Субъективная сторона преступления

Вина

Умысел

Психика (психическое) представляет собой внутреннее содержание жизни человека, его мысли, чувства, намерение, волю. Психические процессы обычно подразделяются на интеллектуальны (познавательные), эмоциональные и волевые. При этом надо имеет в виду, что такое деление является условным и в отдельности (сам по себе) такие процессы не существуют. Лишь в единстве, в тес ном сплаве интеллекта (познания), чувства и воли и существует психика человека. Тем не менее для уяснения содержания и значения как в целом субъективной стороны преступления, так и образующих ее признаков привлечение внимания к составляющим психику элементам (процессам) является не только полезным, но и необходимым.

Каждый из признаков, образующих субъективную сторон преступления, характеризует психическое содержание преступления, но характеризует его по-своему.

Так, вина — это психическое отношение лица к совершенному им общественно опасному деянию (действию или бездействию) и его последствиям в форме умысла или неосторожности.

Вина — основной признак субъективной стороны преступления, хотя и не исчерпывает ее. При конструировании как умышленной, так и неосторожной вины законодатель использует лишь два элемента психики — интеллектуальный и волевой. Эмоциональное содержание психических процессов не учитывается в уголовно-правовой характеристике умысла и неосторожности (остается за их пределами). Напротив, мотив преступления как побудительная причина преступного деяния и признак субъективной стороны чаще всего носит отпечаток эмоциональных процессов, происходящих в психике лица, совершающего преступление. В отдельных случаях эмоциональное состояние лица, совершаю­щего преступление (например, состояние аффекта, т. е. внезапно возникшего сильного душевного волнения), приобретает само­стоятельное уголовно-правовое значение (например, ст. 107 УК РФ). Цель преступления, как и вина, ограничивается интеллекту­альным и волевым содержанием.

Вина — обязательный признак субъективной стороны преступ­ления. Без вины нет и не может быть состава преступления. Это основной признак субъективной стороны, отграничивающий пре­ступное деяние от непреступного. Законодатель придает вине та­кое важное значение, что виновная ответственность возведена в принцип Уголовного кодекса. В соответствии с ч. 1 ст. 5 УК РФ лицо подлежит уголовной ответственности только за те обществен­но опасные действия (бездействие), наступившие вредные послед­ствия, в отношении которых установлена его вина. В ч. 2 этой же статьи подчеркивается, что уголовная ответственность за невинов­ное причинение вреда не допускается.

Принцип виновной ответственности — это не выдумка юрис­тов, а элементарное условие правильной юридической и социаль­но-нравственной оценки поведения человека. Как отмечал выда­ющийся советский психолог С. Л. Рубинштейн, «в противовес ложному, абстрактному «объективизму» нужно сказать, что при оценке поступка правомерно исходить не из всего того, что вос­последовало, а только из того, что из объективно воспоследовав­шего могло быть предусмотрено».

В связи с этим теория уголовного права и судебная практика исходят из того, что принцип виновной ответственности не огра­ничивается лишь учетом психического отношения (в форме умыс­ла и неосторожности) к совершаемому лицом общественно опас­ному деянию (действию или бездействию) и его последствиям. Любые обстоятельства совершенного преступления (в особеннос­ти отягчающие) могут быть вменены в вину лишь тогда, когда по отношению к ним суд установит виновное отношение, т.е. психи­ческое отношение в форме умысла или неосторожности (в зависи­мости от особенностей конструирования законодателем этих об­стоятельств в уголовно-правовой норме).

В отличие от вины мотив, цель преступления и эмоциональное состояние лица при совершении преступления не являются необ­ходимыми признаками состава преступления. Они включаются законодателем в число признаков состава не всех, а лишь некоторых преступлений, и в этих случаях они также превращаются основание уголовной ответственности. Тем не менее, даже не будучи признаками состава преступления, они могут оказывать существенное влияние на назначение наказания, выступая в качестве смягчающих или отягчающих обстоятельств. Но и тогда, когда эти признаки не имеют самостоятельного значения для уголовно ответственности и наказания, они нередко имеют важное значение для установления вины, для отграничения умышленной вины от неосторожной. Именно поэтому уголовное право не ограничивается принципом виновной ответственности, но стоит на позиции так называемого субъективного вменения. Последний означает, что при решении вопроса об уголовно ответственности и наказании лица, совершившего преступление принимается во внимание не только виновное отношение лица совершенному им общественно опасному деянию (действию ил бездействию) и его последствиям, но учитываются и другие элементы субъективной стороны преступления — его мотивы, цели и эмоциональное состояние лица в момент совершения преступления.

Следует отметить, что для следственной и судебной практик из всех элементов состава преступления наиболее сложной для установления и доказательства является именно субъективна сторона. И это вполне понятно, так как проникнуть в мысли, намерения, желания и чувства лица, совершившего преступление, гораздо труднее, чем установить объективные обстоятельства преступления. Не случайно известная пословица гласит, что чужая душа — потемки. Поэтому не может и не должно быть какого-то общего подхода к установлению той или иной разновидности психического отношения лица к совершенному им общественно спас ному деянию и его последствиям, к установлению его мотивов, целей и эмоций (аргументируемого соображениями «обычно та бывает», «чаще всего так поступают» и т. д.). Уместно вспомнит! что выдающийся русский литературный критик В. Г. Белинский возражая против одинакового подхода к оценке поведения разных людей, отмечал: «Личности бесчисленны и разнообразны, как стороны духа человеческого, каждая существует потому, что не обходима... Поэтому ничего нет несправедливее, как мерить чью-нибудь личность аршином другой личности, которая всегда ил: противоположна, или чем-нибудь разнится от нее». Поэтому та кой типический (не индивидуализированный) подход к оценке субъективной стороны преступления вполне вероятно может при­вести к грубейшим ошибкам в применении уголовного закона, а значит, и прав человека в сфере правосудия по уголовным делам.

Интересная ситуация, иллюстрирующая высказанные соображе­ния, описана Ф. М. Достоевским в его романе «Братья Карамазо­вы» (фабула которого основана на изложении материалов реаль­ного уголовного дела). Один из главных героев романа отставной поручик Дмитрий Карамазов обвиняется в убийстве своего отца. Предполагается, что убийство совершено из-за трех тысяч рублей, не доплаченных отцом сыну и пропавших в момент убийства. Кос­венные улики падают на Дмитрия. Одна из них заключается в том, что в ночь после убийства он закатил кутеж (с цыганами), истра­тив именно около трех тысяч рублей, которых до убийства у него не было. В качестве оправдания Дмитрий Карамазов объясняет, что в этот раз им было истрачено не три тысячи, а лишь половина этой суммы, причем, что очень важно, эти деньги у него были. Их происхождение он объяснил следующим образом. За месяц до происшедшей трагедии его бывшая невеста Верховцева переда­ла ему три тысячи рублей для того, чтобы он переслал их ее род­ственнице в другой город. Однако Карамазов не сделал этого, разделив всю сумму на две половины, одну зашил в тряпку и пове­сил себе на шею (как он объяснял, «вместо ладанки»), а другую половину тут же прокутил. В ночь же убийства своего отца он ис­тратил на новый кутеж и оставшуюся половину денег. В действи­тельности так все и было. И для самого Карамазова имело прин­ципиальное значение то, что он в первый раз истратил не все вверенные ему деньги, что у него оставалась возможность вернуть половину этих денег, а значит, он «подлец, но не вор». И это было серьезным нравственным оправданием для обвиняемого. След­ствие же и присяжные не увидели в этом никакой разницы в нрав­ственном смысле и поэтому отвергли объяснения Карамазова, при­знав его виновным в убийстве.