logo search
Уголовное право РФ (книга Наумова А

6. Толкование уголовного закона

Принципы действия

уголовного закона в пространстве

Территориальный

(ст. 11 УК РФ)

Универсальный

(ч. 3 ст. 12 УК РФ)

Гражданства

(ст. 12 УК РФ)

Реальный

(ч. 3 ст. 12 УК РФ)

Для того чтобы правильно применить уголовный закон, необ­ходимо уяснить его содержание, выраженную в нем волю законо­дателя. Это достигается путем толкования уголовного закона. Раз­личается несколько видов толкования:

  1. по субъекту толкования;

  2. по приемам (способам) толкования;

  3. по объему толкования.

По субъекту толкование бывает:

    1. легальным;

    2. судебным;

    3. доктринальным (научным).

Легальным называется толкование, исходящее от органа, специально уполномоченного на то законом.

Судебным толкованием называется толкование, даваемое судом, применяющим норму уголовного закона при рассмотрении конкретного уголовного дела. После вступления в силу приговор (а значит, и содержащееся в нем толкование уголовного закона) имеет обязательную силу для данного дела. Роль судебного толко­вания, особенно даваемого высшими судебными органами, весьма значительна. Их решения часто являются образцом квалифици­рованного решения сложных проблем уголовного закона и убеди­тельной аргументации. В России периодически издаются матери­алы судебной практики (например, ежемесячный «Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации»). Тем не менее совет­ское правоведение всегда категорически отрицало возможность существования у нас судебного прецедента. Считалось, что в ус­ловиях социалистической законности судебного прецедента нет и быть не может. Однако в действительности все было не так про­сто. С одной стороны, прецедента не существовало, так как суд, конечно же, не мог вынести приговор на основании решения дру­гого суда по конкретному делу, даже если это решение вынесено •Верховным Судом. С другой стороны, неофициально эти решения выполняли именно такую роль, так как вполне сознательно суды нередко использовали решения вышестоящих судов (обычно Вер­ховного Суда) именно как своеобразный эталон при вынесении собственного судебного решения. И как правило, это было вполне обоснованно. Ведь даже в английском праве прецедент рассмат­ривается не только как рождение новой правовой нормы, но и как своего рода конкретизация существующей правовой нормы (так называемая деклараторная теория судебного прецедента)1.

Фактическое существование судебного прецедента даже в со­ветской судебной практике нельзя отрицать, так как только на его основе (именно по инициативе суда, вынесшего соответствующее решение) и без изменения «буквы» уголовного закона подчас серь­езно менялась судебная практика. Проиллюстрируем это на при­мере судебного и доктринального понимания момента окончания хищения имущества. До 1972 г. едва ли не академический характер имела позиция, заключающаяся в том, что по общему правилу хищение считалось оконченным с того момента, когда собственник или законный владелец имущества лишался фактической возмож­ности владеть, пользоваться или распоряжаться имуществом, т. е. с момента фактического завладения виновным этим имуществом. На такой позиции стоял Верховный Суд, что отражено в его опуб­ликованной практике, эта же позиция обосновывалась в учебниках уголовного права. Нашелся, однако, суд, причем не самой высокой инстанции (речь идет о президиуме городского суда), решение которого изменило и позицию Верховного Суда, и позицию уго­ловно-правовой науки, т. е. был создан прецедент, следовать кото­рому в дальнейшем стала и судебная практика, и юридическая наука. Суд в своем решении дал новое толкование момента оконча­ния кражи: ответственность за оконченное хищение наступает в случаях, когда лицо полностью осуществило преступный умысел по завладению имуществом и приобрело возможность использо­вать его по своему усмотрению. Дело было опубликовано в «Бюл­летене Верховного Суда Российской Федерации»1, а через некото­рое время Пленум Верховного Суда СССР «узаконил» новое тол­кование уголовного закона2. Таким образом, судебное решение, фактически признанное руководящим разъяснением Пленума Вер­ховного Суда СССР, приобрело вполне официальное значение.

В следующем номере «Бюллетеня» за тот же год был опублико­ван научный комментарий этого судебного решения, данный про­фессором Г. А. Кригером, в котором известный ученый-юрист поддержал новую судебную практику3.

Г. А. Кригер (1924—1985) —профессор, доктор юридических наук, видный теоретик советского уголовного права. Ему принадлежит заслуга в развитии теоретических проблем, связанных с учением о принципах уголовного права и основаниях уголовной ответственности, соучастия в преступлении, условного осуждения, ответственности за преступления против государственной и общественной собственности. Принимал ак­тивное участие в разработке советского уголовного законодательства. Являлся членом научно-консультативных советов Верховного Суда СССР и Верховного Суда РСФСР. Его творческая деятельность была тесно свя­зана с преподаванием уголовного права на юридическом факультете Мос­ковского университета. Основные работы:

Ответственность за хищения государственного и общественного иму­щества. М.,1957;

Соучастие по уголовному праву. М., 1959 (в соавторстве с П. И. Гришаевым);

Условное осуждение и роль общественности в его применении. М., 1963; Борьба с хищениями социалистического имущества. М., 1965; Квалификация хищений социалистического имущества. М., 1971 и 1974; Субъективная сторона преступления. М., 1987 (в соавторстве с Е. В. Ворошилиным).

Без судебного прецедента не обойтись при квалификации преступлений. Под ней обычно понимается установление соответст­вия или тождества признаков совершенного уголовно наказуемо­го деяния признакам предусмотренного уголовным законом состава преступления.

Последний «извлекается» из соответствующей уголовно-пра­вовой нормы, выраженной в тексте уголовного закона. Поэтому перед правоприменителем в связи с особенностями конкретного дела встает вопрос о конкретном выражении «буквы» уголовного закона. Однако уголовный закон наполняется реальным содержа­нием только через судебную практику по конкретным делам. И каждое новое судебное решение расширяет или, наоборот, су­жает представление правоприменителя о содержании уголовно-правовой нормы, соответственно расширяя или сужая возможности реального поведения, адекватного его отражению в «букве» уго­ловного закона.

Только судебный прецедент может ответить на вопрос о том, каково конкретное содержание оценочного понятия, употреблен­ного при конструировании уголовно-правовой нормы. Указанные оценочные понятия — загадка, четкий ответ на которую можно найти только в судебном решении, вырабатывающем определен­ный стандарт этих оценочных понятий. Например, п. «а» ч. 1ст. 256 УК РФ предусматривает уголовную ответственность за незакон­ную добычу рыбы, морского зверя и иных водных животных или промысловых морских растений, если эти действия причинили крупный ущерб. Но что понимать под крупным размером этого ущерба? С-ов и С. были осуждены за то, что в запретное время и недозволенными орудиями лова они выловили 601 кг рыбы. В кассационной жалобе адвокаты осужденных просили не считать причиненный их подзащитными ущерб крупным. Судебная колле­гия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации не нашла оснований для удовлетворения этой просьбы. При этом Судебная коллегия указала, что суд правильно учел не только стоимость выловленной рыбы, но и количество ее, а также наличие около 300 кг молоди, и в связи с этим признавала вывод суда о причинении крупного ущерба государству правильным1. Конечно же, данное решение, несмотря на то что оно было принято в период действия прежнего УК РСФСР, с полным основанием претендует на то, чтобы служить судебным прецедентом при судебном рас­смотрении аналогичных уголовных дел.

Особое место в судебном толковании занимают руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, даваемые им не при рассмотрении конкретных уголовных дел, а на основании обобщения судебной практики и судебной статистики по делам той или иной категории, которые являются обязательны­ми для нижестоящих судов во всех случаях применения ими той нормы уголовного закона, в отношении которой было дано такое разъяснение. В бывшем Союзе ССР такие разъяснения давал Пле­нум Верховного Суда СССР. Суды в своих решениях широко и вполне официально ссылались на его руководящие разъяснения. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в своем постановлении по делу Д. и М. удовлетворила протест заместителя Прокурора РСФСР, сославшись на постанов­ление Пленума Верховного Суда СССР от 11 июля 1972г. «О судебной практике по делам о хищениях государственного или общественного имущества»1. Таким образом, по своей сути (напол­нение «буквы» закона конкретным содержанием) руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР фактически явля­лись источником уголовного права, поскольку на них делались официальные ссылки в судебных решениях нижестоящих судов.

Признание за судебным прецедентом роли источника уголов­ного права не противоречит ни принципу «нет преступления без указания о том в законе», ни конституционному положению о том, что каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана и установлена вступившим в законную силу приговором суда (ст. 49 Конституции РФ). Судебный прецедент является вторичным и производным по отношению к уголовному закону, подчинен ему, конкретизирует «букву» закона, наполняя ее реальным содержанием, и в конечном счете является необходимым условием реализации воли самого же законодателя. И, думается, было бы неплохо, если бы в будущем судьи смогли официально ссылаться в приговоре на решения Вер­ховного Суда Российской Федерации именно как на прецедент толкования применяемой ими уголовно-правовой нормы, разуме­ется, после ссылки на саму правовую норму. Более того, без этого перспектива становления судебной власти остается весьма при­зрачной.

Доктринальным (научным.) является толкование, да­ваемое в учебниках, научных статьях, монографиях по уголовному праву. Оно не имеет официальной обязательной силы, но, будучи основанным на анализе и обобщении материалов судебной прак­тики, несомненно, имеет большое значение для правильного пони­мания уголовного закона, а следовательно, и для его применения. Можно сказать, что правосознание и профессиональная подготов­ка юристов (особенно на студенческой скамье, в рамках высшего учебного заведения) во многом определяются именно доктринальным толкованием. В связи с этим студенты юридических высших учебных заведений, для которых знание уголовного права является важной частью их будущих профессиональных знаний, должны приучать себя к чтению юридических журналов («Российская юс­тиция», «Законность»), в которых постоянно помещаются статьи, содержащие доктринальное толкование уголовного закона, осно­ванные на обобщении современной судебной практики.

По приемам (способам) толкование бывает:

а) грамматическим;

б) систематическим;

в) историческим.

Грамматический способ толкования заключается в уяс­нении словесного текста закона с помощью правил грамматики и синтаксиса (значение отдельных слов, понятий, терминов, связи между ними и т. д.). Например, в соответствии с ч. 4 ст. 33 УК РФ подстрекателем «признается лицо, склонившее другое лицо к со­вершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или дру­гим способом». Учитывая, что причастие, производное от глагола «склонить» употреблено в прошедшем времени, приходим к выво­ду, что подстрекательством может быть признана лишь завершен­ная, т. е. оконченная деятельность лица. Попытка склонения к со­вершению преступления (например, безуспешная) должна рассматриваться не как соучастие в преступлении в виде подстре­кательства, а как умышленное создание условий для совершения преступления, т. е. приготовление к преступлению (ч. 1 ст. 30 УК РФ).

Систематическое толкование — это уяснение смысла правовой нормы путем установления ее связей с другими нормами. Значение этого способа толкования было показано при рассмотре­нии простого, описательного, ссылочного и бланкетного приемов изложения диспозиций статей Особенной части УК РФ.

Историческое толкование предполагает выяснение причин, обусловивших принятие правовой нормы, цели, обстанов­ки, в которой она создавалась. Очевидно, что правильное примене­ние соответствующей уголовно-правовой нормы невозможно без выяснения этих обстоятельств. При историческом толковании по­лезно обращаться к проектам уголовного закона, материалам их обсуждения.

В научной литературе иногда выделяется логическое толкова­ние. Однако очевидно, что использование законов логики необхо­димо при любом приеме (способе) толкования и в связи с этим нет необходимости такое толкование выделять в самостоятельный вид.

В зависимости от круга деяний, на которые распространяется действие толкуемой уголовно-правовой нормы, различаются виды толкования по объему:

а) буквальное;

б) распространительное;

в) ограничительное.

Буквальным называется толкование закона в точном соот­ветствии с его текстом («буквой»).

Распространительным называется такое толкование, вследствие которого закон применяется к случаям, которые непо­средственно в тексте закона не названы, но подразумеваются.

Ограничительным является такое толкование, в резуль­тате которого уголовный закон применяется не ко всем случаям, определенным буквальным текстом этого закона. Так, в соответст­вии со ст. 30 УК РФ покушением на преступление признаются только умышленные действия (бездействие). Однако умысел под­разделяется на прямой и косвенный (ст. 25). В ст. 30 вид умысла не конкретизируется. Уголовно-правовая наука и судебная практика связывают покушение только с деяниями, совершенными с пря­мым умыслом, применяя тем самым ограничительное толкование.