logo
Уголовное право РФ (книга Наумова А

4.2. Коррупция в России

Обозначенная проблема у всех на виду и на слуху – средства массовой информации едва ли не ежедневно «обрушивают» на всех нас самые интригующие сведения о коррупции. И вместе с тем, в этом явлении есть какая то загадка. С одной стороны, о ней, особенно о коррупции правящей элиты, все мы действительно хорошо наслышаны. С другой стороны, отсутствие реальных судебных процессов над объявленными коррупционерами позволяет считать это явление чуть ли не мифом. То есть в этом отношении наблюдается, какое то «единство противоположностей». Коррупция есть (по источникам СМИ) и коррупции нет (по результатам деятельности правоохранительных органов). Более того, например, заместитель Генерального прокурора РФ в официальном интервью заявляет, что «коррупция сегодня в России – всего лишь инструмент политической демагогии. С его помощью втаптывают в грязь политических противников, делают себе имя» (Известия, 31 июля 1999 г.).

Однако, кроме детективно-захватывающей информации газет, журналов, радио и телевидения и столь же скептического отношения к проблеме высокопоставленных представителей правоохранительных органов, существует и ее научный анализ, по-просту не замечаемый отечественными СМИ.

Начнем с истории борьбы с коррупцией. Исходя из этимологического содержания термина «коррупции» (означающего в переводе с латинского «подкуп») в Кодексе поведения должностных лиц, принятом Генеральной Ассамблеей ООН в 1978 г., понятие коррупции охватывает совершение или несовершение какого-либо действия или бездействия при исполнении служебных обязанностей в результате требуемых или принятых подарков, обещаний или стимулов1. То есть данный рекомендательный международно-правовой акт понимает под коррупцией подкуп, продажность должностных лиц, а равно их служебное поведение, осуществляемое в связи с обещанным или полученным вознаграждением. Это понятие коррупции в настоящее время стало общепринятым.

Своими корнями данное социальное явление уходит в глубокое прошлое. Об этом свидетельствуют отдельные факты, приведенные еще в Библии, которые по современным понятиям вполне могут оцениваться как проявление коррупции. Приведем лишь две цитаты: «Князья твои – законоотступники и сообщники воров, все они любят подарки и гонятся за мздою»; «Горе тем, которые за подарки оправдывают виновного, а правых лишают законного».

Коррупционные деяния возникли в истории с возникновением элементов государственности, с появлением различного рода управляющих (вождей, князей) и судей как средство воздействия на их объективность и добросовестность при решении спорных вопросов.

В России появление коррупции как социального явления также связано со становлением государственности (IX-X вв.). С.М.Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» приводит факты упорной борьбы с таким коррупционным преступлением как взяточничество, например еще Иваном Грозным и Петром I. Последний пытался бороться с этим злом путем установления жесточайших наказаний (наказание кнутом, каторга, смертная казнь). Однако, как указывал В.О.Ключевский, при Петре I казнокрадство и взяточничество достигли размеров, не бывалых прежде. Тем не менее, в николаевской России размеры казнокрадства и взяточничества еще более выросли (Пушкин, Гоголь, С-Щедрин). Так, например, Пушкина эта проблема занимала, в первую очередь, как казнокрадство приближенных к высшей власти, так сказать царского окружения. Глубокий анализ этого аспекта российской государственности был сделан поэтом в его записках “О русской истории XVIII века» применительно к правлению Екатерины II. «Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России. Возведенная на престол заговором нескольких матежников, она обогатила их за счет народа…со временем история оценит влияние ее царствования на нравы…, казну, расхищенную любовниками…Екатерина знала плутни и грабежи своих любовников, но молчала. Ободренные такою слабостью, они не знали меры своему корыстолюбию, и самые отдаленные родственники временщика с жадностью пользовались кратким его царствованием. Отселе произошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе народа. От канцлера до последнего протоколиста все крало и все было продажно»1.

Советская власть также пыталась борьться с этим злом. В не столь давние времена (хрущевской «оттепели») за получение взятки при отягчающих обстоятельствах вводилась даже смертная казнь. Следует отметить, что в ту эпоху коррупцию удалось ограничить, ввести в приемлемое «русло». Однако связывать это стоит не столько с суровыми мерами уголовного наказания, сколько с существованием тогда весьма широкого социального контроля над личностью вообще и, в том числе, над служащими различного ранга (включая прессу, народный контроль, угрозу исключением из партии и т.д.).

Коррупцию нельзя считать лишь российским явлением. Эта проблема достаточно остро стоит перед всеми странами, в том числе и теми, которые принято называть развитыми, демократическими, экономически и социально благополучными. Приведем лишь некоторые факты, ставшие известными из СМИ. Так, бывший премьер-министр Италии Сельвио Берлускони в 1996 г., сразу же после отстранения его от власти (в результате проигрыша его партией парламентских выборов) был осужден к тюремному заключения за подкуп блюстителей закона. В некоторых странах обвинение в коррупции предъявляется не только непосредственно высшим должностным лицам, но и их близким. Например, такое официальное обвинение выдвигалось следственными органами Израиля в отношении бывшего премьер-министра Натаньяху и его жены (последняя обвинялась в присвоении подарков, полученных ею как женой премьер-министра). Комиссия, созданная турецким парламентом, выясняла вопрос о причастности к коррупции и финансовым махинациям бывшего премьер-министра Турции Т.Чиллер. В США одна из сотрудниц консульства США (в одном из мексиканских городов) была осуждена к 15 годам тюрьмы за в взятки, которые она брала за выдачу американских въездных документов.

Состояние коррупции в современной России. В российском уголовном праве коррупция понимается несколько уже, чем она определена в указанном выше акте ООН. Из всех разновидностей коррупционного поведения с учетом уголовного закона к коррупционным преступлениям относятся лишь самые опасные виды такого поведения, рассматриваемые как самостоятельные преступления. По УК РФ это – получение и дача взятки, злоупотребление должностными полномочиями, служебный подлог и некоторые другие. Все, что не вписывается в этом отношении в Уголовный кодекс, относится также к коррупции, но не уголовно-наказуемой. Конечно же из всех видов коррупционного поведения самыми опасными являются его уголовно-наказуемые виды.

Состояние коррупции в современной России оценивается специалистами, как крайне тревожное. Коррупция, как ржавчина, поразила государственные структуры, кредитно-финансовую систему, бизнес. Она стала опасным тормозом демократических преобразований, сводит на нет результативность любых государственных программ, ставит под угрозу национальные интересы страны, ее безопасность, создает реальную угрозу конституционным правам и свободам граждан. Коррупция стала надежным прикрытием организованной преступности. Коррупция стала явлением масштаба национального бедствия2. По данным Центра антикоррупционных исследований, фонда ИНДЕМ и института «Открытое общество» только в 2002 г. в карманах «лиц, принимающих решения», осело не менее 520 миллиардов рублей или практически четверть бюджета страны (Российская газета, 5 декабря 2002 г.).

Самую большую опасность для государства и общества представляет коррупция в верхних эшелонах власти, коррупция высших государственных чиновников или, как принято говорить, коррупция правящей элиты. Стараниями российской прессы (именно периодической печати, а не вообще средств массовой информации, в частности не телевидения и радио) были вытащены на «свет божий» многочисленные фактические данные о серьезнейших злоупотреблениях многих должностных лиц первого «эшелона» власти на «ниве» приватизации крупнейших объектов государственной собственности, проведения на этот счет аукционов, наделения соответствующих лиц и организаций экспортными, таможенными и другими подобными рода льготами. В числе адресатов этих публикаций и депутаты Государственной Думы, и министры, и руководители других ведомств, и руководители Центрального Банка России, и первые лица из Администрации Президента Российской Федерации и верхушка губернских и мэрских структур1. Однако адекватных этим публикациям громких уголовных дел не последовало. И дело здесь заключалось вовсе не в клевете периодической печати на названных лиц, не в отсутствии криминала, а в отсутствии при этом необходимой для этого политической воли первых лиц государства и в отсутствии независимых от этой воли прокуроров и следователей, что в целом опять-таки объясняется тем, что указанные преступления есть коррупционные преступления политической элиты. Не случайно, например, «верхи» законодательной власти (значительная часть депутатского корпуса Государственной Думы) всерьез озабочены получением едва ли не абсолютного иммунитета от ответственности за всевозможные прегрешения (для некоторых, в том числе, и криминального порядка), допущенные ими до или за время пребывания у власти (что безо всякого стеснения открыто обсуждается, обычно под предлогом достижения политического согласия и политической стабильности). Существует ли юридическое объяснение этому необычному феномену? Да, существует, именно правовое, к сожалению, умалчиваемое СМИ. В преступной среде есть известное всем (хотя бы по детективной литературе) выражение «вор в законе». Имеется в виду определенный статус преступника, находящегося на верхних ступенях преступной иерархии; статус, определяемый четкими нормами и правилами преступного сообщества. Так вот коррупция в российских верхних эшелонах власти – это то же коррупция в законе, но только более отвратительная. Отвратительная потому, что она едва ли не абсолютно официально и легально существует в рамках закона не уголовного

мира, а разработанного и принятого самой же правящей элитой. Это – Федеральный закон Российской Федерации «Об основах государственной службы» 1995 г. Он ввел для госслужащих значительное число серьезных ограничений, призванных предупредить коррупцию в их рядах. Так, государственные служащие не вправе, например, использовать в неслужебных целях средства материально-технического, финансового и информационного обеспечения, другое государственное имущество и служебную информацию; выезжать в служебные командировки за границу за счет физических или юридических лиц; использовать свое служебное положение в интересах политических партий, общественных объединений для пропаганды отношения к ним. За нарушения этих запретов закон предусмотрел серьезные дисциплинарные наказания – вплоть до увольнения соответствующего чиновника. Но ведь из тех же СМИ известно постоянное нарушение указанных запретов высшими должностными лицами государства, но никто из них к ответственности привлечен не был. И это, то есть безнаказанность высших чиновников, прошу обратить внимание, заложена в самом Законе. Последний составлен так «лукаво», что к указанным лицам он не имеет никакого отношения. Дело в том, что они выделяются в так называемую категорию «А» (в первую очередь, Президент РФ, глава правительства, председатели палат Федерального Собрания, министры, депутаты). И Закон («черным по белому») установил, что эти лица не относятся к государственным служащим и, следовательно, на них указанные ограничения не распространяются. Напротив, вместо ограничений они получают громадные привилегии коррупционного характера (отмечу, опять-таки законные привилегии). Они, в отличие от госслужащих, не обязаны были представлять в органы налоговой службы сведения о полученных ими доходах и имуществе, принадлежащим им на праве собственности, являющихся объектом налогообложения. Так что высокопоставленные коррупционеры – это законные (без кавычек) коррупционеры.

В 1997 г. положение с законными коррупционными льготами для высших чиновников стало изменяться. В Указе Президента РФ (в отличие от указанного закона) впервые была сформулирована обязанность ежегодного представления этими лицами сведений о своих доходах и принадлежащем им имуществе. Почему же элита, контролирующая законодательный процесс, на это решилась? И почему именно в это время? Да по очень простой причине. Политическая элита пришла к власти, будучи «бедной» и в серьезном плане «неимущей». С 1992 по 1996 гг. происходило накопление ею капитала. Раздел же «пирога» общенародной собственности к этому времени в основном закончился (в пользу многих лиц, относящихся к категории «А»). Члены правительства, депутаты и другие высшие должностные лица перестали стесняться говорить, что они «люди не бедные»1. Более того, в политической борьбе богатство претендентов на высокие государственные должности стало выдаваться за положительное, в отличие от бедности, качество, в том числе и как одно из средств предупреждения той же коррупции («я богат, следовательно, я не подкупен»). Поэтому приобретенную за эти годы собственность необходимо было не только не скрывать, но, напротив, как то легализовать. Однако и здесь не обошлось без лукавства в пользу той же элиты. В соответствии с Указом высшие должностные лица должны подавать свои налоговые декларации не в отделения налоговой инспекции по месту жительства (как все граждане), а непосредственно в центральный аппарат этой службы, который, кстати говоря, и обязан осуществлять проверку представленных данных. Согласитесь, что любому министру (не говоря о лицах, рангом его повыше) уж слишком просто решить свой налоговый вопрос со своим коллегой – министром-налоговиком. Более того, согласно этому Указу запрещается публиковать в СМИ данные о доходах супруга и детей указанных лиц. Так что вспоминать по этому поводу один из афоризмов великого комбинатора – «лед тронулся, господа присяжные заседатели» и в этом случае

преждевременно.

Ну а как обстоят дела с остальной коррупцией – обычных чиновников, отнесенных Законом к государственным служащим? В отличие от коррупции в верхних эшелонах власти такая коррупция фиксируется в официальной статистике. Обратимся к статистике «самого-самого» коррупционного преступления – взяточничества (получения и дачи взятки).

Динамика числа зарегистрированных фактов взяточничества (получения и дачи взятки) в России в 1991-2001 гг.:

1991 1992 1993 1994 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001

2534 3337 4511 4921 4889 5453 5642 5807 6871 7047 7909

Это данные о зарегистрированных МВД случаях взяточничества. Однако до суда доходит чуть больше половины.

Динамика всех зарегистрированных преступлений коррупционного характера (включая не только взяточничество, но и корыстное злоупотребление должностными полномочиями, корыстный служебный подлог и некоторые другие преступления) в России в 1997 – 2000 гг. примерно выглядит так же (а соотношение зарегистрированных уголовных дел и направленных в суд при этом сохраняется).

Чем же объясняется такое резкое несоответствие данных о числе выявленных коррупционных преступлений и направленных в суд? На поверхности лежат две причины. Во-первых, трудности доказывания, с которыми встречаются следственные органы при расследовании таких коррупционных преступлений, как, например, получение взятки и дача взятки что, конечно же, свидетельствует о недостаточном профессионализме работников правоохранительных органов. И, во-вторых, наличие коррупции в деятельности самих правоохранительных органов. Обе причины являются результатом крайне неудачно проводимых экономических реформ. Уже их начало (1992 г.) привело к тому, что сотрудники правоохранительных органов (как и большинство населения России) оказалось едва ли не за «чертой бедности». Одновременно нарождающийся бизнес (чаще всего полукриминального или даже криминального характера) сделал востребованными этих сотрудников для функционирования своих структур (банковских, охранных, торгово-производственных). Начался массовый отток профессионалов из органов МВД и ФСБ в эти коммерческие структуры. Эти специалисты ценились не только за свой профессиональный опыт, но и за сохранение ими своих связей с должностными лицами покинутых ими правоохранительных органов, которые конечно же находили «общий язык» со своими бывшими коллегами (и речь в необходимых случаях шла лишь о размере оплаты за такую связь и возможную помощь). Таким образом оставшиеся в правоохранительных органах или поступившие туда на службу параллельно с повседневной деятельностью по борьбе с общеуголовной преступностью стали обслуживать соответствующие коммерческие структуры (лица старшего офицерского звена – банки, предпринимателей высшего «пошиба», младшего офицерского звена, сержанты и рядовые – «ларечников» и других представителей мелкого бизнеса). Принципиально изменить эту ситуацию пока не представляется возможным. Дело в том, что коррупционеры в то же время являются и профессионалами, и увольнение их из органов будет означать то, что последние лишатся своих профессионалов. Правда, одним из шагов на этом пути является возвращение к идее создания независимого следственного аппарата и выведение его из ведомственного подчинения МВД и ФСБ.

В этих условиях, как никогда, необходимо решение вопроса об институте независимого прокурора, назначаемого или избираемого в процессе особой процедуры (такой институт эффективно действует, например в США). Особенно эта фигура нужна для борьбы с коррупцией не только в системе правоохранительных органов, но и коррупции правящей политической элиты (как известно, именно прокуратура, по крайней мере ее центральный аппарат, едва ли не полностью зависим от исполнительной власти – президента, его администрации, губернаторов). В суды дела о коррупционных преступлениях (особенно правящей политической элиты) практически не поступают именно по причине того, что такие дела некому и возбуждать. При этом следует отметить, что особый уголовно-процессуальный статус депутатов и судей препятствует эффективному выявлению и привлечению к уголовной ответственности коррумпированных должностных лиц из их числа.

Механизм подкупа должностных лиц. В обществе распространен тезис о том, что все зло коррупции заключается во взяткополучателе, в госслужащем, в чиновнике: «все чиновника – воры и взяточники, а взяткодатель – их жертва, вынужденная давать взятку» (исконно русская пословица – «не подмажешь – не поедешь»). Да, указанная ситуация встречается достаточно часто. Особенно в сфере мелкого и среднего бизнеса. Некоторые исследователи приводят данные о том, что предприниматели утверждают, что они вынуждены давать взятку по каждому поводу, требующему какого-то согласования с исполнительной властью (чаще всего согласования в органах местного самоуправления). В этом отношении можно сказать, что коррупция воспроизводится чуть ли не ежеминутно, так как чиновник, используя свое «законное» право (а точнее, пробелы в нем) всегда что то распределяет или перераспределяет, всегда по своему усмотрению решает вопрос о разрешении или неразрешении каких-либо действий. И чем шире «законные» пределы усмотрения чиновника, тем больше возможностей получения им взяток.

И тем не менее приведенная выше формула о едва ли не детерминирующей роли взяткополучателя достаточно примитивна и далеко не всегда способна объяснить суть дела. Во-первых, потому что и чиновник (взяткополучатель) и дающий взятку (тот же предприниматель) находятся в одной связке. И в основе подкупа лежит преимущественно двусторонний сговор (так считают до 75% опрошенных граждан, анонимно признавшихся, что давали взятку)1. Однако и эта правда является неполной. Взяткодатель тоже не в «белых одеждах» и роль его в генезисе взяточничества также подчас очень высока. Специалистами изобретен даже специфический термин - «инициативный подкуп» (инициативный именно со стороны взяткодателя). Он не только существует, но довольно распространен (по данным криминологических исследований – до 34% от всех случаев взяточничества)2. При этом нередки случаи, когда инициативному подкупу предшествует предварительная «разведка», заключающаяся во вторжении в семейную, личную, служебную тайну будущего взяткополучателя. Овладев ею, взяткодатель использует шантаж, заставляя «контрагента» выбирать: предлагаемые «блага» или позор дискредитации. Довольно часто подкупающая и подкупаемая стороны договариваются заранее вовсе не о конкретных действиях подкупаемого. Сделка состоит в том, что соответствующий чиновник подкупается как бы «на корню», получая регулярное вознаграждение, и даже не зная какое точно «задание» ему придется выполнять и когда именно. Чиновник продается «с потрохами», он продает свои полномочия, связи и т.д. Криминологические исследования показывают, что со временем продавец исполняет все, что с него требуют. Правда, со временем может снижаться и его гонорар. Зачем ему выплачивать большой, если тот и так уже в руках, и его можно шантажировать. В криминальной среде возникло даже выражение – «посадить на взятку» по аналогии с известным выражением наркодельцов «посадить на иглу»1.

Наконец, в качестве подкупающей стороны нередко выступает организованная преступность и контролируемые ею легальные структуры. По данным специалистов организаторы преступной деятельности тратят на подкуп нужных им чиновников примерно третью часть своих преступных доходов (от наркобизнеса, от сексбизнеса, от торговли оружием). Разоблачить такую коррупцию особенно трудно, так как при этом обеспечивается высокая конспиративность, в том числе и путем хитроумных способов легализации преступных доходов, устрашения или устранения неугодных свидетелей, использования криминальных связей в правоохранительных органах и т.д.

Таким образом, «масштабный» взяткодатель нередко и сам инициирует получение взятки чиновником. Особенно это характерно для Большого бизнеса. Ясно, что, например, олигархи чаще всего выступают в роли взяткодателей. Им вовсе не нужно получение взяток, а вот за огромные суммы «подвигнуть» чиновника, например, на устранение конкурентов от участия, например, в приватизационном конкурсе (на этот счет СМИ приводили немало случаев), им крайне необходимо.

Взаимодействие взяткополучателя и взяткодателя усиливается и за счет расширения предмета вознаграждения чиновника (предмета взятки). Жизнь меняется, соответственно меняются и представления о желанном вознаграждении. Пакет с «баксами» – это уже банально, да к тому же и небезопасно – спецслужбы могут их пометить). И сейчас существуют многочисленные варианты таких «пакетов» (что затрудняет доказывание коррупционного преступления). Перечислять все варианты бессмысленно. Взяточники на этот счет сверхизобретательны: получение гонорара за еще ненаписанную книгу в размерах, которые и не снились самым высокооплачиваемым в мире писателям (знаменитое «книжное» дело российских приватизаторов); оплата дорогих зарубежных поездок; льготное кредитование (например, выдача ссуд коммерческими банками генералитету армии для строительства элитного загородного жилья); предоставление высокооплачиваемой должности в частных структурах после увольнения из госаппарата (в 1995-1996 гг. в России сменилось более 15 министров экономики, финансов и заместителей премьер-министра по экономическим вопросам, большинство из которых буквально на следующий день после увольнения в госслужбы заняли руководящие и сверхоплачиваемые посты в коммерческих банках, компаниях и концернах – за какие заслуги?) и т.д. и т.п.

Причины коррупции. Можно выделить следующие уровни причин коррупционной преступности: экономические, политические, психологические и организационно-правовые. Разумеется, что эти причины как таковые «проглядывались» уже в рассмотренном выше механизме коррупционных преступлений.

Экономические факторы достаточно разнообразны. Тем не менее на первый план следует поставить экономические просчеты в формировании рыночных отношений и, в особенности, избранных в ходе реформ способов и методов приватизации. Сошлемся лишь на один показатель – соотношение оценочной, реальной и продажной цены приватизированных предприятий. Так, в середине 90-х гг. было приватизировано примерно 500 крупнейших предприятий страны, основные фонды которых оценивались в 200 млрд.долларов. Госкомимущество продало эти предприятия за 7,2 млрд.долларов (Вопросы экономики,1996,№3,с.79). Можно с весьма большой долей достоверности утверждать, что такое занижение реальной стоимости объектов разгосударствления предполагало гигантский корыстный частный интерес работников сферы управления, а также их сращивание с деятелями теневой экономики и другими элементами криминального мира.

Еще более многообразны политические факторы. К числу важнейших все же следует отнести: а) непомерно высокую численность управленческого аппарата. За годы реформ управленческий аппарат вырос в 1,5 раза и составляет 15 млн.человек (удельный вес управленцев в общем числе занятого в сфере управления персонала в Великобритании – 2%, в России – 25%). И вся эта «армия» существует для того, чтобы согласовывать, визировать, разрешать, лицензировать, квотировать и т.д. и т.п.; б) отсутствие эффективного парламентского контроля за состоянием коррумпированности высших должностных лиц государства; в) расширяющееся проникновение в государственные органы представителей преступного мира, в том числе и организованных преступных групп и преступных сообществ («93 из 450 новоиспеченных депутатов до своего избрания находились в оперативной разработке отечественных спецслужб»)1.

Психологические причины: а) многовековые традиции мздоимства на государственной службе; б) относительно низкий уровень правовых знаний населения, ставящий его в условия повышенной зависимости от госслужащих; в) психологическая готовность значительной части населения к подкупу госслужащих для реализации как законных, так и незаконных интересов; г) феномен обоюдной вины подкупаемого и подкупающего (о котором уже говорилось).

К психолого-политическим факторам можно отнести и «демократические» нравы политической элиты постсоветского общества. Сопоставим их, например, с пушкинскими оценками придворных нравов николаевской эпохи. В дневниках 1833-1835 гг. отражена озабоченность поэта бедственным состоянием простого народа, усугубленного обрушившимися на Россию неурожаями и холерой. На фоне этого интересна запись от 27 ноября 1933 г. «Осуждают (в обществе – А.Н.) очень дамские мундиры - бархатные, шитые золотом, особенно в настоящее время, бедное и бедственное»2. Об этом же говорится в записях от 29 ноября и 4 декабря3. Чуть позже, 14 декабря поэт записывает: «Кочубей и Нессельроде получили по 200 000 на прокормление своих голодных крестьян. Эти четыреста тысяч останутся в их карманах… В обществе ропщут, - а у Нессельроде и Кочубей будут балы (что также есть способ льстить двору)4. В записи от 17 марта 1934 г.: «Много говорят о бале, который должно дать дворянство по случаю совершеннолетия государя наследника. Князь Долгорукий (обер-шталмейстер и петербургский предводитель) и граф Шувалов распоряжаются этим…Праздников будет на полмиллиона. Что скажет народ, умирающий с голода?»5

Вернемся в наше время. Придворных балов (в их исконном значении) сейчас нет. Но их вполне заменяют кремлевские официальные приемы, а проще «тусовки» по самым различным поводам с шампанским и прочими изысками в отношении вин и закусок.

Тусовки, на которых присутствует политическая элита и представители нашей славной интеллигенции (кто-то из эстрадных «звезд», кто-то из литераторов, кто-то из мира театрального и кино-искусства и т.д. и т.п.), для которых близость к власти, к Первому лицу (любому, Ельцин это или Путин или кто другой, значения не имеет) вопрос не только престижа, а буквально жизни и смерти. Одна из последних таких кремлевских тусовок – прием в Кремле по случаю праздника Дня независимости (12 июня 2001 г.) – Дня принятия Декларации о государственном суверенитете Российской Федерации. Телевидение в своих информационных программах наглядно показывает красивую жизнь («красиво жить не запретишь») благополучных людей. Пушкин беспокоился о том, как воспримет бедный народ известия о роскошных балах. Нынешней же элите наплевать на то, как такие телекадры воспримут, например, медицинские работники Приморья, объявившие голодовку в связи с тем, что пять месяцев они не получают зарплату и им нечем кормить своих голодных детей. И как им и большинству российских граждан объяснить, в чем здесь повод для торжества, в чем заключается праздник и от чего (или от кого) Россия 12 июня 1991 г. обрела независимость?

Причины организационно-правового характера: а) слабая практика применения правовых норм, предназначенных для борьбы с коррупцией; б) наличие пробелов в антикоррупционном законодательстве.