­кой нормы способно вызвать у некоторых правонарушителей стрем­ление прекратить начатую преступную деятельность. Иной раз этот мотив может оказаться более сильным, чем возможность применения к нему строгих уголовно-правовых санкций.

В обществе, к сожалению, распространен обывательский взгляд на жестокость и кару как на лучшее средство искоренения преступ­ности. Но еще более ста лет тому назад К. Маркс отмечал: «...исто­рия и такая наука, как статистика, с исчерпывающей очевидностью доказывают, что со времени Каина мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием. Как раз наоборот!»¹ Извест­но, что мир (как Запад, так и Восток) использовал в борьбе с преступностью самые жестокие методы и средства (в том числе и самые мучительные способы смертной казни — сожжение, коле­сование, четвертование, сажание на кол, вырывание внутреннос­тей из живого тела и т. п.), но все это не привело к желаемым результатам. С развитием цивилизации от таких мер пришлось отказаться. Преступность во многом носит социальный характер (что не отрицает значения биологических факторов в детермина­ции индивидуального преступного поведения), и, чтобы бороться с ней, необходима длительная и упорная работало воздействию на ее социальные причины. Поэтому усиление борьбы с преступ­ностью не означает обязательного усиления карательной стороны уголовного закона. Напротив, в борьбе с преступлениями, не пред­ставляющими большой общественной опасности, значительный успех может достигаться именно применением мер воздействия, не связанных с лишением свободы, с изоляцией осужденного от се­мьи, производственной обстановки и общества. Поэтому строгие меры наказания, применяемые к опасным преступникам (напри­мер, длительные сроки лишения свободы), сочетаются как с применением наказаний, не связанных с изоляцией от общества, так и с развитием института условного осуждения, институтов освобож­дения от уголовной ответственности и наказания, применяемых к лицам, совершившим менее опасные преступления. В конечном счете принцип гуманизма предполагает установление в уголовном праве и применение минимума принудительных мер, необхо­димых для защиты интересов личности, общества и государства от преступных посягательств и предупреждения преступлений.

Принцип справедливости раскрывается в ст. 6 УК РФ:

«1. Наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени об­щественной опасности преступления, обстоятельствам его совер­шения и личности виновного.

2. Никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление».

Принцип справедливости означает, что наказание или иная мера уголовно-правового воздействия, примененная к лицу, совер­шившему преступление, должна быть справедливой, т. е. соответ­ствовать тяжести преступления, конкретным обстоятельствам со­вершения преступления и особенностям личности преступника. Этот принцип означает максимальную индивидуализацию ответственности и наказания. Возможность реализации этого прин­ципа заключается в самом содержании уголовного закона. Так, санкции уголовно-правовых норм носят относительно-определен­ный (предусматривают наказание в определенных пределах) или альтернативный (предусматривается не один, а несколько видов наказания) характер. Еще более широкие пределы индивидуализа­ции ответственности виновного установлены в статьях Общей части УК (например, в ст. 60—85), которые позволяют при наличии определенных обстоятельств существенно смягчить ответствен­ность и наказание виновного либо освободить его от уголовной ответственности и наказания.

Положение ч. 2 ст. 6 УК РФ о том, что никто не должен нести уголовную ответственность за одно и то же преступление, является воспроизведением нормы конституционного права, выраженного в ст. 50 Конституции РФ: «Никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление», что делает этот принцип конститу­ционным.

Справедливость в уголовном праве в известном смысле аккуму­лирует в себе и другие важнейшие его принципы, и в первую очередь принципы законности, равенства граждан перед законом и гуманизма. Каждый из указанных принципов имеет, как отмеча­лось, свое специфическое содержание. Вместе с тем каждый из них характеризует определенную качественную сторону (или аспект) справедливости в уголовном праве, без которой нет и не может быть справедливости в целом. Так, нет справедливости, если при отправлении правосудия по уголовному делу нарушается закон­ность, принцип равенства граждан перед законом, принцип гума­низма. Таким образом, справедливость можно рассматривать и как обобщающий принцип или обобщающее начало уголовного права.

Помимо сформулированных непосредственно в уголовном за­коне, в науке уголовного права традиционно выделяются и другие принципы. Среди них особое значение имеет принцип неот­вратимости ответственности. Он означает, что вся­кое лицо, совершившее преступление, подлежит наказанию или иным мерам уголовно-правового воздействия, предусмотренным уголовным законом¹. Смысл этого принципа заключается в том, что неотвратимость ответственности есть лучший способ проявле­ния предупредительного воздействия уголовного закона и его при­менения. В советские времена этот принцип превратился в расхо­жий лозунг, освященный именем основоположника Коммунисти­ческой партии и Советского государства. Хотя справедливости ради необходимо сказать, что Ленин на авторство вовсе не претен­довал, сказав, что мысль эта давно известна². Истоки ее и в самом деле можно отыскать еще у древнегреческих философов Платона и Аристотеля. В законченной же форме она была выражена в книге выдающегося итальянского просветителя и гуманиста XVIII в. Чезаре Беккариа: «Одно из самых действительных средств, сдер­живающих преступление, заключается не в жестокости наказаний, а в их неизбежности... Уверенность в неизбежности хотя бы и умеренного наказания произведет всегда большее впечатление, чем страх перед другим, более жестоким, но сопровождаемый надеждой на безнаказанность»¹.

Следует отметить, что признание неотвратимости ответствен­ности принципом уголовного права представляет собой тот слу­чай, когда обыденное правосознание рядового гражданина не толь­ко не расходится с высокими идеями великих изобретателей и проповедников этого принципа, но и вполне соответствует им. Известно, что о силе власти граждане судят не по степени «чрезвы­чайности» ее полномочий, а больше как раз по тому, насколько этой власти удается реализовать указанный принцип. К сожале­нию, современные реалии нашего общества с этой точки зрения, увы, таковы, что хуже и не придумаешь. Раскрываемость преступ­лений явно идет вразрез с динамикой их роста. Сошлемся лишь на статистику последних лет. В 1991 г. в Российской Федерации было зарегистрировано 2 178 040 преступлений, около миллиона из них остались нераскрытыми. В 1992 г. число зарегистрированных пре­ступлений составило 2 770 591, а выявлено 1 148 962 преступника. В 1993 г. эти показатели выглядят следующим образом: зареги­стрировано 2 799 614 преступлений, выявлено 1 262 737 лиц, их совершивших², а в 1994 г. (за 10 месяцев) — 2 194 294 преступле­ния, а раскрыто — 1 279 4852³. Таким образом, не раскрывается примерно каждое второе преступление, а по кражам (в том числе и квартирным), вымогательствам, угонам автомобилей и многим другим преступлениям процент раскрываемости еще ниже. К тому же надо иметь в виду, что зарегистрированные преступления вовсе не отражают их действительное количество. Отдельные специа­листы в области латентной (т. е. скрытой) преступности полагают, что «надводная» часть «айсберга», т. е. зарегистрированная пре­ступность, вполне сопоставима с его «подводной» частью — неза­регистрированной преступностью. Причин этого много, и не по­следними из них являются следующие. Во-первых, от советского социалистического прошлого нам в наследство досталась тради­ция правоохранительных органов приукрашивать статистику пре­ступности, связанная с требованиями властей, обращенными к этим органам, снижать показатели преступности. Во-вторых, граж­дане, разуверившиеся в восстановлении справедливости с помощью правоохранительных органов, не надеясь, что преступники будут пойманы и наказаны, не всегда стали и обращаться туда по поводу совершенных в отношении них преступлений. Как бы то ни было, но сегодня один из важнейших принципов уголовного права — неотвратимость ответственности — не то что забыт, но кажется в настоящее время настолько нереальным, что будто бы и вспоми­нать его не стоит. Хотя причины этого достаточно серьезны, они, на мой взгляд, вовсе не являются непреодолимыми.

Правоохранительные органы с помощью средств массовой информации сумели убедить общественное мнение, что с нынеш­ним уровнем преступности и коррупции они не справляются пото­му, что в этом им мешают уголовный и уголовно-процессуальный законы, отставшие от жизни, что нужны другие, чрезвычайные законы. В июне 1994 г. Президент России, поддавшись этим на­строениям, издал Указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступнос­ти»¹, где в противоречие с уголовно-процессуальным законода­тельством были значительно расширены права органов МВД и ФСБ, связанные с серьезным ограничением прав человека (про­дление срока задержания подозреваемого и обвиняемого до 30 су­ток, придание доказательственного значения результатам опера­тивно-розыскной деятельности, разрешение на досмотр транс­портных средств, их водителей и пассажиров и т. д.). Однако эти меры, действительно чрезвычайные, не смогли сколь-нибудь серь­езно воздействовать на преступность. То же можно сказать и о время от времени реанимирующемся привлечении военнослужа­щих Российской Армии к патрулированию улиц и площадей с целью предупреждения преступлений. Последнее, конечно, может оказать влияние на так называемую уличную преступность, в ос­новном на хулиганство и другие преступления, а также админист­ративные правонарушения против общественного порядка. Ос­новная же масса самых тяжких преступлений — умышленных убийств, изнасилований, разбоев, вымогательств — совершается вовсе не на маршрутах предполагаемого патрулирования военно­служащих. Что же касается ликвидации незаконных формирова­ний и преступных групп, изъятия у них оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и наркотиков, то успех в реализации этих задач может быть только результатом тщательной и кропотливой разработки оперативных мероприятий, требующих высочайшего профессионального мастерства, которое пока только накаплива­ется у работников соответствующих служб.

Недостатки борьбы с коррупцией также обычно объясняются недостатком (иногда даже отсутствием) законодательной базы. Само понятие коррупции — понятие вовсе не уголовно-правовое, а собирательное, определяющее правонарушения самого различ­ного вида — от дисциплинарных до уголовно-правовых. Корруп­ция (от лат. corruptio) есть подкуп, продажность должностных лиц, т. е. продажность чиновников различного ранга: от высших до мелких, их возможные корыстные злоупотребления, связанные с извлечением выгоды из своего служебного положения. Поэтому вполне антикоррупционными нормами УК РФ являются в первую очередь нормы о должностных преступлениях: о злоупотреблении должностными полномочиями (ст. 285), о превышении должност­ных полномочий (ст. 286), о получении взятки (ст. 290), о служеб­ном подлоге (ст. 292). И здесь дело не столько в отсутствии новых законов, сколько в том, что и старые не применяются. Еще в 1992 г. Президент России издал Указ «О борьбе с коррупцией в сфере государственной службы». Нормативный акт, в соответствии с которым государственным чиновникам многое запрещено, был бы хорош, если бы он выполнялся. Однако Указ был сам по себе, а коррупция в сфере государственной службы — сама по себе.

Перед принятием новой Конституции России опять-таки с помощью средств массовой информации надежды в борьбе с кор­рупцией и организованной преступностью связывались с сильной исполнительной властью, которой мешает власть представитель­ная. Считалось, что, победив последнюю, можно будет победить и коррупцию. Это было воистину трагическое заблуждение, к сожалению, воплощенное в новой Конституции. Наша Россия как раз всегда знала одну лишь власть — исполнительную, причем не про­сто сильную, а сильнейшую. Так было и при Николае I, и при Сталине, и при его преемниках вплоть до Андропова. Прочтите книгу французского аристократа де Кюстина о России 1839 г. В русском переводе эта книга называется «Николаевская Россия». В обсуждаемом здесь аспекте эта книга актуальна и сегодня: она словно бы о нас, о наших сегодняшних проблемах коррупции, порожденной уже сегодняшней бесконтрольной исполнительной властью. Кстати говоря, сам Николай I признавал свое император­ское бессилие перед всесильной чиновничьей бюрократией. Ка­жется, начал признавать всесилие чиновничьего аппарата и Пре­зидент России¹. Поэтому печальный опыт досоветской, советской и нынешней постсоветской России (в отличие от обнадеживающе­го опыта цивилизованных демократических государств) свиде­тельствует о том, что только сильная представительная власть дает единственную надежду на выявление массовой коррупции, питаю­щей организованную преступность, особенно в высших эшелонах власти. Каждодневная возможность коррупции как раз и содер­жится в повседневной рутинной работе представителей исполнительной власти — от высших до мелких чиновников. Для борьбы с коррупцией, имеющей своей почвой решение конкретных вопро­сов и приватизации, и лицензирования, и налогообложения, в первую очередь нужна политическая воля первых лиц государства, которой нет и в помине. Нужно решительное сокращение бюро­кратического аппарата, выросшего в период правления наших «демократов» до таких размеров, которые и не снились партокра­там бывшего Советского Союза. Нужно принятие не столько уго­ловных законов, сколько тех, которые бы лишили аппарат возмож­ности использовать свое служебное положение в корыстных целях. Ну а главное — это быстрее исправить перекосы экономической реформы, создающие питательную базу коррупции и преступнос­ти. Надо провести настоящую реформу органов внутренних дел, в основе которой должны лежать иные подходы к кадровому и материальному оснащению этих органов. Американский Прези­дент свой «чрезвычайный» закон связал с расширением полицей­ского корпуса на 100 тыс. человек, со строительством новых тюрем, с повышением финансирования учреждений по ресоциализации осужденных и отбывших наказания. Закон этот «стоит» 30 млрд. долларов. Однако Президент смог найти средства — за счет анну­лирования в течение пяти лет 200 тыс. федеральных должностей¹. Учитывая размер нашего чиновничьего аппарата, материальные резервы для привлечения средств к делу борьбы с преступностью у нас тоже имеются. Так что о принципе неотвратимости наказа­ния надо вспомнить всерьез.